Фантастика 2025-61 - Дмитрий Александрович Емец

закивал, соглашаясь, что, и правда, нельзя, а потом перестал кивать и нахмурился. Союзничество проклятой куклы совершенно сбивало его с толку, поскольку она произносила именно те слова, которые сказал бы он сам. Тем временем лукавый Триш объяснил кукле, что прекрасному человеку он верит и умереть за него готов, но псиос все равно требует вперед, потому что ему нечего оставить детям.

– У тебя нет детей! – напомнила кукла.

– Правильно. А почему? Потому что мне нечего им оставить! – заявил Триш.

Белдо еще по дороге на встречу догадывался, что сегодня с него сдерут по полной.

– Ну хорошо! Вперед так вперед! Но учтите: задание будет непростым! – уступил Дионисий Тигранович.

– Да нет проблем, шеф! Хоть родного папу! Его родного папу! – закричал Триш, показывая на Мантухайчика.

Дионисий Тигранович неохотно оторвал от колена правую руку, на которой был золотой перстень с крупным, темным, непрозрачным камнем. Причем повернут тот был не наружу, а в сторону ладони. С явным усилием Белдо прокрутил камень на пальце и почередно коснулся им лбов Мантухайчика, Паука и Триша. Прикосновений было всего три, и трижды внутри камня вспыхивали и погасали прямые синие трещинки, чем-то похожие на ходы внутри болота.

Лишь Гай, получавший псиос сразу из болота, был способен хранить его непосредственно в себе. Остальные главы фортов нуждались в предметах, накапливающих его. За сохранность перстня Белдо не опасался. Даже самый последний инкубатор его форта знал, что, если попытается похитить перстень, будет уничтожен самим же перстнем.

«Племянники» отнеслись к получению псиоса различно. Триш побледнел и вытянулся, закатив глаза. Кукла свалилась с его руки и больше ничего не говорила. Паук раздул ноздри и резко наклонился вперед, коснувшись стола грудью. Глаза стали бараньими и бессмысленными. Короткая веревочка обвила ему шею и лезла в ухо.

Лицо же Мантухайчика вообще не изменилось. Казалось, никакое выражение не способно пробиться сквозь покрывавший его жир, мясистый лоб и пухлые щеки. Лишь где-то внутри лица дрожало угадываемое наслаждение.

Не успел Белдо про себя осудить его за нетерпение, как Мантухайчик провел веснушчатой, точно распаренной ладонью по лицу, и умный старичок понял, что удовольствие он только попробовал, главную же часть отложил на потом.

– Теперь про работу! Кому нужно помочь с переездом на тот свет? – спросил он.

– Никому, хотя и это не исключено. Нужно сопроводить двоих в некое место, а потом вернуть обратно, – пояснил Белдо.

– И кто эти двое?

– Один из них я. Имени другого пока не называю.

– И все? Просто охрана? – деловито спросил Паук. Лежащая на столе веревочка сама собой свилась в петлю. – Место, надо думать, опасное, иначе вы не слишком спешили бы раздавить псиос?

Дионисий Тигранович удрученно развел ручками, подтверждая, что не без этого.

Триш наклонился и поднял куклу.

– Я согласна. А про псиос, да! Мне тоже интересно, почему он так расщедрился! – сказала кукла, а сам Триш, вопреки обыкновению, не стал с ней спорить.

Теперь слово оставалось за Мантухайчиком. Он нежно взял двумя пальцами что-то мелкое, едва различимое.

– Знакомьтесь! Это малютка Веточка! – ласково сказал Мантухайчик. – Лучше не дышите сейчас глубоко, а то она нервничает! Веточка влетает жертве в рот, нос или глаз и потом странствует по телу в поисках сердца. Она плывет по сосудам и не заблудится.

Он неуловимым движением убрал Веточку, и в руке у него возник длинный кинжал, не просто узкий, но и имевший дополнительные ребра жесткости.

– А это Шип! Грубоватый малый! Возможно, ему не хватает в обхождении тонкости, зато пробивает бронежилет почти любого защитного класса. А вот эта нервная девица с извилистым клинком – Цыпа. Она всегда жалит там, где ее не ждут. Это Беня и Мумр – близнецы. Уклониться от них почти невозможно. Особенно любят подрезать пегам сухожилия на крыльях… Только – тшш! – ни звука! Они очень ревнуют друг к другу.

Мантухайчик ловко убрал два коротких, чуть загнутых ножа и неспешно извлек массивный, очень широкий тесак. Легонько махнул, почти тряхнул кистью, и ближайший к Белдо тяжелый табурет распался надвое. Мантухайчик поцеловал клинок.

– Лиона, главная любовь моей жизни! Согласен, девочка великовата, даже грузновата! Летать не особенно любит, но все же – поверьте моему слову! – бывают случаи, когда ее никто не заменит. Год назад один из ребят Тилля наскочил на меня с топором. Он сделал это из засады, уверенный, что вблизи я ни на что не гожусь. Веточка не для таких дел, Цыпа была в рюкзаке, Беня и Мумр под шнуровкой, Шип не успевал покинуть ножен. Лишь Лиона, мое солнышко, вступилась за меня и доказала берсерку, что он был неправ.

Белдо нетерпеливо поднялся, показывая, что разговор закончен.

– Вот и замечательно, дорогой мой! Скоро у вашей девочки опять появится работа!

Глава 16

Очень недомашнее животное

Не допускай ленивого сна на усталые очи,

Прежде чем на три вопроса о деле дневном не ответишь:

Что я сделал? чего я не сделал? и что мне осталось?

Пифагор

Рина никак не выздоравливала. Она кашляла, ее шатало от слабости. Зная, что вылеживать в медпункте та все равно не будет, не тот характер, Кавалерия отправила ее на время к Мамасе.

– ШНыр от тебя никуда не убежит! Поболей ты хоть раз в жизни со вкусом! – сказала она.

И вот теперь Рина сидела у Мамаси и болела – пчхи! – со вкусом.

Гамов звонил каждый день. Приглашал ее болеть к себе в засекреченный евросарайчик у метро «Беляево», где два профессора и один академик будут делать ей по шесть уколов в сутки, из которых лечит только первый, а остальные пять сводят к минимуму вред от него.

– Забавно! Я даже на камеру это потихоньку снял. Профессор набирает шприц, а академик стоит с ваткой, – сказал Гамов.

– Ну у меня-то не воспаление легких, а бронхит! Я и так оклемаюсь.

Рина важно чихнула, закуталась в одеяло (свитер привычно зарылся куда-то, а искать его было лень) и пошла на кухню. Простуженная Мамася сидела за правкой и сморкалась в наволочку.

– У меня все плохо! – сказала она.

– Если у человека все очень плохо, значит, ему пора ложиться спать, – сказала Рина. – Или, может, тебе подлечиться?

– Лечиться-то все любят. Идешь на кладбище: «Ну что, ребята, кто сколько таблеточек съел?» И сразу лес рук! – кисло отозвалась Мамася.

Рина засмеялась. Разговаривать с Мамасей было приятно. Захотелось спросить что-нибудь провоцирующее, чтобы получить такой же ответ.

– Скажи, я красавица или нет? – поинтересовалась она.

– С твоими-то веснушками? Иногда ты говоришь неглупые вещи, но потом