Фантастика 2025-68 - Алексей Владимирович Калинин

— Тед, ты помнишь, что именно я подал идею использовать агентов?

— Помню, конечно, Юра. Но я и не умаляю твоего вклада в партнерство…

— Погоди! Так вот, у такой схемы, как у каждой франшизы, есть свои уязвимые места. Если наши агенты начнут слишком сильно отклоняться от рецептуры… Или попробуют лечить не те болезни, мы получим дурную рекламу. И должны будем забыть о прибыли.

— Хорошо! — сдался Джонсон. — Что именно ты предлагаешь?

— Нам надо ввести контроль. Контроль как обязательный пункт договора. Мы должны иметь право в любой момент прийти и проверить качество лекарства, повязок, какие они болезни лечат, эффект от лечения и все прочее.

— М-м-м… Юра, но контроль можем осуществить только мы с тобой. Наши «точки» расположены вовсе не в лучших районах. Ты уверен, что это хорошая идея?

— Без контроля мы скоро получим плохую рекламу и останемся без денег! — повторил я свой неубиваемый довод. — А что насчет опасностей… Я же недаром тренируюсь, верно? Так что и ходить буду я!

— Генри говорит, что ты быстро прогрессируешь… — осторожно, стараясь не обидеть меня, проговорил партнер, — но для перестрелок тебе пока рановато, по его же словам!

— Ну что ж, — с деланой бодростью сказал я, — значит, нам придется нанять самого Генри. Как считаешь, он справится?

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Компаньона я в конце концов уговорил. Но с Генри мы торговались еще трое суток. Причем я никак не мог понять, действительно ли ему так сильно нужны деньги, или он просто получает удовольствие от самой процедуры торга. В конце концов, Генри согласился на предложенные нами расценки, но выговорил себе 10% премии от суммы продажи патента по окончании работы.

Вот так и получилось, что с начала лета я не только учился у Генри. Но и стал таскаться в его компании по самым опасным уголкам Нью-Йорка…»

Нью-Йорк, Бронкс, 4 июня 1896 года, четверг, утро

Наш первый «инспекторский выход» Генри Хамбл начал с ворчливого заявления:

— Парень, если ты думаешь, что только я буду заботиться о целости твоей шкуры, забудь эту глупость сразу! Мы тут напарники. Да, я опытнее, я лучше стреляю, но глаз на затылке у меня нет, и скорость стрельбы все равно ограниченна. Поэтому мы как два стрелка — намного сильнее, чем комбинация «один стрелок и один охраняемый», понятно?

— Куда уж яснее?

— Ну вот! Поэтому, если улица пуста, я буду с тобой, как ты говоришь, «теорией делиться», понял?

Нью-Йорк, Манхэттен, 4 июня 1896 года, четверг, незадолго до обеда

— Если по тебе стреляют или даже просто взяли тебя на мушку, то делать можешь, что хочешь. Но! Трех вещей, парень, делать нельзя. Первое: нельзя стоять. Надо по-всякому уворачиваться. И чем больше способов знаешь, тем больше шансов, что в тебя не попадут. Можно как боксеры. То вправо, то влево, то приседая… Можно и кувырками, если голова не кружится. Можно резко прыгнуть в укрытие и ползти.

— Хочешь жить — умей вертеться! — машинально сказал я по-русски.

— Что? — заинтересовался Генри. Я перевел.

— Точно! Очень правильно! Именно так! Второе правило: нельзя слепнуть. Ты должен видеть все. Всех противников, все окружение… Все видеть не всматриваясь. А так, разом. Ну и третье: не забывай, что ты тоже вооружен! Не паникуй. Запаникуешь — собьешь себе дыхание. И стрелять не сможешь. А тебе это надо? Пистолет ты не для красоты носишь!

Нью-Йорк, Бронкс, 7 июня 1896 года, воскресенье, начало ночи

— О чем задумалась, Звездочка?

— О тебе! — улыбнулась она.

— А что обо мне думать? Я — простой и работящий Братец-Кролик, который успел соскучиться по своей Зайке. О чем тут думать-то?

— Есть о чем! — не приняла шутки она, — ты необычный, Юра. Тьфу, стой, да обожди ты! Все тебе будет, вся ночь еще впереди! Дай сказать!

Пришлось мне слегка угомониться. Впрочем, из объятий я Стеллу не выпустил и был настроен возобновить игривые поползновения, как только представится возможность.

— Ты необычный! — повторила она. — Может, ты этого не видишь, но ты меняешь людей вокруг. Джонсон редко кого и когда слушал. Но ты раз за разом умеешь убедить его. Понимаешь, не продавить решение, это многие могут, а убедить. Так что он меняет стиль поведения.

— Ну, ради прибыли люди способны на многое! — улыбнулся я.

— Не только! Фань Вэй раньше никогда не стал бы париться в бане с «варваром», как они нас называют. Да, он дружил со мной, но это была дружба, в основе которой лежал интерес ко мне, как к женщине. Ну и жалость тоже. А тебе он старается сделать приятное. Тебя он ценит.

— Так и он тоже имеет с меня деньги! — повторил я свой довод.

— Юра, ну что ты глупости говоришь! Фань — большой человек в китайской общине. Я была там как-то раз, видела его дом. Те деньги, что он имеет с вашего лекарства, для него не очень большие. И он очень занятой человек!

— Тогда почему он вошел в наш бизнес?

— Не знаю. Но думаю, его заинтересовал ты сам. Он говорит, что дружба со способным человеком — сама по себе драгоценность и награда!

— Приятно слышать…

— А Том? Том теперь решил не ходить на бои, а выучиться на помощника аптекаря. А там и аптекарем стать… И все это — ты! — и она поцеловала меня. Я, разумеется, не упустил возможности затянуть поцелуй и перевести его в нечто большее.

Ночью, когда мы со Стеллой уже разошлись по своим комнатам, я долго думал над словами. Меня нередко называли способным и умным. Но способностей влиять на людей, притягивать их вроде не было. Интересно, это что же, она ошибается? Или все же я развиваюсь?

Повертев ее слова так и сяк, я решил, что в чем-то она права. Я развиваюсь. Но ведь это и правильно, так? Америка же — страна возможностей? За этим я и рвался сюда?

Нью-Йорк, Бруклин, 16 июня 1896 года, вторник, время обеденное

За обедом Хамбл снова «поймал волну» и начал учить меня:

— Если тебя поймали без оружия — не тушуйся! Сбей противника с толку. Проповедь, к примеру, начни читать. Или засмейся радостно. Улыбнись искренне. У нас, детей Адама и Евы, выражению лица да интонациям веры куда больше, чем словам. Потому репетируй. Пригодится.

Тут я скосил глаза к носу, вывалил язык изо рта и состроил предельно глупую гримасу, заставив Генри засмеяться:

— Да, так тоже можно! И