Михаил Ахманов - Среда обитания

– Я понял. – Он нетерпеливо взмахнул рукой. – А как насчет «звени-уши» и «рыло-в-пуху»?

– Средства не очень сильные, однако я их вам не посоветую. Они имитируют опьянение от алкоголя: «звени-уши» – легкую стадию, а «рыло-в-пуху» вещь посерьезнее, может с ног свалить. К «рвотной» вообще не прикасайтесь, дем Дакар. По действию эквивалентна флакону пузыря, побочные эффекты непредсказуемы, от головной боли до тошноты и диареи.

– «Разрядник»? «Отпад»?

– Ни в коем случае! Один вызывает агрессивность, другой – агрессивность и мощный приступ ярости. Ну и, конечно, дороговато… пять монет за баллон…

– «Шамановка»?

– Восемь монет… Эйфория, чувство небывалой легкости, почти полета, и полная блокировка двигательных функций. Изысканные ощущения… Понимаю, дем Дакар, что вам они необходимы, но пару-другую пятидневок лучше воздержаться. Не так давно мы сняли пситаб, и потому…

– Спасибо, дем Арташат, я, разумеется, воздержусь. Скажите… – он замялся, – все эти средства, легкие и сильные… разве они не вредны? Не вызывают привыкания, не разрушают организм, не ведут к каким-нибудь жутким болезням? Не…

Врач удивленно уставился на него, и он замолк.

– Вредны? Почему вредны? Что вы говорите, дем Дакар! Пак с вами! Это абсолютно безопасные химические регуляторы эмоций, которые не затрагивают эндокринной системы и никаких органов, кроме головного мозга. Точнее, определенных центров в мозговой коре, ведающих эмоциональной сферой. Это ведь не алкоголь, не пузырь и даже не вино из груш или, предположим, сливы!

– Вы что-то имеете против алкоголя? – поинтересовался он.

– Разумеется! Спирты разрушают печень и негативно воздействуют на сердце, мозг, желудок… есть такие, что приводят к слепоте и отравлению… Это вам не оттопыровка!

Он встал, сложил ладони перед грудью и поклонился.

– Еще раз спасибо, дем Арташат. Ваши советы для меня бесценны… Как мне вас отблагодарить?

– Вы платите налоги. Я делаю свою работу, – произнес Арташат и растаял в воздухе. Женская головка с гривой светлых волос снова выступила из стены.

– Хорошие у вас врачи, даже на лапу не берут, – поделился он с нею. – Хотя насчет спиртного этот доктор решительно не прав. В мои времена… – Взгляд его на мгновение затуманился. – С другой стороны, зачем вам спиртное, если имеются безвредные наркотики? Может, и не наркотики вовсе, а что-то другое, с прежним названием, но действующее иначе? Химический регулятор эмоций… Чудеса!

Сделав несколько шагов, он прикоснулся к горизонтальной панели в стене, пробормотал: «А вот еще одно чудо…» – и положил ладонь на крышку саркофага. Создание, спавшее в нем, не пробудилось – видимо, Эри что-то сделала с механизмами, инициирующими процесс, – но и во сне оно было прекрасным. Фея, королева эльфов, спящая принцесса… В этом состоянии она казалась человеком, но человеком, конечно, не была.

Он вздохнул – изяществом и хрупкостью она напомнила ему жену. С женой он прожил тридцать четыре года и видел ее как бы вторым зрением, глазами памяти; несмотря на возраст, в ней совмещались юная девушка и женщины разных лет – совсем молодая, зрелая, не очень молодая, пожилая… Снова вздохнув, он задвинул в стену саркофаг и произнес:

– Что же мне делать с тобою, чудо? Подарить Парагваю? Жалко! Сомлеешь от его стихов… Хоть бессловесная тварь, а живая!

Так ничего и не решив, он подошел к рабочему столу, встал на диск и прикоснулся к рукоятям. Невозмутимое лицо синтета будто бы сделалось плотней, вещественней, яркие губы шевельнулись:

– Будем работать, дем Дакар?

– Будем. Если ты скажешь как.

– Как обычно. Вы надеваете контактный шлем и думаете.

– Всего-то? Где этот шлем?

Крышка стола раздалась, и он увидел в углублении тонкую сеточку с двумя овальными пластинами. Вынул ее, осмотрел, приладил на голове. Пластины легли на виски, сетка плотно охватила череп; сзади от нее тянулся гибкий, не стеснявший движений проводок.

– Что теперь?

– Представьте желаемую сцену. Запись включена.

Он представил. Стена перед ним внезапно исчезла, сменившись верандой и примыкавшей к ней кухонькой с плитой. На плите – кастрюлька с вареньем; он ощутимо представил его, и привычный запах тут же защекотал ноздри. Будто возникнув из воздуха, небытия, пустоты либо из измерения снов, явились другие запахи, звуки, вещи, фигуры: смолистый сосновый аромат, шум листвы и птичий щебет, силуэт жены, склонившейся над плитой, сын и его девушка Катя – посмеиваются, перебирают ягоды, складывают из корзинки в таз. Сын поднялся… Нет, он должен подняться иначе – чуть согнувшись, не выпуская из рук Катиных пальцев… вот так… – теперь повернуться к нему, раскрыть глаза пошире и сказать: «Отец! Куда ты пропал, отец? Мы тебя ждали, ждали…»

При звуках знакомого голоса он вздрогнул и отпустил рукояти. Веранда пропала вместе со всем, что он вообразил; фигуры растаяли, исчезли запахи и звуки, и перед ним опять возникло бесстрастное лицо синтета.

– Запись произведена, дем Дакар.

– Уничтожь ее! Уничтожь! – Он отчаянно замотал головой. – Это… это личное!

– Выполняю.

В горле у него пересохло, воздух с хрипом вырвался из груди. «Дьявольская машина!» – подумалось ему. Дьявольская, но изумительная – мечта писателя, творца миров. Писатель прежде всего демиург, но слишком мелкого калибра, чтобы тягаться с богом; в его распоряжении слова, и все, что он может создать, лишь отзвук реальности, запутавшейся в паутине слов. Ему не подвластны ни звуки, ни запахи, ни зримые образы и картины – тем более вещественное, плотское… То, что зримо, то, что говорит, звучит, поет и дышит, – прерогатива сфер искусства, отчасти связанных с писательством, но в главном – все-таки с людьми, с актерами, художниками, музыкантами. Они преломляют, интерпретируют, добавляют – и неизбежно искажают… Магия слов бессильна перед натиском жизни, которая ею же сотворена.

Но это устройство!.. Этот волшебный механизм, что позволял коснуться всех красок на палитре бытия, всех струн и клавиш в его оркестре!.. Создать не отзвуки реальности, а нечто более весомое – не только паутину слов, но звуки, ароматы и пейзажи, города и замки, любые сцены и людей… Главное – людей! Он был потрясен явившимся из прошлого видением и одновременно очарован; сознание власти – почти божественной власти! – опьянило его.

– Попробуем еще раз?

– Да, дем Дакар. Включить запись?

Секунду он колебался, потом приказал:

– Включи.

Среди написанных им в прошлой жизни книг было повествование не фантастическое, а несколько иного сорта – история из древнеегипетских времен, дань увлечения эпохой Тутмосов и Рамсесов, когда страна Та-Кем достигла невиданных размеров и могущества. Власть фараонов простиралась от Нубии до Сирии и Палестины, они сражались в Малой Азии и на берегах Евфрата, захватывали, уничтожали, разрушали, воздвигали крепости и города, переселяли народы и отправляли корабли в места столь отдаленные, что грекам и римлянам, пришедшим им на смену, эти деяния казались сказкой. Но самым удивительным – и, как мнилось ему, не объясненным историками – было правление царицы Хатшепсут, женщины-фараона, жены, сестры и дочери великих владык, более прекрасной, чем Нефертити и Клеопатра. Двадцать лет Та-Кем был под ее властью, и в эти годы войны не велись, но умножались богатства и знания, строились храмы, каналы, дворцы, свершались походы в далекий Пунт, пустыня отступала, сменяясь полями, рощами пальм, селениями, водоемами… Как объяснить все это? Как понять? Придумав свою версию, он написал роман. И, пока трудился над ним, жил не в Петербурге, а в Уасете, в Фивах Египетских, где-то между Луксором и Карнаком.

Их соединяла Царская Дорога, и по обеим ее сторонам выстроились сотни сфинксов…

Он вообразил эту картину, и она возникла в яви: шеренги каменных львов с человечьими лицами, растрепанные кроны пальм, бездонное синее небо, могучая река, пышная и многолюдная процессия, что направляется в храм Ипет-сут, святилище Амона-Ра, ныне известное под именем Карнак… Жрецы в белых одеждах и леопардовых шкурах, огромная статуя божества, отряды воинов в полосатых платках, с копьями, луками и секирами, толпы народа, паланкины, колесницы… Зной, пыль, грохот; в раскаленном воздухе – запахи воды, земли и зелени, нагретого солнцем камня, звон оружия, ржание лошадей, гул людских голосов, торжественный гимн, который поют жрецы… И вдруг – тишина, благоговейное молчание! Она явилась на встречу с богом… Не в одеянии фараона, не в короне Верхних и Нижних Земель, но в женском своем величии и прелести. Ее лицо прекрасно: прядь темных, с медным отливом волос падает на грудь, огромные глаза сверкают, трепещут розовые ноздри, и тонкие пальцы у щеки – словно раковина из перламутра…

Раздался тихий перезвон, видение процессии исчезло, а вместо него явилась бледная губастая физиономия, черт знает чья и столь же неуместная, как игральный автомат в святилище Амона-Ра.