Джон Миллер - Кеноби

А’Ярк воззрилась на гадерффай, который держала в руках. Когда-то он принадлежал ее отцу, но не спас ему жизнь. И теперь не спас жизнь ее сыну. Было бы только правильно воткнуть его острие в плоть врагов, раздавить их тупым концом, переломать им кости прикладом. У Мохнолицего — Бена, — может, и достанет сил убить ее; она умрет, но остальные выживут и отомстят.

Но А’Ярк опять вспомнила о волшебном оружии, висевшем у человека на поясе, и о том, при каких обстоятельствах она видела такое в последний раз. Ей очень хотелось узнать больше — но если волшебник умрет, ей не узнать ничего. И если радостные крики людей из-за гребня значили, что с тускенами в каньоне покончено, ей и сородичам следовало поспешить.

А’Ярк снова повернулась к сыну. Отдав свой гадерффай соплеменнику, она подняла тело с земли.

— Мы уходим, и вы уходите, — повторила тускенка. — Пока вы еще можете.

— Сорок восемь! — провозгласил Маллен.

— Сорок восемь? — переспросил Оррин, спустившись по каменным ступеням на дно теснины. — По головам считал?

Сын разразился густым горловым смехом, от которого фермер всегда морщился.

— Другие части тела не в счет! — выдал Маллен. — Некоторые тускешки расшиблись чуть ли не в лепешку!

Оррин огляделся по сторонам. Зрелище внушало. Все дно каньона — даже за изгибом ущелья — было усеяно трупами. Он присвистнул:

— Что, неужели все они были в оазисе?

— Джейла Джи видела еще нескольких к востоку от Надела, — сообщил Маллен, имея в виду их общую подругу на скайхоппере. — Они наверняка готовились взять пленников. Но потом основной отряд бежал из Надела, и те припустили следом.

Большинство дружинников уже спустились в теснину, чтобы добить раненых, — никто не желал, чтобы песчаные люди выжили и принялись мстить. С ними была и дочь Оррина, которая пыталась преодолеть полосу препятствий из тел у восточной стены ущелья.

— Какая мерзость! — зажав нос, пожаловалась отцу Вика. — Пойдем отсюда!

Оррин не успел ответить: из кармана раздался резкий звонок.

— Погоди, — сказал он дочери, вытаскивая комлинк. — Как у нас дела, Небо-один?

— Все спокойно, господин Голт, — затрещал голос пилота скайхоппера. Она только что сделала широкий круг по просьбе Оррина. — И вы были правы, — продолжила Джейла. — Энни Колуэлл и этот бродяга были здесь, но сейчас они идут на запад.

На запад? Оррин выгнул бровь. Неужели они поехали к Бену? Надел находился к северу. Он было подумал, не отправиться ли вслед за ними, но подошедшие дружинники, бурно праздновавшие победу, напомнили ему о его обязанностях. Среди них был и Джейб с ружьем — старшие поселенцы похлопывали его по плечу. Фермер выключил комлинк и улыбнулся:

— Попал в цель, сынок?

— Да, сэр. Мне так кажется.

— Что же, тебе полагается трофей. И пора ехать.

Сияя, Джейб шагнул к двум кучкам металлического барахла: дружинники сложили посохи гаффи и ружья отдельно. Паренек оглянулся на Оррина:

— Как вы думаете, здесь есть оружие, которым убили моего отца?

— Великие солнца! Не знаю. Выбери, что понравится.

Пока Джейб медлил, фермер отошел посовещаться с сыном:

— Нам нужно что-нибудь из этого хлама?

— Нет, у нас всего навалом.

Джейб запустил руку в горку посохов и вытащил серебристый гадерффай — покороче остальных и относительно чистый. Вика рассмеялась:

— Как раз тебе по руке, пупсик.

Захохотали и остальные, глядя, как покраснел паренек, но вскоре обступили и принялись его поздравлять.

Оррин оглянулся на поле боя — поистине гиблое место. Без сомнения, тускены получили по заслугам. Он вспомнил своего сына Варана. Даннара Колуэлла. И даже жену Ларса — сегодня все они дождались справедливости. Но Оррин понимал, что сведение счетов в теснине не поможет ему свести концы с концами.

— Скоро ли поправится Зедд? — прошептал он на ухо сыну.

— Я бы на него не рассчитывал, — бросил Маллен. — Доктор Мелл с первого взгляда выдал, что наш бугай выбыл на месяц, а то и больше. — Он повел густой бровью. — А что? Думаешь, сегодняшняя заваруха сильно испортит нам дела?

— Не знаю.

Оррин повернулся к толпе и сосредоточил взгляд на Джейбе. Мальчик всегда был счастлив, когда выбирался из лавки, но сейчас и вовсе был на седьмом небе. Джейб заметил, что привлек внимание фермера, и потряс своим блестящим трофеем, вызвав радостные возгласы публики.

Оррин улыбнулся мальчику. Юный Колуэлл определенно вырос. Стоило ему поаплодировать.

— Вот так-то, ребята, — выкрикнул Оррин, подойдя к остальным. — Сначала праздник нам хотели сорвать гонщики, потом тускены. Так вернемся же в Надел и покажем, как мы умеем веселиться!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Медленно, осторожно складывала А’Ярк камень на камень. Было важно правильно подобрать камни и сложить их в определенном порядке. Погребальная насыпь, возносящая останки А’Дина над почвой Татуина, должна быть выстроена прочно и простоять вечность. Завтра имело значение только для мертвых.

Род А’Ярк не хоронил своих погибших в земле. Да они и не смогли бы сделать этого здесь, в тени Столпов, где почва расщепит любой инструмент. Нет, А’Дин будет лежать высоко, на спальном алтаре, и массиффы, ручные рептилии тускенов, будут охранять его покой от диких зверей. И дух его будет бороться с духами солнц.

В конце концов тело даже самого несгибаемого воина истачивает ветер. Тогда над останками кладут еще слой камней, и груда вырастает, становясь крепостью, где будут покоиться сыновья и внуки воина. Но могилы предков А’Дина были далеко, в другой части пустошей.

И потому в вечерних сумерках в этом бесприютном месте А’Ярк безмолвно возводила усыпальницу на одного — для мальчика, который и недели не пробыл воином. Его дети не лягут вместе с ним спустя годы, но его дух будет жить — столько же, сколько проживут погребальные камни. Она тщательно отбирала их — с материнской заботливостью.

А’Ярк была матерью — но и воином тоже. Соблюдение старых обычаев в отношении полов стало роскошью, которую клан не мог себе позволить. Племя стало малочисленно. Все переменилось в один ужасный день тринадцать циклов тому назад. Сегодня клан понес тяжелые потери, но они были пустяком по сравнению с тем, что произошло во время битвы с хаттами.

В тот день погиб Шарад Хетт.

А’Ярк отвлеклась от работы и задумалась. Она могла себе это позволить — более безопасного места теперь уже не найти. Она вспомнила, какое оружие было у Бена, и вызвала в памяти образ владельца первого виденного ею меча. Шарад Хетт прибыл издалека, и в легендах его называли Иноземцем. Но для А’Ярк он был другом и членом семьи. Последнее вышло благодаря другому человеку, который появился в ее жизни еще раньше, — К’Шик.

А’Ярк — шестой ребенок в семье — при рождении получила имя К’Ярк. Когда трое старших детей умерли от чумы, ее отец Ярк решил пополнить число своих домашних освященным временем способом — похищением. К’Шик, как ее стали называть среди тускенов, выкрали из близлежащего селения. Она была почти взрослая, когда начала жить в семье А’Ярк. И той, пусть она была еще ребенком, частенько выпадала честь — и ежедневная кропотливая работа — по обучению К’Шик обычаям и языку тускенов.

Так А’Ярк выучила несколько невыразительных дуновений, которые поселенцы называли словами. Несомненно, она хорошо запомнила их, раз тот, кого звали Беном, понял ее сегодня. К’Шик произносила немало человеческих слов, и многие из них были печальны. Спустя время А’Ярк поняла, что среди людей ее новая сестра была рабыней. Жизнь в племени не была свободной: тускены не свободны, они прокляты и обречены населять пустынные земли. Для бледной, несчастной К’Шик такая доля была горше смерти. А’Ярк часто казалось, что дунь ветерок посильнее — и сестры не станет.

Но, как установили многие поколения пыточных дел мастеров из народа тускенов, немощные телом люди часто бывали крепки духом. Ярк разрешил и А’Ярк, и К’Шик изучать путь воина. Он верно рассудил, что так К’Шик быстрее станет тускеном, — и оградил дочерей от порицания других членов племени. «Придет день, когда всем придется взять в руки оружие, — сказал он мудрецам племени. — Нас слишком мало».

И вот К’Шик училась говорить по-тускенски, в то время как обе сестры учились сражаться. И А’Ярк видела, на что способны люди, — талант сестры ее просто поражал. Но еще больше ее поразил человек, покинувший далекие города ради тускенского лагеря.

Доброволец.

Шарад Хетт по собственной воле прибыл в пустоши, намереваясь совершить самоубийство или стать тускеном, что по сути было одно и то же. Поселенец, уведенный силой, мог быть принят в племя — как К’Шик. Но здесь имелось существенное отличие — К’Шик выбрали сами тускены. Шарад Хетт же притязал на многое — и его следовало сломить.