Танат 3 - Виктор Айрон

процесс. После этого мне пришёл пакет с инструкциями. С моим кимбаром я мог отдать эти команды мысленно и сделать всё сам. Будет больно…

Ворчун, которые не один оборот занимался перерождением, кое-что относительно моей оболочки и вместилища сознания понял. Хоть он и не знал, что я мысленно связан через световые годы со своим телом, странности в работе моего разума разглядел ещё тогда, когда я проснулся. Проанализировав их и поняв, что мы собираемся сделать, он отговорил нас от одного из вариантов.

Хранитель поехал по потолку к выходу из зала, а я отослал своих спутников. Мне нужно было создать лишь одну копию своего разума. В этом и была проблема. Камень души Ринтара, который я вернул Стрелку, при копировани лежал на контрольной поверхности. Мой же был внутри оболочки вестника. И это было одной из проблем, которую надо было решить. Для начала мы подошли к дэнару чтобы задать вопрос. Честно говоря, никто из местных не знал, а можно ли просто вытащить камень и потом вернуть обратно. В моём случае всё куда сложнее.

Сначала я думал, что это сделают мои спутники или Ворчун расскажет, как это можно сделать. Например, мы возвращаем мою оболочку в олам, извлекаем вместилище разума, перемещаем в камеру дэнара, копируем и потом возвращаем. Только обычно на эотулах записанная матрица, а не виртуальная копия оригинала, что лежит где-то на другой планете. Поэтому, если извлечь камень из моей оболочки, то он сразу погаснет. Биополе тела и подпитывало его работу. Как объяснил Ворчун, когда он извлёк из изломанной оболочки камень, только помещение его в био дрона спасло меня от смерти.

Вот такие новости. Оказывается я мог окончательно умереть ещё тогда, примерно несколько суточных циклов назад. Именно поэтому моё новое пробуждение произошло через такой большой промежуток времени, а не в том, что в разум тела закачивали необходимый пакет знаний. Да и Тэй ведь была мертва меньше привычных мне суток. Оболочка вестника просто пыталась соединиться с моим вместилищем сознания. Как только это в неё получилось, то я сразу проснулся.

Везёт мне, конечно. Если бы я захотел сменить тело и жить обычной жизнью раза, то не факт, что я смог бы проснуться. И если сейчас вытащить мой камень души для копирования, то может так случиться, что или я вернусь в тело через много дней, или не вернусь вовсе. Проснется ли в таком случае тело на Тау-137? Да кто его знает.

Остаётся только вариант, который придумал Ворчун. Сажусь на стол и закрываю глаза. Повинуясь команде, маска димортула сползает с лица. Раскрываются швы на живой броне и она частично сползает вниз, открыв грудь, плечи и часть спины ниже шеи. Щель полости, содержащий вместилище моего разума, показывается наружу. Ниже неё расползается врал, обеспечивающий связь тела и димортула.

— Чëрт, к такому меня жизнь точно на готовила, — успеваю произнести я, а потом отдаю полный контроль над димортулом и телом Диму. Щупальце дэнара с кристаллической иглой считывается проникает в раскрытую полость ниже шеи. Всё тело задеревенело, не могу пошевелиться, но, увы, всё чувствую. К моему несчастью для успеха процедуры я должен быть в сознании. Позади меня летающий скат положил на стол знакомую лепёшку. Отдаю команду на старт процедуры.

Сразу пришла боль. Каждую клеточку тела словно пронзило раскалённой иглой. Воспоминание о том, как я горел в спасательном скафандре — ничто. Хочется кричать, но ни единого звука не сорвалось с моих губ. Даже моргнуть нельзя. И это длится не одну секунду, точнее местный бит, а примерно половину местного цикла. Полтора часа жуткой боли, которая не ослабевает даже на мгновение.

Наконец, целую вечность спустя, всё закончилось. Игла считывателя покинула моё тело, полость камня души закрылась, а димортул снова закрыл тело. До того, как вернуть мне контроль, Дим старается отрубить боль. Но такое не забывается.

Я катался по полу и выл, когда понял, что меня пытаются удержать руки моих спутников, которых впустил Ворчун. Тэй, пока остальные прижимали меня к костяным плитам, вколола мне через часы лимортула несколько ульмов. Что-то, что должно было меня усыпить. Только биохимия димортула разлагала эти препараты, но мне скоро стало легче.

— Этот костяной говнюк рассказал, что ты сделал, приятель, — произнёс тяжело дышащий Стрелок, а потом отпустил меня и сёл на полу рядом. — Танат, говнюк ты этакий, надеюсь, что ты этого стоишь. Иначе я до тебя доберусь раньше Даргула.

— Звучит так, словно ты мне сочувствуешь. Разве в этом мире есть жалость и милосердие? — Принимаю от Хауфи флягу и делаю мощный глоток. Пить хочется сильно. Тэй как-то странно меня посматривает.

— Раз мир такой, то и мы все кончеными мразями должны быть? Мы все разные, Нико. Как бы нас не ломал Танат.

— Только он никого не ломает, — включился в беседу представитель Странников. — Всё здесь происходит лишь по воле создателей этого мира.

— Видимо не зря кто-то отбомбился по этой планетке! — тихо сказала Тэй по-французски, но я её услышал.

— Да, этот парень ни в чем не виноват. Таким это подземелье создали дреги, — говорю я и едва ворочаю языком. Успокоительное меня не вырубило, но ослабило. И ещё слегка зудят мышцы.

— Как сам этот мир, так и его разум носят одно имя. Поэтому многие и не любят тех же Странников с их взглядами на всё вокруг. — Стрелок обвёл рукой помещение. — Чтоб меня муты живьём жрали, ну ты и орал. Еле убедили этого жучару открыть мембрану.

О как. Неслабо меня приложили, если снаружи всё слышно было.

— Лучше скажите мне, у нас получилось?

С лёгким шелестом сверху опустилась пара раскрытых кефлов, удерживаемых знакомыми черными щупальцами. В них тускло поблескивали знакомые шипастые шарики. Пока я был в отключке, дэнара продолжал их копировать. Хорошо, что снимать надо было одну копию. Не уверен, что согласился бы пройти через эту боль ещё раз.

— У тебя получилось, приятель. Разы, — Стрелок повернулся к остальным, — дайте нам пару минициклов переговорить.

Хауфи вывел Тэй из комнаты дэнара, Ворчун уехал следом. Стрелок молча присел на пол рядом.

— Ты грёбанный герой, Нико. Смертник, самоубийца и Танат знает кто ещё. Но знаешь, что самое смешное?

— Нет. Расскажи. Я тоже может посмеюсь.

— Не посмеëшься. Я в той жизни был таким же, Никита.

Услышав впервые за долгое время своё настоящее имя, я