Владыка Пустоты 2 (СИ) - Михаил Беляев

доедем лишь до Москвы, а дальше вы поедете без меня. Но сперва мы заскочим ещё в одно место.

Что это за место, я понял, когда бронированный «орион» повернул к мемориальному комплексу на окраине Москвы. Пожарский хлопнул меня по плечу.

— Навестим мою давнюю подругу.

Оставив машину у ворот, мы купили по букету цветов и пошли среди длинных рядов одинаковых могил. Я скользил взглядом по незнакомым лицам и именам, выбитым на черном граните. Военное кладбище приводило в благоговейный трепет.

Мы прошли до дальней аллеи и остановились у совсем свежего памятника, усыпанного цветами. На камне было высечено «Ольга Вайнер».

Впервые за всё время, что прошло с той злосчастной ночи в нашем поместье, я вернулся к мыслям о тёте.

— Я знаю, парень, тебе не дали с ней нормально проститься, — негромко сказал Пожарский. — Сейчас — самое время.

— Мне нечего сказать.

Слов и правда не было. Можно было корить себя за то, что я ей наговорил. Извиняться. Но в конечном итоге, ничего уже не вернуть.

— Я хорошо знал её, — заговорил Пожарский. — Наша лучшая оперативница, замечательный друг и настоящий воин. С ней не страшно было отправлять на задания новичков. Она всегда возвращалась целой и невредимой. И любила свою работу, как никто. Клянусь, ни до, ни после я не видел опричника, столь преданного Империи.

Он присел возле надгробья, коснулся золотых букв её имени и добавил.

— Знаешь, опричники приносят клятву — защищать интересы Империи и ставить их выше своих собственных. Скрывать чувства, быть беспристрастными. Но в конечном итоге, когда встал вопрос выбора, она выбрала свою семью.

От его слов у меня сжалось сердце. Я не понимал, когда она говорила о своем выборе. За её скупыми словами и холодностью я не чувствовал никакой заботы.

Всеотец, да почему ж на душе стало так дерьмово?

Я положил цветы у её могилы и отошёл.

— Что, так ничего и не скажешь, Ярослав?

Пожарский смотрел на меня, холодно и спокойно. Опричник, одно появление которого не сулило людям ничего хорошего, внимательно смотрел мне в глаза, ожидая ответа.

— Я не очень хорош в таких речах, да и так наговорил ей слишком много. Но сейчас сказал бы одно. «Спасибо».

— Я понимаю, — кивнул он. — Ступай, княжич, моя подчинённая довезёт тебя до места. Тебя ждут дома. И не забывай о том, что я сказал тебе сегодня.

Поблагодарив великого князя, я отошел от могилы и направился на соседнюю аллею. Находиться рядом с ним было тягостно. Он знал Ольгу с другой стороны, о которой мы с отцом ровным счётом ничего не знали.

Надеюсь, когда всё уляжется, я ещё расспрошу его о ней подробнее.

Я шёл по аллее к выходу, погруженный в свои мысли, когда взгляд зацепился за невысокую женскую фигуру в стороне от главной дорожки. Чёрный плащ, неброский костюм… но что-то в ней было настолько знакомым, что глаз сразу выделил её из других силуэтов людей.

Мой взгляд скользнул по надгробьям рядом с ней — и сердце пропустило удар.

С черного гранита на меня смотрели лица молоденьких парней и девчонок. Многие — младше меня. И некоторых я помнил. Знал лично.

Мои товарищи по суворовскому… мои друзья лежали здесь.

— Ярослав? — окликнул меня знакомый голос.

Я обернулся, уже зная, кого увижу — и от предвкушения встречи всё внутри свело.

— Майор Хошино, — улыбка сама вылезла на лицо. — Вот мы и встретились снова, наставница.

На меня смотрела хорошенькая невысокая японка в строгом сером костюме. Она сдержанно улыбнулась в ответ, и в уголках её больших карих глаз заиграли знакомые искорки.

Я подошел и встал рядом, сдерживая в себе порыв обнять её, как раньше. Я знал её всю, от кончиков пальцев до кончиков волос. Даже сквозь запах дождя и листвы ощущал тонкий аромат её духов — никто не решался пахнуть сандалом и кожевенным деревом кроме неё. Чёрт, и угораздило же нам встретиться здесь и сейчас…

— Говорила же, больше я не наставница, — она невинно пожала плечами. — Как ты, Ярослав?

— Прощался с тётей, — я кивнул в сторону аллеи, где остался Пожарский. — Ты говорила, что скоро я возглавлю свой род. Так и вышло.

— Вот и я прощаюсь, — её приятный голос стал тише. — В очередной раз с товарищем по оружию.

Улыбка сошла с моего лица. Последние пять лет Хошино возглавляла особый отряд имперской армии, прозванный «звериным». У всех нас были позывные — барсук, рысь, волк, и так далее. Я перевёл взгляд на свежий деревянный крест с безликой табличкой и сипло спросил.

— Кто?

— «Лань».

— Да чёрт…

В памяти всплыло веснушчатое лицо девчонки с аккуратными очками на вздёрнутом носике. Василина Радецкая. Урождённая полька, она попала сперва в приют, а потом — и в суворовское на год позже меня. Скромная и нежная, как лилия, она всегда была любимицей отряда. Мы берегли её, как могли.

— Выходит, не уберегли, — я машинально сжал ладонь наставницы — и она стиснула мою в ответ.

— Как же глупо вышло… обычная вылазка в красной зоне, ничего сложного. Мы пошли вчетвером, я с Броней впереди, Александр на прикрытии, и Василина — на связи. Кто же знал, что разведка просчиталась и не заметила ещё один прорыв…

— Остальные уцелели? Броня цела?

Та молча кивнула.

— Я ушла из Суворовского. И из армии тоже. Довольно с меня всего этого, — она посмотрела на меня покрасневшими глазами, и улыбнулась уголком рта. — Ты ведь начал новую жизнь, почему я не могу, правда?

От её слов я невольно усмехнулся. Для меня эта новая жизнь началась несколько иначе.

Десять лет назад опричники привезли меня в суворовское училище и бросили одного против княжеских наследников, военных сирот и таких же, как я, озлобившихся одиночек. Четыре долгих года выживания против всех и вопреки всему. И всё закончилось в один день.

День, когда она пришла к нам.

Тогда ещё старший лейтенант, Аями Хошино была как глоток свежего воздуха. Молодая, всего-то двадцать три года, миниатюрная, безумно красивая и энергичная, она попала к нам по обмену как ценный специалист, прямиком с японского фронта. Генерал-губернатор Кирсанов, отец Егора, привёз домой не только ещё один способ получения альвитина, но и открыл дорогу для службы японских специалистов в имперской армии.

Её хотели все без исключения, от выпускников до первогодок. Но добиться её смог только я.

Четыре года я, не жалея себя, рвался в число лучших кадетов, чтобы вступить в отряд, которым она руководила. И Аями заметила меня, буквально с первых занятий, и