Ваше Сиятельство 14 (+иллюстрации) - Эрли Моури

Говард все еще не смирился со своей участью. Бросился на нее. Промазал. Еще одним ударом снес кулаком кого-то из своих. Повернулся под яростные маты дружков, и тут же растопыренная ладонь англичанки примяла его нос. Вдавила так, что в стороны полетели брызги крови. Следующий миг замешательства здоровяка стал для него роковым. Элизабет провела резкий «Гиут трун тауд», что в переводе с лемурийского означало «удар костяшками пальцев в болевую точку». Попала ему немногим выше солнечного сплетения. Знаю, как это больно, если бить правильно, снизу вверх, перенаправляя энергетику. На миг я увидел, как глаза противника Стрельцовой вспыхнули от боли. Замычав, он осел на пол, повернулся, становясь на четвереньки.

— Мой котенок! — хохотнула Элизабет. — Только не нагадь здесь на полу!

— Да она ведьма! — крикнул кто-то из толпы, полукругом перегородившей широкий коридор.

— Подлая шлюха! Это магия! — заорал парень со шрамом на лбу.

Элизабет повернулась и провела сокрушительный «Наро уимли бо». И как же хорошо, что баронесса была не на каблуках, иначе каблук пробил бы грудь несчастного. Он рухнул в толпу.

— Марьинских бьют! — взвизгнул кто-то из стоявших возле решетки.

— Конец тебе, шалава! — заорал парень в разорванной джан-куртке.

Рыжий в кожанке, попытался наброситься на Стрельцову сзади. Она увернулась, но к ней потянулись руки еще. Злобно щелкнул остробой — дротик вонзился в стену в полуметре от меня. Игра перестала быть простой забавой.

Не хотел я пускать в ход магию. Душа просила честного мордобоя.

Отражая атаку какого-то мудака, краем глаза я увидел, как Бабский все-таки растерял мои бутерброды — по ним топтались ноги марьинских или черт знает каких еще. При этом поручик уделал двух ближних и сам пустил кровавые слюни от чьего-то кулака. Видел я, как Элизабет наказала дурачка, назвавшего ее шалавой. Он лежал без чувств, и по нему беспощадно топтались его же дружки, пытаясь подступиться к Стрельцовой. Самые смелые падали на пол и больше не поднимались. Я же успел крепко набить костяшки пальцев о несколько подвернувшихся лиц. Бил без всяких лемурийских хитростей, зато от души.

А потом случилось кое-что неожиданное. Раздался хлопок, Бабский громкого охнул, согнулся, и из его штанов попер густой дым. Я в миг догадался в чем причина. Этот миг, вернее пару секунд, которые меня отвлекли, стоили мне пары смачных синяков. Я не успел блокировать удар, худенького, но очень резвого паренька. Он влепил мне кулаком точно в глаз. Пока из глаза фейерверком сыпались несуществующие искры, его второй кулак дотянулся до моего носа.

— Ну, козел! — я даже рассмеялся и провел лемурийский «Каад Турун», выбрасывая растопыренную ладонь вперед. Нос за нос, как говорится. Парень упал.

От Бабского народ тут же отхлынул. Послышались испуганные крики. Кто-то ломанулся в зал. Густой дым, поднимавшийся над поручиком, обрел форму огромного черепа с кровавым взором. Под ним дым собрался в костлявое тело, ряженное в черный балахон. Понятия не имею, откуда Нурхан взял такой образ. Выглядело более чем эффектно, весьма пугающе. Хорраг издал свирепый рык и метнул в толпу электрический Карахум-Фарах. Сфера, мелькнув в воздухе, тут же разорвалась зигзагами ярких молний. Древних дух не вкладывал много силы в это заклинание, но тряхнуло всех знатно. Кажется, слегка задело Бабского. Многие попадали на пол, трясясь от пронзившего мышцы разряда.

Не хотел я пускать в ход магию, ведь рассчитывал лишь на душевный мордобой, но пришлось. Я опасался, что Нурхам поубивает посетителей «Ржавки», и ударил широкой волной кинетики так, чтобы не переборщить. Я еще был в боевом порыве и вышло сильнее, чем хотелось: почти всех, стоявших в коридоре отшвырнуло в зал. Кого-то очень неудачно: двое или трое застряли в декоративной решетке. Ближайшие столы в зале перевернуло. Зазвенело разбитое стекло. Под мою волну попал и хорраг — его тоже вынесло в зал, и я побоялся, что он может там кого-нибудь прикончить.

— Сэм! На кой хрен ты его выпустил? — вопросил я Бабского, бросив взгляд на Элизабет. Мне показалось, что Стрельцова счастлива. Счастлива еще больше, чем от гонки на «Гепардах».

— Не выпускал, ваша милость! Сам, мерзавец, вырвался! Выбил пробку! Я же флакон в кармане брюк держал — так больно чпокнуло мне прямо по яйцам! Из-за этого я пропустил пару ударов, — он улыбнулся распухшими, окровавленными губами.

— Не бреши! Ты раньше их пропустил. Бегом останови джина. Мой приказ: пусть резвится, но без смертей и больших разрушений, — распорядился я, ощупывая опухшую скулу и повернулся к Элизабет. — Дорогая, ты была великолепна. Со Стрельцовой в драке может сравниться только та же Стрельцова в постели.

— Мой демон, какие приятные сравнения, — она рассмеялась, а я заметил, что баронесса тоже не обошлась без синяков: один проступал на щеке, второй на плече, были ссадины на руках. Все это такие пустяки, которые легко убираются целителями и даже хорошими мазями апотекариев.

В «Ржавом Париже» мы задержались еще на полчаса или немногим больше. После того служба спасения вывезла всех раненых и серьезно пострадавших, зал почти опустел. Остались лишь полицейские, опрашивающие девушек и трех парней крепко избитых парней. Еще в зале задержались две небольшие кампаний, которые в этой милой заварухе не участвовали. Они сидели по другую сторону от эстрады, за рядом перевернутых и разбитых в хлам столиков и диванов — последствия шалостей Нурхама Хоргема Райси. Его мне пришлось вернуть в хрустальный флакон, хотя он принял облик миловидного джина и пытался вести себя максимально доброжелательно с посетителями «Ржавки».

Бабский, прижимая к лицу пакет со льдом, направился к барной стойке и заказал мне еще один коктейль. С некоторым трудом и за щедрую плату уговорил певицу исполнить несколько песен. Вернулся поручик под первые аккорды «Прекрасные вечера Москвы» в сопровождении тучного полицейского, пыхтящего при каждом шаге точно старый эрмимобиль.

— Ваше сиятельство, — страж порядка наклонился над столом, одной рукой приглаживая пышные усы, второй придерживая кожаную папку. — Уж, не сочтите за обиду, на дворянский жетончик взглянуть можно? А то знаете, нам во всем точность важна. В протоколе одно напишу, а там у вас другое значится.

— Без проблем, милейший,