Дмитрий Старицкий - Наперегонки со смертью

— Ты еще не готов, несносный мальчишка, — с укоризной выговорила она мне и посмотрела на часы.

— Нет, я тебя ждать не могу. Бананы, яйца в холодильнике — обслужи себя сам. Будешь уходить, входную дверь просто захлопни. Буду я нужна — я в госпитале. Только мне, милый, будет сегодня не до тебя. Салуд. Посуду можешь не мыть.

Воздушный поцелуй на прощание и вот я один в этой роскошной спальне.

Спать больше не хотелось.

Стало скучно.

С нечего делать пошел к холодильнику докторицы — чесать яйца с бананом. Кофе заваривать. И домой убираться из этого богатого дома, не желаю я тут задерживаться, тем более на веки поселяться.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго

Три сухих залпа из задранных в небо «наганов» разорвали сонную тишину вечернего кладбища, когда коренастые кладбищенские служители на толстых веревках медленно опускали оббитый червонным бархатом гроб в выдолбленную в скале аккуратную могилу. Последние воинские почести от нас той, которая нас спасла от участи, которая хуже смерти.

Греческий попик в смешной цилиндрической шапке что-то еще бормотал на языке древних эллинов, раскидывая серебряным кадилом густые клубы ладана на окружающих, когда я, засунув в кобуру «наган», первым взял полной гостью сухую землю пополам с мелкими камешками и бросил ее сверху на бархатную крышку гроба. И звук этот глухой и равнодушный разорвал мое сердце.

Капитан-генерал, подхватил меня за локоть своей единственной рукой и оттащил от Наташкиной могилы в сторону соседнего склепа, где усадил на каменную скамейку, шипя в полголоса.

— Нельзя так вглядываться в бездну, потому что тогда бездна начнет вглядываться в тебя, и она поглотит тебя, Хорхе. Бездна всегда будет сильнее.

Сглотнув комок в горле, ответил этому тертому жизнью мудрому мужчине.

— Я жить не хочу, Паша. Это все из-за меня. Это все, потому что я такой мудак, который уверен в том, что он умнее всех. Господи, почему я так неправильно расшифровал видения?

— Жизнь, Хорхе, всегда продолжается и тем жизнь сильнее смерти. Смотри, сколько у тебя девочек на руках, за которых ты несешь ответственность. Не все замыкается только на твою боль, — Паулино присел рядом и стал набивать свою трубку.

— Ага… — горько хмыкнул я в ответ. — «Отряд не заметил потери бойца». Да чтобы ты понимал, ментяра тупая.

Это все я высказад на русском, чтобы Паулино не понял того, что я сказал, потому что мне очень хотелось его обозвать нехорошими словами за его тривиальные нотации и одновременно не обидеть ненароком этого хорошего человека.

— Утешься тем, что она умерла счастливой, — не он обратил внимания на мою ругань.

— Зато я остался жить несчастным, — прикусил я нижнюю губу чуть ли не до крови. — Была у меня мечта, прожить остаток жизни на Новой Земле с любимой женщиной — и нет ее. Ни мечты, ни женщины. Эта Нова Земля просто какая-то Земля Утрат. Лишний я на ней.

— Ты прав. Это земля — Земля Утрат. Но это не отменяет жизни. Прервать самому свою жизнь — это плевок в лицо Господа. На, мол, забери свой дар никчемный. Просто ты должен жить дальше. Так жить, чтобы быть достойным ее смерти. Как я живу после разгрома того конвоя, в котором потерял жену, детей и руку. Живу и грызу глотки дорожным бандитам. И ты живи. А мы — «казадорес», возьмем на себя труд ухаживать за местом ее упокоения. Ее могила не будет заброшенной. И память о ней не пропадет.

К нам подошла Анфиса.

— Господа, нам пора. Жорик, пригласи своего друга на поминки.

Утром я еще пребывал в хорошем расположении духа. Доктора ублажил — должна постараться с лечением Наташки, не дура же она. И надеялся, что все-все у меня теперь будет хорошо.

По дороге «домой» с аппетитом позавтракал в открытой кафешке около рынка. Креветками в чесночном соусе и красными перцами, запеченными с козьим сыром на угольном гриле. С серым деревенским хлебом. И кофе, конечно, почти ведро употребил, так как даже за эту очень длинную новоземельную ночь я совсем не выспался. Не дали.

Откушав же, позаботился о девочках — приобрел у хозяина заведения залитый воском большой круг понравившегося мне на вкус козьего сыра и фляжку местного коньяка на четверть литра, уже только для себя.

И только потом поймал моторикшу и поехал в место нашей временной дислокации — сон добирать. Однако обломился.

Не успел я на кухню пройти, как Анфиса мне выпалила.

— Жорик, горе-то, какое… — и заплакала навзрыд, повиснув на моем плече.

Но даже в таком состоянии она сначала усадила меня на ближайший стул и только потом проинформировала, что сегодняшней ночью умерла Наташа.

И небо упало на землю больно меня ударив, но ничего вокруг не изменилось. Только скукожилась душа.

Сорвавшись в госпиталь на валлийском «хамви», благо в нем ключей не было — просто флажок зажигания, я меньше всего думал о дорожных правилах. Как только никого не задавил по пути?…

И ворота оказались открыты, как специально для меня.

И улицы пустынны.

И даже электрички навстречу мне не было, как не жаль.

В госпиталь меня естественно не пустили.

Точнее — из него выпихнули.

Втроем — два полицейских и магистр Купер, меня утихомиривали.

Влили в рот песятик медицинского ректификата.

И увели-усадили в ту же пагоду-курилку, которую я еще совсем недавно обживал с капитан-генералом.

Рядом сел Купер, и отослав полицейских, прикурил сразу две сигареты. Одну тут же отдал мне, точнее сам в губы сунул.

Я затянулся, успокаиваясь. Потом буркнул.

— Ты чего такой злой, Лукиан. Охеда не дала?

— Злой я на себя всегда, когда у меня умирает пациент. Тем более такой, что уже на поправку пошел, — ответил Купер, стараясь говорить спокойно. — Все уже нормально было с твоей Наташей. Все анализы в порядке, ну сообразно ее состоянию. И…

— Что и…

— Что «И» окончательно скажет патологоанатом, который из Кадиса утром прилетел. Он сейчас вскрытие делает, — Лусеано вытащил из кармана фляжку и снова наполнил мензурку спиртом. — Будешь еще?

— Нет, — отказался я. — Чую у меня сегодня тяжелый день будет. Когда это случилось?

— Где-то в два-три ночи. Точнее не скажу. Меня в три вызвонили. Мне оставалось только констатировать смерть. В реанимацию ее волохать было поздно. Расслабились медсестры, уснули рядом. Скажи спасибо, что я не дал среди ночи Марию поднять. Утра дождался.

Он глубоко затянулся, выдохнул табачный дым и просто по-русски опрокинул мензурку в свою глотку.

А я подумал, что Наташа умерла как раз в то время, когда я ей изменял с докторицей. Когда доктор Балестерос кричала во весь голос от страсти, подпрыгивая на мне. Наврали всё сны и видения. Не Наташа от меня уходила, а я от нее ушел.

— А Охеда действительно не дала, динамистка, — вдруг неожиданно признался Купер. — Красавчиков она, видите ли, не любит. А я виноват, что родился таким красивым? Вот тебя за что бабы любят? А?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Как-то не думал на эту тему. А почему патологоанатом из Кадиса?

— У нас так принято. Для независимости экспертизы, — ответил магистр. — Чтоб кумовства не было, и врачи не покрывали друг друга.

— Где у вас тут церковь?

— Рядом с кладбищем. А тебе зачем? — удивился Лусеано.

— Отпевание заказать. Крещеный человек преставился. Свечку за упокой поставить, раз за здравие не вышло.

Из корпуса вышли Буля и Альфия. Уже без больничных халатов.

Лусеано забычарив в песке окурок сказал мечтательно, кивнув на девчат.

— А вот эту твою пепельноволосую я бы даже в жены взял.

— Зачем ей муж, когда у нее жена есть, — мстительно высказал я то, что давно подозревал в Альфие.

— И кто у нее жена? — поднял брови Лусеано.

— Рядом идет, — кивнул я на Бульку.

— Тогда мне понятно, куда они отлучались из палаты больной, — констатировал Купер. — Но все равно это не их вина, а медсестры из персонала госпиталя. Той спать на дежурстве не положено.

Когда девушки подошли к беседке, Буля спросила, вместо приветствия.

— Жора, ты в курсе?

— В курсе, — ответил я, не желая произносить слово «смерть» рядом с именем Наташи.

— Что делать будем? — подала голос Альфия.

— Поминки готовить, — ответил я ей. — Траурную церемонию с воинскими почестями.

— Почему с воинскими почестями? — не понял Купер.

— Наташа умерла от раны, полученной в бою, — твердо сказал я, все же совместив ее имя со смертью. — Кстати, красивый катафалк у вас в городе есть?

Купер понял, что вопрос к нему.

— Даже некрасивого нет, — ответил он моментально. — Пока мы гробы с покойниками на кладбище возим на грузовиках. На край — в пикапах.

Он посмотрел на часы и добавил.