Пельмень Бессмертный - Анатолий Федорович Дроздов

«Мне она не по карману», — хотел сказать Кузьмич, но вовремя спохватился. Маг здесь — ого-го-го какой богатый, а он признается, что нищеброд. Перестанут уважать.

— Не нашел такой, как Грымза, — сообщил хозяйке. — Все попадались криворукие. Вот закончу службу у Деметриуса и сманю Грымзу к себе.

— Даже не мечтай! — насупилась Кальпурния. — Грымзу не отдам. У тебя не хватит денег, чтоб ее перекупить. Сколько я тебе плачу? — спросила повариху.

— Пятнадцать денариев в месяц, — сказала Грымза.

«Порядки тут, как в моем мире, — заключил Кузьмич. — Повар у олигарха получает больше медицинского работника».

— Будет двадцать, — объявила Кальпурния, снисходительно взглянув на Кузьмича. — Сможешь заплатить ей больше?

— Нет, высокородная, — Кузьмич сделал огорченное лицо.

— То-то! — хмыкнула довольная Кальпурния. Дескать, поставила выскочку на место.

Кузьмич с трудом сдержался, чтоб не рассмеяться. Как их легко развести на деньги, этих олигархов! Так им и надо. Сами гребут золото лопатами, а служанкам выделяют серебрушки.

В коридоре после ужина его остановила взволнованная Грымза.

— Спасибо тебе, маг Пельмень, — сказала, поклонившись. — Теперь смогу давать своим племяшкам на пять денариев больше.

— Ты помогаешь родственникам? — спросил Кузьмич.

— Конечно! — Грымза удивилась. — Все тролы это делают, если есть возможность. Мне, одинокой, многого не нужно. Детей не дали боги, а муж погиб в каменоломне. Здесь я сыта, живу в тепле, довольстве. Зачем мне много денег? А вот сестра с племяшками нуждается. Муж у нее недавно умер от болезни, оставив трое деток без заботы. Поэтому я им помогаю. Они такие славные, мои племяшки! Так любят тетю Грымзу, когда я прихожу с гостинцами! Заобнимают, зацелуют…

От избытка чувств она легонько всхлипнула.

— Не беспокойся, маг Пельмень, — добавила, смахнув слезу. — Эмилии понравится угощение. Сегодня, завтра, каждый день в последующем…

В тот вечер Грымза принесла к ним в комнату вино и хачапури. Как выяснилось, Эмилия попросила.

— Мы слышали про пироги от мага с дальних островов, — сказала женщина, увидев угощение. — Но нам их не подали: сказали, что хозяева должны попробовать их первыми. А мне так захотелось!

— Так ешь, — сказал Кузьмич. — Пока горячие.

— А ты?

— Не хочется, я ел за ужином.

— Мне будет много, — задумалась Эмилия.

— Угостишь подругу. Отнесешь ей завтра утром. Хотя их нужно есть горячими. Холодные невкусные.

— Я скоро!

Эмилия схватила блюдо, переложила на него два хачапури и убежала. Вернулась через несколько минут.

— Клодия благодарит тебя, Пельмень, — сказала Кузьмичу. — И радуется, что ей тоже перепало с хозяйского стола. Нас вкусненьким нечасто балуют и кормят наравне с служанками. Хлеб, каша, сыр, похлебка. Мясо и рыбу дают не каждый день.

Кузьмич лишь мысленно вздохнул: здесь тоже дифференция от цвета штанов, вернее, положения в обществе. В Минске в магазинах он видел пенсионерок, стоявших в очереди за костями с мясом. Сначала думал: для собак, но оказалось, что не только — по большей части для себя. Дороговаты филе и вырезка для пенсионерок. С костей же сварят борщ и сыты будут. А сбереженную копеечку потратят на подарки внукам…

На этот раз Кузьмич не сплоховал и довел подругу до оргазма с первой же попытки. Вторая оказалась еще лучше. А промежутках они с Эмилией разговаривали, вернее, было так: Кузьмич ей задавал вопросы, подруга отвечала, рассказывая выходцу из Дальних островов о том, как у них устроено в республике. Ценный источник информации! Как с удивлением узнал Кузьмич, Фиона вопреки его первоначальным впечатлениям, являлась правовым и социальным государством. Но лишь для граждан, в число которых не входили тролы и представители других племен с периферии материка. Закон их тоже защищал, но те же тролы не могли быть избранными на государственные должности и голосовать на выборах. Но это ладно, как говорится, не очень-то хотелось, а главное: неграждане не получали социальных благ от государства. А те были значительными. Во-первых, гражданин не голодал. Если не хватало денег, чтобы содержать семью, он обращался в муниципалитет по месту жительства, а там решали, какую помощь выделить. Бесплатные продукты, одежду, бесплатное жилье в инсулах для таких же неимущих… Жизнь скромная, на грани нищеты, но зато не нужно мучиться над мыслью как прокормить семью. В государственных схолах дети граждан получали бесплатное образование, бесплатной была медицина в государственных больницах. Параллельно существовало и платное образование с медициной, естественно, намного качественнее государственных. Это служило стимулом не жить на шее у республики, а получать образование, работать или служить.

Руководил Фионой правящий Сенат, в котором заседали аристократы с магическим даром — потомки римлян, перенесенных сюда две тысячи с лишним лет назад. А объяснялось это просто: они создали это государство, поэтому и правят. Но далеко не каждый из таких потомков мог стать сенатором, будь он даже самым сильным магом. Претендент обязан для начала поработать на выборной должности, победив соперников в предвыборной борьбе. Отбыв свой срок на должности (обычно — год), он обращался к цензору Сената, а тот рассматривал кандидатуру. Имеешь состояние размером в миллион сестерциев? Годишься. Женат — аналогично. (Холостяков в Сенат не брали.) Ты безупречен и в моральном плане, то есть не пьяница и не распутник? Добро пожаловать в наши ряды.

Сенаторы имели привилегии, к примеру, их мог осудить только Сенат — и более никто. Сенатор мог затребовать объяснений от любого государственного органа, и тот обязан был представить. Имущество сенаторов и их доходы налогами не облагались. Последнее было мощнейшим стимулом пробиться в курию — так назывался зал для заседаний сенаторов.

Место в Сенате можно было потерять, причем, довольно просто. Ты обеднел и не имеешь более имущественного ценза? Не обижайся, но из списка вычеркнем. Стал много пить и нарушаешь безобразия? Таким среди сенаторов не место. Раз в год цензор выносил на рассмотрение Сената два списка: тех, кто утратил право здесь числиться, и новых претендентов. Их всех выслушивали после чего голосовали. Не каждый, обвиненный цензором, изгонялся, не каждый, предложенный им же на место в курии, получал его. Эта процедура позволяла бороться с злоупотреблениями — ведь цензор тоже человек, и может за денежку кому-то поспособствовать, а кого-то и опустить. Если его вдруг уличали в чем-то подобном, цензор лишался своей должности — очень почетной и уважаемой. Поэтому он старался быть беспристрастным или