Игорь Вереснев - Младшие братья

Он подошёл к костру, сел. Огница опустилась рядом. Теперь один лишь сфинкс оставался на ногах. И лупоглазы. Или как их там? Коолайнели.

— Нам было приятно познакомиться с вами, — заговорил Шур. — Но мы хотели бы продолжить путь…

Он жестом остановил возмущённо тычущего на недокоптившееся мясо Гундарина. Добавил:

— Пожалуйста, верните наше оружие. Оно нам понадобится в других мирах.

— Конечно-конечно! — поспешил поклониться «средний сын». Но смотрел он при этом не на сфинкса, а на растянутую на траве шкуру козы. — Однако имеется ещё одно досадное недоразумение. Вы умертвили лейель.

Шур и Максим быстро переглянулись. На пальцах сфинкса выдвинулись кончики когтей. И Максиму такой поворот в разговоре не понравился.

— Козу? — хмыкнул Гундарин. — Ну да, мы её съели. Кушать очень хотелось. Мы же не знали, что она ваша. На ней никакого ошейника не было.

— Мы приносим извинения… — начал было Шур. Но лупоглаз быстро поклонился и затараторил:

— Не надо извинений! Вы были голодными, мы понимаем. Ах, если бы это был самец! Мы бы только пожелали вам приятного аппетита. Но это была самка, понимаете?

— И что с того? — пожал плечами Максим. — В чём принципиальная разница?

— Она приводила детёнышей, маленьких лейель. Мама Коолайнель любит малышей. О, она так огорчится, когда узнает, что больше не будет маленьких лейель. Весь Коолайнель огорчится!

Максим решительно не представлял, о чём идёт разговор. Смысл тонул в витиеватом словоизвержении толмача. А Шур хмурился всё сильнее и сильнее. Нет, на лице сфинкса никакие эмоции не отражались, но Максим научился угадывать настроение товарища. Хотя и не понимал причину беспокойства.

— Макс, чего он от нас хочет? — дёрнула его за рукав Огница.

И замолчала под пристальным, изучающим взглядом лупоглаза.

— Можем ли мы компенсировать причинённый ущерб? — тихо спросил Шур.

— Э, какой там ущерб! — возмутился Гундарин. — Наверняка у них тут целые стада таких коз пасутся. Съели и съели.

Лупоглаз вновь поклонился. Произнёс задумчиво, словно размышлял над предложением:

— Компенсировать… Я не знаю, что и ответить вам, уважаемый Урмшур. Разве что спросить у мамы Коолайнель… Да, мы так и поступим! Мы с вами пойдём к маме Коолайнель и спросим, как компенсировать.

— А если мы не захотим никуда идти? — быстро спросил Шур.

— Вы же сами предложили компенсировать? — удивился «средний сын». — О, мы опять теряем взаимопонимание!

Он часто-часто закланялся, и точно по команде «младшие сыновья» приподняли трубки. Видно, расстроились, что взаимопонимания не получается.

— Гы, а почему сразу не к папе? — хмыкнул коротышка, не уловивший ни малейшей угрозы в этом движении. И пожал плечами: — А чего ж? Пойдём, поговорим с вашей мамой.

Он проворно вскочил, будто вознамерился немедленно отправиться в путь. И тут же с сомнением почесал лысину:

— Тока вот незадача: у нас мясцо коптится. Нужно, чтоб за ним кто-нить приглядывал.

— Если уважаемый Урмшур, — лупоглаз поклонился с особой почтительностью, — возьмёт на себя эту заботу…

— Нет, — перебил его сфинкс. — Эту заботу возьмёт на себя уважаемый Гундарин-Т’один.

И когти на его пальцах показали свои кончики.

Максим по-прежнему не понимал, чем до такой степени обеспокоен его друг. Лупоглазы даже с их трубками не выглядели кровожадными. Убили они их козу, что ж теперь? Заставят отработать? Или потребуют что-то взамен? Из ценного у путешественников были лишь карта и станнер. О карте лупоглазы не знали и не узнают. А станнер… Да, без него придётся туговато. Но в крайнем случае… Ладно, договорятся как-нибудь. Может, лупоглазы согласятся на отработку?

Вели их достаточно долго. И непонятно куда — едва отошли от озера, как на глаза всем троим нацепили непрозрачные повязки. Проделали это вежливо и аккуратно, с бесконечными извинениями и раскланиваниями, но всё равно Максиму сделалось не по себе. Непонятно, кем себя считать: гостями или всё же пленниками? Хорошо хоть руки связывать не стали.

Потом их поднимали вверх на скрипучей деревянной платформе. Снова вели, теперь по мостикам, лесенкам, таким же деревянным и скрипучим. Максиму мучительно хотелось приподнять повязку, но он не осмелился. А когда глаза наконец развязали, увиденное ему совсем не понравилось.

Они стояли в комнате с дощатыми полом и стенами. Сильнее всего она напоминала тюремную камеру, потому как была перегорожена деревянной решёткой. Максим и Шур оказались по одну строну от неё, Огница — по другую. И вместо потолка в комнате тоже была решётка. Над ней тихо шелестела густая листва.

Долго «мариновать» пленников — в своём статусе Максим больше не сомневался — лупоглазы не собирались. Сверху, из кроны дерева начала опускаться квадратная платформа, подвешенная на толстых канатах-лианах. Зависла метрах в трёх над решёткой, мерно поскрипывая. Посередине неё восседала огромная, безобразно толстая лупоглазиха. Складки жира выпирали из-под длинного зелёного платья, безволосую голову венчала зелёная же шапка, украшенная разноцветными цветочками. Сложенные на брюхе руки теребили чётки из зелёных камешков. Максим сразу догадался — это и есть местная «мама».

По краям от «мамаши» сидели четыре лупоглазихи помельче, но тоже упитанные и в таких же нарядах. Вся эта пятёрка с интересом разглядывала пленников. Разглядывала долго, пристально, не мигая. Ну, мигать-то они при всём желании не могли — лупоглазов оттого так и зовут, что век у них нет. Не закрывают они глаза, даже когда спят.

— Чего вылупились? — первой не выдержала Огница.

Одна из младших лупоглазих брякнула чётками и заговорила. Голосок у неё был тоненький, и в общем-то приятный:

— Уважаемые путники, Коолайнель сожалеет, что прервал ваши странствия. Но мы настоятельно просим возместить потерю несчастной лейель, умерщвлённой вами по недоразумению.

— У нас нет ничего ценного! — поспешил заверить её Максим. — Если мы можем что-нибудь сделать для вас…

Шур схватил его за руку. Но поздно, все четыре дочки уже кланялись, не вставая. Затем одна из них взглянула на «маму», произнесла:

— Да, уважаемые путники. Возместите потерю и продолжайте ваше странствие. Сыновья Коолайнель с удовольствием проводят вас до любой уводящей двери, какую вы укажите.

— Где же мы вам найдём… эту, как её… лейель? — удивился Максим.

— О, нет нужды искать лейель! Мама Коолайнель согласна взять взамен ту очаровательную самочку, которую вы ведёте с собой.

— Ведём с собой?.. — Максим вдруг сообразил, о ком они говорят. Быстро повернулся, посмотрел на княжну. — Да вы что?! Сравниваете человека с какой-то козой? Мы же разумные существа, как и вы!

Третья из дочек миролюбиво поклонилась:

— Да, уважаемый Маакс — разумный человек. Но в голове этой самочки разума нет, вы сами так сказали.

— Кто сказал?

— И уважаемый Гундарин-Т’адин, и уважаемый Маакс. Мы и сами видим, что от неё не идёт понимание.

— У неё просто понимателя нет! — возмутился Максим. — Это ничего не значит. Что, вам всем криссы пониматели вставили?

Лупоглазихи переглянулись. Последняя из дочек ответила:

— Зеленокожие оборотни — это сказка, чтобы пугать младших внуков. Понимание Коолайнель никто не вставляет, оно даётся нам от рождения. Все разумные способны понимать друг друга. Кто не понимает — тот не разумен. Неразумность этой самочки легко проверить.

Она поклонилась Огнице, пропела елейным голоском:

— Уважаемая путница! Подтверди, что ты разумна, и мы тут же отпустим тебя. Ты ведь понимаешь Коолайнель, правда?

— Соглашайся! — рявкнул Максим на девушку, хмуро наблюдающую за происходящим.

— С чем это я должна согласиться?

— С тем, что ты их понимаешь.

— Да ничуть я их не понимаю! Блеют на своём козьем языке, уродины жирные.

Максим задохнулся от возмущения. Чуть не крикнул: «Да замолчи ты, дура!» Сдержался. Но это не помогло.

Лупоглазиха поклонилась в его сторону.

— Уважаемый Маакс убедился, что эта самочка не разумна. Иначе она не назвала бы маму Коолайнель, давшую жизнь сотням дочерей и сыновей, уродливой. Мы согласны принять её взамен лейель. Мы надеемся, что она приведёт много очаровательных детишек. Не беспокойтесь, мы будем заботиться о них, будем их холить и лелеять. Коолайнель благодарит уважаемых путников за взаимопонимание!

«Дочки» дружно поклонились, и платформа, заскрипев, поехала вверх. Максим смотрел ей вслед, раззявив рот. Потом опомнился, вцепился в решётку на потолке, закричал:

— Эй, так не пойдёт! Я Огницу у вас не оставлю…

Шур сжал его плечо неожиданно сильно, заставив охнуть и замолчать.

— Уважаемые Коолайнель! — сфинкс быстро заговорил, обращаясь к перегнувшимся через край платформы «дочкам». — Мой друг не может оставить эту девушку одну. Он долгие годы заботился о ней и очень привязался. Он хочет убедиться, что за ней будут ухаживать должным образом.