Твое чужое тело - Инна Рудольфовна Чеп

машин, живущих по чужой указке. Не имеющих собственных желаний и воли…

Монотонный стук незнакомого музыкального инструмента, ему вторит тихая струнная мелодия, размеренная, убаюкивающая, ритмичная. Голос капитана Пая — единственное, что осознает разум. Все, что говорит мужчина в форме, откладывается в сознании нерушимыми догмами. Мужская рука лежит на исходящем синей слизью рубце и там, под его ладонью, под слоем кожи и мяса трепыхается холодная скользкая тварь, медленно оплетающая ее сердце своими нитями.

— Твоя задача — служить.

Тук-тук бьется сердце. Ядро сжимается и расслабляется.

Бом-бом звучит музыка.

— Твое тело — машина.

Тук-тук льется в уши мелодия.

Бом-бом пульсирует сердце. Ядро дрожит, нити то впиваются в тело, то возвращаются к холодному склизкому комку.

— У тебя нет и не может быть желаний.

Тук-тук.

Бом-бом.

Испуганная дрожь.

— У тебя нет и не может быть чувств.

Бом-бом.

Тук-тук.

Нет палаты, нет цветов, запахов, звуков. Даже людей нет. Есть только мелодия и низкий мужской голос. Голос как нити — оплетает органы, выворачивает тело наизнанку, заполняет любую образовавшуюся пустоту новым смыслом.

— У тебя нет и не может быть воли. Моя воля — твоя суть.

Ядро замирает. Ядро привыкло подчиняться. Голос говорит истину. Воля — удел Главных.

Бом-бом.

Тук-тук.

Ядро расправляется, пускает нити вдоль кровеносных сосудов.

— Ты — машина.

Голос говорил истину. Это тоже истина?

Я — машина…

— Э, ты чего тут застыла?

Альфа в последний момент сдержала дрожь. Подняла на собеседницу глаза. Гузель, одетая в смешные шортики с зайками и розовую полупрозрачную майку, оставила дверь номера открытой и шагнула к альфе.

— Статую изображаешь?

— Нет.

— А что стоишь посреди коридора?

— Обрабатываю информацию, полученную во время дежурства.

— А в кресле разве не удобнее "обрабатывать информацию"?

— Мозг альфы работает вне зависимости от комфорта окружающей среды.

Гузель насмешливо фыркнула.

— Да уж… На, — альфе в район груди ткнули кулак с зажатой в нем черной тряпкой. — Мне немного не подошло, а тебе будет как раз.

Пятая взяла вещь. То платье. Она еще в мегамаркете высчитала, что оно Гузель не подойдет, но так и не сказала ей об этом. В быту альфы не говорят, если их не спрашивают.

— Девушка, вы нарушаете правила! Из какого вы номера? Мне придется выписать на вас штраф!

Молодой портье, вышедший из лифта, с неудовольствием покосился на медсестру. Та невинно захлопала ресницами.

— Не понимаю вас!

Парень терпеливо пояснил:

— Пункт пятнадцатый: ходить по коридору в нижнем белье в дневное время запрещается.

— Неправда! Я видела на сто третий этаж поднималась парочка в пижамах!

— На этажах выше сотого — элитные люксы. Люди, позволившие себе снять такие номера, могут здесь ходить хоть голыми. А мы с вами находимся на самом обычном, эконом-этаже. И между прочим в конце коридора две комнаты сняли монашки с Лю-Ти-Обара. Вот если они вас увидят в такой, — он обвел фигуру Гузель руками, — одежде, нам не миновать иска за оскорбление чувств кого-то там по религиозному поводу. Прошу соблюдать порядок, а иначе нам придется принять меры!

— О! — томно выдохнула медсестра. — И какие же это будут меры?

Портье замялся, не зная, что ответить, и покраснел.

— Ну…

— Возможно, мы сможем решить все мирно? — улыбнулась ему Гузель. — Назначим штрафом один поцелуй. И я буду прощена. Хорошо?

— Она протянула вперед руку, предлагая скрепить договор рукопожатием и немного наклонилась. Портье, не способный отвести взгляд от выреза маечки, сглотнул слюну.

— Ну да…

Медсестра быстро вытащила свою ладонь из его пальцев и с довольным видом приказала:

— Пятая, поцелуй его.

Альфа моргнула.

— Зачем?

— Ты должна охранять мое здоровье, разве нет? Я не могу его поцеловать: вдруг он какой заразный, или вообще не элюд, а только выглядит, как мы! Подцеплю еще что-нибудь! А твой организм переработает любую заразу.

— Э, — возмутился парень. — Я…

— Помолчи! — жестко сказала Гузель и прищурившись внимательно посмотрела на симбионта. — Я приказываю тебе его поцеловать, чтобы сохранить мое здоровье.

"У тебя нет и не может быть желаний"…

… — Это платье некрасивое. Он надо мной смеяться будет.

— Ох, Настя! Вот нашла беду — платье! Помни: все должно быть по любви, по согласию! А любовь, это когда не на наряд смотришь, а на душу. Гляди, будет Пауль настаивать на том, что ты делать не хочешь — никогда не иди поперек себя. Целоваться надо по ведению сердца. А платье к сердцу никакого отношения не имеет. Поняла? По любви…

"Ты — машина"…

"У тебя нет и не может быть воли"…

Пятая подошла к портье, наклонилась, коснулась его губ своими. Отстранилась.

Шагнула к своей комнате.

— Ну ок. Вали, парень, мы в расчете. — Гузель скользнула к приоткрытой двери своего номера. Но альфа знала, что медсестра замерла на пороге, не сводя с нее внимательного взгляда. Симбионт вошла в спальню и бесшумно закрыла за собой дверь.

Рука ее до сих пор сжимала черную ткань подаренного ей платья.

* * *

Шум. Плавно и не спешно он то приближался, то удалялся. Шум приносил пищу, возможность жить, движение.

Жар. Он приходил, когда шум оказывался слишком далеко. Жар забирал силу и пищу, уничтожал части тела.

Твердость. Ее невозможно победить, ею не получается питаться. Мертвая неподвижная твердость, неподвластная ни шуму, ни жару.

И горячая волна, съедающая все на своем пути…

Альфа резко села в постели. Синие нити тут же растворились, оставляя кожу рук чистой. Пятая собрала волосы в хвост, встала, прошла в ванную. Остановилась перед зеркалом, принялась раздеваться.

Пятно. Синее. Небольшое, размером с два ногтя, и имеющее кривые очертания, отдаленно напоминающие не то цветок, не то облако. На этот раз оно возникло на внутренней стороне бедра.

Еще одно на ее теле.

Фолс сказал: "Это просто проявление симбиотической связи," — но голос его был недовольным. Словно она сломалась. Словно он предвидел, что будут и другие пятна, и…

Джамала пожала плечами и ответила, что "организм способен работать в прежнем режиме".

Альфа приняла информацию к сведению и перестала думать о пятне. А потом появилось второе. Медсестра его видела, но ничего не сказала. Значит, все в порядке.

Нет. Все было не в порядке.

"Ты — машина".

Альфа коснулась губ.

Ничего. Она абсолютно ничего не почувствовала, когда целовала портье. Ни вожделения, ни отвращения. Только почему-то вспомнилась мама… Тогда, восемь… девять лет назад ее слова казались Насте глупыми и незначительными.

Как и теперь.

"Исследуй свое тело, — советовал ей второй тренер лет шесть назад. — Ты должна знать каждую клетку своего организма, каждую