Михаил Ахманов - Я – инопланетянин

Ощутив его ауру, я успокоился. Эта публика – я имею в виду магов, кудесников, целителей и тому подобный сброд – делится на две категории, на фанатиков и мошенников. Фанатик искренне верит в свою идею – к примеру, о том, что с ним общаются ангелы или что все недуги можно исцелить с помощью штопора в левой ноздре. Это суггестивная, подсознательная вера, часто граничащая с душевным расстройством; она облекает фанатика броней, непробиваемой для разумных доводов. Что же касается мошенников, то их интересуют предметы вещественные: гонорары, связи, водка, девочки, ну, на худой конец хвалебная статья. Мошенники – реалисты, фанатики – идеалисты и потому опаснее. Есть и еще одно отличие: фанатик готов встретиться с чудом, мошенник – нет, и потому оно его поражает и пугает.

К счастью, Павел Сергеевич Казин был из породы мошенников. Это давало серьезный шанс договориться.

Не поднимаясь и не протягивая руки, он кивнул мне на кресло. Я сел.

– Измайлов Арсен Данилыч? Шеф Северо-западного информбюро? За вас просили… – Казин насупился, пожевал губами. – Ну, так чего вы хотите, голубь мой? Интервью? Возможно, гороскоп? Или заговор, чтобы иметь успех у женщин?

– Ни то, ни другое, ни третье.

Он коснулся импланта под туго натянутой бледной кожей.

– Не верите в астрологию, любезный?

– Как можно! Верю. Кстати, мой батюшка был египтологом и понимал в таких вещах. – Я бросил взгляд на барельеф с изображением Гора и столбиками иероглифов. Скопировано грубовато, но все же мне удалось их прочитать: некий Сенусерт подтверждал продажу осла ливийцу Техенне.

– Хмм… Ваш батюшка… – протянул маг, взирая на меня с внезапно вспыхнувшим интересом. – Надеюсь, он в добром здравии?

– Увы! Одиннадцать лет, как погиб на раскопках… – Придвинувшись к собеседнику, я принял таинственный вид и прошептал: – Считают, что его поразило проклятие фараонов… вы, конечно, слышали… всякий, кто нарушит покой, забравшись в непотревоженную гробницу…

– Да-да! – Он широко, словно напоказ, перекрестился. – Спаси и сохрани его Отец Небесный! Ну, а мы придвинем стул к столу переговоров и перейдем к земному. Цель вашего визита?

Я изложил свое дело, напирая на добропорядочность Олыпанникова, сумму выкупа и проценты от сделки – те, которые свалятся в карманы сочувствующих и понимающих. Казин слушал и в такт моим речам подрагивал ногой. Затем спросил:

– Ваш интерес, любезнейший Арсен Данилыч?

– Комиссионные, Пал Сергеич, комиссионные. Я посредник.

– Связаны с Олыпанниковым?

– Не лично с ним. Иногда выполняю просьбы его людей.

– Почему?

– Вы, как парапсихолог, поймете… владею даром убеждения.

Он снова пожевал губами.

– Скажите, голубь мой, как будет использоваться объект?

– Во-первых, никакой огласки и никаких фотографий на память. А во-вторых, месяц – и все пойдет под нож бульдозера, кроме, разумеется, коллекции. Это, знаете ли, сокровище… уникальный зоопарк… Все прочее, как я сказал, под нож, затем – новые корпуса, современное оборудование, лучшие специалисты, беспрецедентные меры безопасности. Производство сывороток и вакцин… Для России, Индии и ВостЛиги. Гигантские рынки, огромные прибыли…

Казин на секунду закрыл глаза, сосредоточился и изрек тоном профессионала:

– Да, предвижу, что прибыль будет, предвижу с полной ясностью. Значит, говорите, новые корпуса и лучшие специалисты… А что с прежним персоналом?

Я передернул плечами.

– Команчи пленных не берут.

– Это, Арсен Данилыч, не годится! К чему плодить обиженных? От них – слухи, сплетни, пересуды, болтовня… Ежели дойдет до щелкоперов, не оберемся лиха!

Изобразив глубокое раздумье, я вытащил сигарету, покатал в ладонях, бросил в пепельницу, потом с недовольным видом пробурчал:

– Ладно, трудоустроим! Но это, скажу вам, проблема, да и средства немалые: ссуды на жилье, рабочие места, возможно – лечение… Но так и быть, трудоустроим, расселим и вылечим! Само собой, под подписку о неразглашении.

Брови мага шевельнулись, сошлись на переносице и снова разошлись, будто две мохнатые гусеницы, танцующие краковяк. Наигравшись в эту игру, он произнес:

– Кажется, вы пришли по адресу. Даже не кажется – наверняка! Осталась, голубь мой, пара маленьких вопросов, совсем пустяковых… Первый: я не заметил в вас особого таланта убеждать. Ну, а второй… сами понимаете…

– Начнем со второго? – вымолвил я, и Казин согласно кивнул. – Есть предложения насчет борзых щенков или каких-нибудь цифр?

– Щенки предпочтительней. По ним я буду судить о ваших талантах и возможностях.

В тот день энергия бурлила во мне; я был в ударе, а значит, способен на маленькие чудеса. Кроме того, переговоры шли к концу, и это тоже вдохновляло; как говорили латиняне, quod potui, feci[38].

Я наклонился к магу, приставил ладони к ушам и, понизив голос, пробормотал:

– Тут не?..

– Никакой прослушки, можете быть спокойны, любезный.

– Я забочусь только о вашем спокойствии, сударь мой. Мои пальцы шевельнулись, потом забегали по столу, вычерчивая рядом с компьютером невидимый узор из прямых и волнистых линий, что складывались в переплетенные кольца, окружности и эллипсы, гауссианы и спирали, пятиугольники и звезды. Казин, то поигрывая бровью, то теребя отвислую губу, следил за моими манипуляциями с заметным удивлением; в какой-то миг пренебрежительная усмешка скользнула по его лицу, но тотчас же он нахмурился и громко засопел.

– Насколько я понимаю, вы собираетесь изобразить Пентаграмму Власти. Но вы – любитель, не профессионал. Вот тут ошибка… еще здесь и здесь…

– Никаких ошибок, – заметил я, кончая свои труды. – Это Пентаграмма Власти, завещанная мне отцом. Истинная Пентаграмма, прямо из древнеегипетских захоронений.

Маг хмыкнул и оскалился в ухмылке.

– Так это и есть ваши борзые щенки? Вы что, серьезно? Не делайте из меня идиота, любезнейший! А заодно – из себя!

– Серьезнее не бывает. – Я поднял руку, вытянув два пальца. – Клянусь Гермесом Трисмегистом, покровителем магов, алхимиков и астрологов! Все совершенно серьезно, голубь мой. Коснитесь Пентаграммы, и к вам заявится дьявол.

– Пожалуйста, раз вы настаиваете… – Все еще усмехаясь, он хлопнул ладонью рядом с компьютером и вперил в меня насмешливый взгляд. – Ну?

– Что – ну? Дьявол уже здесь.

Я вытащил из пачки сигарету, сунул в рот и прикурил от пальца. Казин поморщился.

– Фокусничаете?

– Отнюдь. – Я помахал сигаретой, разгоняя дым. —

Но если это вас не убеждает, попробуем что-нибудь другое. Хотите оказаться в преисподней?

Его ухмылка стала шире, но тут же сменилась воплем ужаса. Мы висели над жерлом вулкана Колима, что в Западной Мексике; в адском котле внизу перекатывалась и бурлила лава, лизала стены кратера огненными языками, зловеще потрескивала и шипела словно хор из тысячи чертей; откуда-то из глубины, из знойной пропасти, доносился грохот орудийной канонады, а небо над нами застилала непроницаемая бурая пелена. Тут и там, срываясь с раскаленных склонов, кружили дымные смерчи, в коих фантазия рисовала то фигуры демонов, терзающих добычу, то искаженные мукой физиономии грешников; жаркий воздух дрожал, чудовищные лики гримасничали, таяли и возникали вновь – пепельные, полупрозрачные, озаренные багровым светом, напоминавшим реки крови.

То еще зрелище! Вдобавок едкие пары и жар… Я мог не дышать какое-то время и регулировать теплообмен, но магу приходилось туго. Щеки его набрякли и посинели, глаза выпучились, вопли перешли в вой, затем – в жалобный хрип; он сучил ногами, будто старался взбежать по незримой лестнице, не замечая, что лестницы нет и что никакой опоры вообще не существует. Как быстро ужас превращает человека в животное, думал я, причем не в трепетную лань, не в перепуганную кошку, а просто в червяка… В нечто низшее, не способное думать или хотя бы воспринимать реальность адекватно, в тварь, которой управляет даже не понуждающий к бегству инстинкт, а только страх перед физической гибелью…

Я мог продержать его в огненном жерле минуты три-четыре, но этот срок великоват – мой подопечный в самом деле стал бы червяком. К тому же не тратить зря энергию – закон для Наблюдателя, и я, освободив частицу силы, телепортировал нас в тихий кабинет, в кресла у широкого стола, к портрету президента и копиям древних барельефов. Боги Египта и Шумера взирали на нас с высокомерием, но президент поощрительно улыбался.

Щеки Казина постепенно бледнели, глаза возвращались в свои орбиты. Наконец он вздрогнул, наклонился, снял башмаки, швырнул их в угол и, пошатываясь, проследовал к гипсовой плите с изображением Энлиля. За ней скрывался бар; мой хозяин, хлебнув из первой подвернувшейся бутылки, принялся копаться в нем, испуская хриплые стоны и проклятья. Вытащил виски, водку, коньяк, недовольно сморщился, добрался до рома шестидесятиградусной крепости, разлил по стаканам. Мы выпили. Ром, конечно, не секвойя, живой энергии в нем нет, но все же он поддержал мои силы, смыв легкую усталость после пространственного перемещения.