Герой из героев. Попытка не пытка - Елена Тихомирова

зато, что они так поглумились надо мной с этим заданием, и даже на самого себя. Как можно было добровольно опуститься на самое дно? Неужели я всерьёз думал, что мне это необходимо и принесёт душевный покой? Это ведь из-за себя самого я здесь застрял. Тащусь не пойми куда за какой-то плаксивой девчонкой. Надо ли мне это? Не лучше ли остановиться? Бросить всё. Оставить. Забыть!

Великая Тьма, ну как же я хочу домой в междумирье! Мне же надо над мирами властвовать, а не вот это вот всё…

Однако я уже поставил перед собой цель и, словно автомат, шёл к ней. И постепенно во мне осталось только одно ощущение – чувство потерянности.

Когда я подошёл к маленькой деревушке, называемой Оженем, местные уже должны были приняться за работу. Пусть корнеплоды ещё зрели, но настала пора собирать злаки. Да и яблоки раньше времени налились соком. Их спелый аромат разносился по всему селению, приглушая запах куриного помёта и коровьих лепёшек. Однако все жители благополучно отлынивали от дел, столпившись у высокого столба в центре деревни. Такие частенько устанавливали в Амейрисе, как я заметил. Их называли Позорными. Именно там проходил самосуд. Так что я сделал вывод о том, что сегодня какому-то бедолаге крайне не повезло оказаться не в том месте и не в то время, и хотел было пройти мимо, но тут женщина неподалёку сочувственно сказала:

– Жалко такую маленькую-то.

– Махонькая, а на мужика руку поднять посмела! Поэтому неча тут змеюку жалеть, – прошамкала в ответ какая-то старуха, – закон для всех писан.

Своенравная. Маленькая… Я вяло протиснулся через толпу и увидел Элдри. Она была привязана к столбу. Находилась спиной ко мне. И тряслась от страха.

– Что эта девочка сделала? – тихо осведомился я у ближайшего ко мне мужичка, не рискуя вмешиваться во что-либо раньше времени.

Мужик подозрительно уставился на меня.

– А ты кто такой будешь? Не местный вроде.

– Не местный. Иду в Форрейнгард из Черниц.

– Там осеннюю ярмарку отменили. Лучше подайся в…

Несомненно, посоветовать этот бородач много чего мог. Но меня совсем иное интересовало, а потому я беззастенчиво перебил его:

– Так что эта девочка сделала?

– Из Черниц, говоришь? Это те, что возле Варжени?

– Они самые.

– Тогда поймёшь. Бабий Завет эта малявка нарушила, – мужик зло сплюнул на песок под ногами. – Вчера граф Форрейн тут проезжал. Логово головорезов каких-то разорил, а спасённых девиц здеся оставил. Четверо их было. Жанну из соседнего Оречья сразу признали да к родным отправили. Другая вместе с ней ушла. А девчонка эта с калечной бабой осталась. Баба совсем плоха была. Однорука, безглаза. Едва дышала да кровью кашляла.

– Кровью? – искренне удивился я. Ванесса не особо хорошо шла на поправку, но её тело восстанавливалось и на собранных ранее силах.

– Ага. Ну, мы посовещались меж собой и решили не мучить её. Пока мелкая обедала, мы бабу и того… А эта чего-то возвернулась как раз. Углядела. И Варфея, кузнеца нашего, что бабу душил, со всей дури кочергой жалить начала. Едва такого мужика рукастого без глаза дурная не оставила.

– И что теперь?

– Вестимо что. Не пацану какому-то в игре ребячьей, а мужу достойному вызов бросила. Так что счас староста наш молитвы закончит да отстегает розгами до мяса, чтоб на всю жизнь девка своё место запомнила.

Я плохо разбирался в народных традициях. В Чёрной Обители, конечно, хорошо готовили к жизни за её пределами, но важные для кого-то верования являлись для меня лишь очередным бессмысленным конспектом. Однако упоминание моего собеседника о Бабьем Завете и о молитвах (как и некогда прекрасно сданный экзамен!) привели меня к выводу, что передо мной язычники. Одно время набирала силу некая религия, но после ухода эльфов она спала на нет. Оставались такие вот пятачки веры и не более того. Поэтому приходилось только жалеть, что за годы обучения мне ни разу не захотелось углубиться в столь примитивный вопрос. Однако голова, хотя и нещадно трещала, по‑прежнему была у меня на плечах. И в отличие от Бабьего Завета более существенные и поддерживаемые королевской властью правила Правды Крови в ней ещё хранились.

… Правила. Правила любят потому, что они создают впечатление безопасности. Им доверяют, забывая об осторожности, ведь если появляется тот, кому наплевать на чьи‑то священные правила, то в труп может превратиться кто угодно!

Я почувствовал, что наконец-то попал на своё поле боя. Сразу распрямил спину и гордо расправил плечи. От мужичка такая перемена не ускользнула. Он мгновенно насторожился, почуял опасность, словно дикий зверь, а затем даже сник, когда я жёстко произнёс:

– Отведи меня к старосте.

– Зачем?

– Та баба мне жена. А девочка дочь.

Крестьянин косо на меня глянул, но ничего спрашивать раньше времени не стал. Действительно отвёл в домишко, обмазанный глиной и не так давно побелённый, да устроился у порога, чтобы я просто так не вышел в случае чего.

– Чего пожаловал, Иварёк? И кого с собой привёл? – вытирая лицо вышитым полотенцем, поинтересовался щупленький мужичишко в летах. Взгляд у него был острым и хитрым.

– Сам не знаю, кого привёл.

– Как это не знаю?

– Ну, не совсем не знаю. Он сказал, что из Черниц.

– А что? Если кто оттудова, то ко мне вести надобно?

Вопрос заставил мужичка смутиться. Иварёк перемялся с ноги на ногу, не зная, что сказать. И меня его молчание устроило. Я подумал, что это хороший момент для вмешательства в беседу, а потому произнёс:

– Меня зовут Морьяр. И я намеренно попросил, чтобы меня привели к вам. Я здесь по делу.

– Это же по какому? – обратился ко мне староста, и стало понятно, что он рассержен.

– Виру за жену получить хочу.

– Чего-чего? Чего ты там мелешь!

Я Предвестник Тьмы! Моё истинное предназначение нести людям боль и страдания, а вы, наглецы, сами возжелали следовать пути жестокости и беспощадности! Девочку розгами, да? Беспомощного мага втихаря удушить посмели?! Что же, настал ваш час. Сегодня вы будете купаться в муках. Сколько угодно вам их доставлю!

… Ещё и в рамках действующего законодательства.

– Виру за жену. Вы посмели её на глазах моей дочери удушить.

– Эй не! – возмутился Иварёк и, приосанясь, даже стал рукава закатывать. – Дойную корову за то, что мы милость калечной бабе оказали?

– Да погоди ты! – недовольно шикнул староста.

Ещё бы ему быть довольным! Факт убийства после такой фразы мне доказывать было уже необязательно.

– Вот кто сказал, что она жинка ему? Как её звали хоть? – попытался сходу выдумать дельную отмазку староста.