Михаил Ахманов - Странник, пришедший издалека

Храм постепенно наполнялся; вдоль стен его плотным кольцом уже стояли Стерегущие Рубежи и Хранящие Город, тускло мерцая шлемами и доспехами. Были они при мечах и копьях, но без щитов, и явно находились здесь не для охраны, а для придания торжественности обряду. Скиф насчитал две сотни воительниц и сбился, решив, что их тут вдвое или втрое больше. Где-то в их слитной шеренге находилась Сийя; стояла рядом с сестрами, опираясь на копье, и глядела на своего мужчину, дарованного ей Безмолвными Богами. Скиф не видел ее, но знал, что она там, и это наполняло его радостной уверенностью и предчувствием чего-то чудесного, необычайного.

Сразу за чугунными жаровнями собрались в круг Видящие – около сотни женщин в серебристых накидках, с вышитым у ворота знаком куума. Они стояли неподвижно, обнимая друг друга за плечи; их длинные одеяния ниспадали изящными складками до самого пола, бледные лица казались сосредоточенными и суровыми. Во втором круге находились Правящие, женщины рода хедайры – в шлемах с фигуркой пирга, в белых туниках до колен; все, как на подбор, рослые, с властной осанкой. Был еще и третий круг, пурпурный и лазоревый, к которому подходили все новые и новые женщины – Искусные В Письменах, облаченные в пурпур, и Танцующие У Престолов в лазоревых накидках. Но эти девушки, вероятно, не танцевали, а лишь аккомпанировали танцу; у одних, как заметил Скиф, висели у пояса гонги и небольшие барабаны, другие вооружились инструментами, походившими на земную флейту или свирель.

Между тремя кольцами, серебристым, белым и пурпурно-лазоревым, и замершими у стен воительницами оставалось широкое пространство в два десятка шагов. Огни масляных ламп тускло отсвечивали в полированных плитках пола, мерцали в бронзе шлемов и панцирей; когда круг пурпурных и лазоревых сомкнулся, в храме воцарилась мертвая тишина, хоть собралось тут не меньше тысячи человек – если не считать божественного духа, витавшего где-то над гранитными глыбами Престолов. Но Скиф его не замечал и некоторое время предавался размышлениям о том, являлись ли все это многолюдство, великолепие и торжественность необходимой стороной обряда или всего лишь данью традиции и почтения богам. Затем, разглядев все, что было можно, он перестал вертеть головой и сосредоточился на своих внутренних ощущениях. Казалось, все в порядке; он чувствовал себя отлично, и Харана, бог с жалом змеи, не подавал никаких тревожных сигналов. Значит, опасности не было.

Седовласая жрица и Дона ок'Манур, хедайра, стояли на самом краю возвышения, сбоку от Скифа, лицом к темневшим у дальней стены Престолам. Как все остальные, они замерли в неподвижности: две статуи, отлитая из серебристого металла и высеченная из белого мрамора. Веки Гайры были опущены, словно она вслушивалась в тишину или творила молитву; хедайра сосредоточенно глядела перед собой.

Скиф покосился направо, на соседний топчан и Джамаля. Казалось, его компаньон спит с раскрытыми глазами; он тоже не двигался, не смотрел по сторонам, но слушал – слушал, как Гайра, тишину или же пытался уловить то невидимое и неощутимое, что витало сейчас под сводами храма. Он не был уже Джамалем, сыном Георгия Саакадзе, человеком Земли; Ри Варрат, звездный странник, четырежды рожденный, готовился принять и запомнить то, за чем улетел с далекого Телга.

Мантия Гайры всколыхнулась; она подняла руку с пальцами, сложенными в куум.

– Во имя Безмолвных и Небесного Вихря, породившего их! Начнем!

Ее звонкий голос эхом раскатился под сводами зала, и тут же в ответ ударили гонги – слитно, мощно, будто призывая не к священному обряду, но к битве. Вслед за жрицей хедайра сделала повелительный жест и тоже провозгласила:

– Во имя Безмолвных и Небесного Вихря, породившего их! Пусть войдут Танцующие! Пусть боги, прозревая сквозь каменный свод, глядят на них в ликовании – ибо сильны наши тела и несокрушим дух! И пусть, увидев это и возрадовавшись, они защитят тех, кто пришел к нам издалека, – так, как защитили нас!

Гонги вновь откликнулись протяжным звоном, потом враз загрохотали барабаны, тонко и пронзительно свистнули флейты. Они и повели мелодию – резкую, мощную, суровую, непохожую на хвалебный гимн или сладкозвучное песнопение в честь богов. «Боевой пеан», – промелькнуло у Скифа в голове. Так могли бы играть флейтисты спартанцев, когда три сотни воинов Леонида бились с персидскими ордами у Фермопил; эти звуки напоминали о кровопролитных сражениях, о грохоте оружия и свисте стремительных стрел, об атакующих фалангах великого Македонца, о мерной поступи римских легионов, с воинственным кличем «барра!» теснивших врага, о грохоте копыт закованной в сталь рыцарской конницы.

Под эту грозную мелодию, под эти звуки, отражавшиеся от стен и потолка и, казалось, наплывавшие со всех сторон, в зал вступили Танцующие. Каждая несла в правой руке факел.

Они были полностью обнажены, и Скиф едва не задохнулся, ослепленный блеском светлых и темных волос, яркими бликами, игравшими на умащенной коже плясуний, стремительным и слитным мельканием огней, то возносившихся вверх, то чертивших быстрые круги, то вдруг перелетавших от одной девушки к другой, подобно птицам с багровыми сверкающими крылами. Гибкие руки секли воздух, стройные сильные ноги отбивали воинственный ритм, пряди длинных волос вились, как боевые вымпелы; изгибались станы, подрагивали ягодицы, колыхались крепкие груди, раскачивались бедра. Но в неистовой этой пляске не было ничего эротического; она возбуждала – но так, как возбуждает воина перед битвой рев трубы или клич сомкнувшихся в боевом строю соратников.

Танцующие обошли полный круг, и Дона ок'Манур, хедайра, вскинула голову. Раздался грохот: перекрывая дробь барабанов, звон гонгов и посвист флейт, Стерегущие и Хранящие ударили о панцири рукоятями мечей. Плясуньи на миг замерли, воздев факелы к потолку, откинувшись назад, с поднятой вверх и согнутой в локте левой рукой; казалось, они метнут сейчас невидимые копья или рассекут воздух быстрым ударом клинка.

Новый повелительный кивок хедайры, грохот металла о металл – и незримые копья и клинки опустились. Колонна Танцующих двинулась вперед, словно гигантский огненный змей с блестящей кожей – и сразу факелы, очертив резкий зигзаг, заставили дракона распасться на сотни пламенных жарких саламандр, стремительно метавшихся в полумраке. Опять блеснул шлем хедайры, мощно грохнула бронза, и саламандры замерли; Дона ок'Манур управляла шеренгами Танцующих, словно полководец на поле битвы, то кивком посылая их в атаку, то сдерживая, как покорного скакуна. Глядя на правительницу и гибких нагих плясуний, Скиф припомнил другой танец: воинов в масках, с клинками и топорами, кружившихся у костра, и подгонявшие их резкие барабанные удары. Оба зрелища были похожи и непохожи; оба славили силу, призывали милость воинственных богов, грозили врагам зримым или незримым оружием. Но пляска шинкасов казалась жалкой пародией на грозный и стремительный танец амазонок.

Скиф не успел додумать эту мысль до конца, как мелодия оборвалась и факелы разом погасли. Зато повелительный жест Гайры заставил вспыхнуть огонь в жаровнях – синеватое неяркое пламя, призрачное, но ровное, как язычок газовой зажигалки в недвижном воздухе. В ноздрях у Скифа защекотало; он вдохнул знакомый сладковатый аромат, дернулся, потом вспомнил, что говорила утром Гайра: «Вы ощутите запах падда, но не бойтесь – он слишком слаб, чтобы погрузить человека в дурной сон…» И правда, ему совсем не хотелось спать; танец захватил его, разбередил, унес бурным потоком все лишнее, не соответствующее моменту – и мысли о Джамале, звездном страннике, о Пал Нилыче и порученном задании, и думы о двеллерах, обитателях тумана, и планы штурма и натиска на их проклятые рощи. Реальность была фантастичной, но он как бы выпал из нее в другое, еще более невероятное измерение; выпал – и был готов к новым чудесам.

Слабый запах коры падда действовал на него, безусловно действовал! В голове воцарилась звенящая ясность, зрение вдруг обрело небывалую остроту: теперь он мог разглядеть со своего возвышения лица Хранящих и Стерегущих, раньше тонувшие в полумраке огромного храма. Он принялся искать меж ними Сийю, но резкий голос правительницы отвлек внимание Скифа; он перестал крутить головой и уставился в потолок.

Дона ок'Манур нараспев читала заклятие Силы и Защиты, а Искусные В Письменах подхватывали каждую строфу.

Вихрь Небесный, услышь нас!

Подхвати, пронеси над пропастью зла, Одари мощью своей, укрой крылами, Укрепи, Отец Богов!

– Укрепи, Отец Богов! – согласным хором отозвались Искусные. – Укрепи, одари и укрой!

Безмолвные Боги, внемлите!

Вы, глядящие на нас с Зилура, Вы, могучие, одолевшие бездну и мрак, Поделитесь частицей Силы!

– Поделитесь частицей Силы, – слитно пророкотал хор, заставив дрогнуть пламя в светильниках. – Вы, могучие, поделитесь!