Птицеед (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич

Хотелось выдать что-нибудь привычно-ироничное, но я только посмотрел на его кулак, облаченный в замшевую перчатку, в котором были зажаты две тоненькие веточки. Всего две. Остальные уже тянули, и остались лишь я, да Капитан. Шанс пятьдесят на пятьдесят. На удачу и не на удачу, дери нас совы.

Я вздохнул и потянул за ту, что была ближе ко мне.

Ну и что вы думаете?

Конечно же короткая.

— Проклятье! — пробурчал я, поднимая руку, чтобы все в отряде видели ношу, которую взвалила на меня фортуна. — В этот раз ты точно жульничал. Просто я пока не пойму, как ты это столь ловко провернул.

Капитан серьезно кивнул, словно соглашаясь с моим «обвинением». Хлопнул по плечу, что я предпочёл трактовать, как «сочувствую». Я вздохнул с разочарованием, вновь помянул сов и глянул исподлобья на остальных.

Никакого сочувствия на уставших лицах. Какое может быть сочувствие к тому, кто через несколько минут вполне возможно станет твоим палачом?

Каждый понимал это. Потому что в Иле нет места для жалости, здесь не в почёте сомнения или неуверенность. Или ты следуешь законам отряда или остаешься тут навсегда.

И не только ты, но и те, кто идет рядом с тобой. Эта странная реальность между нашим миром и Гнездом, пограничные земли дремлющего ужаса, не прощающие слабых.

Обо мне быстро забыли. Двадцать шесть человек с напряженным вниманием смотрели, как Капитан собирает веточки одинаковой длины и одну из них делает короткой.

Мы — «Соломенные плащи». Наемный отряд. Шакалы, что рыскают по Илу и забираются туда, куда не доходит армия лорда-командующего и головорезы лордов Великих домов. Мы не штурмуем Гнездо. Не цепляем последних Светозарных, не ломаем подбирающиеся к Шельфу улья и держимся подальше от всего, что связано с Птицами. Мы выполняем щекотливые задания и приносим влияние некоторым из благородных господ, если нам сопутствует удача. И у нас есть правила. К сожалению, некоторые из них никому из нас не нравятся, но им приходится следовать. По причинам, которые я описал — чуть выше.

Все согласились с этим когда-то. Так и повелось.

Первый закон «Соломенных плащей» гласит: если солнцесвет разряжен, то один из нас дарует ценой жизни жизнь остальным. Это риск, который всегда с нами, когда мы уходим в Ил. Он ничтожен. Куда проще нарваться на жеребенка, рвача или мечтателя, чем разрядить солнцесвет. Но порой такое случается, цветок гаснет и тогда дело за жребием.

Пятеро из нас никогда не тянут его.

Капитан. Потому что он Капитан и этим всё сказано.

Я. Потому, что я единственный, кто может нести на себе булыжники и не сдохнуть.

Болохов. Потому что он наш колдун, росс, а они народ, имеющий предрасположенность к Белой ветви колдовства, что сразу намекает о способности зарядить уже истощенный солнцесвет.

Голова. Потому что он из Фогельфедера и по слухам личный поверенный лорда-командующего, благородный из дома Пеликанов, наблюдающий… простите, сопровождающий «Соломенных плащей». И прикончить его в таком ритуале, значит огрести проблем в Айурэ до конца жизни. И не скажу, что она будет очень уж длинной.

Ну и Толстая Мамочка. Потому что она вообще не человек, а из народа килли. И её использовать, всё равно, что доить плотву — занятие совершенно бесполезное.

Поэтому наша развесёлая пятерка тянет первый жребий. Жребий палача.

Я ждал рядом с Болоховым, на каменистом невысоком холмике, откуда открывался вид на всю площадку. Росс щурился, смотрел на розовый месяц над пустошами, чуть шевелил губами, явно что-то высчитывая. Работа ему предстояла не менее грязная, чем мне. В руке он сжимал объемистую колбу, в которой находился солнцесвет — сейчас не ярко-золотистый, испускавший теплый свет, а почерневший, с вялыми листьями и согнутым стеблем.

Опустошенный до последней капли.

Болохов ниже меня на полголовы, носит чёрное, плюет на треуголки и предпочитает шляпы с полями. Пшеничные усы, высокие залысины, чуть красноватое лицо и ярко-голубые безучастные глаза. Они холодны, даже когда росс веселится. В них нет никаких тёплых эмоций. Порой его правую щеку пронзают тики и тогда она дергается вместе с нижним розовым веком, а уголок рта начинает плясать, то ли пытаясь улыбнуться, то ли расстроиться. Мне всегда кажется, что под этой щекой кто-то живет, какой-то проклятый совами паразит, пытающийся выбраться из тела колдуна на волю.

Мы с Болоховым друг друга терпеть не можем. Без особой личной причины, признаюсь в этом. Просто бывают люди, которые подходят друг другу, как перчатка стопе. Я не жалую Белую ветвь — это тёмный путь колдовства, плотно завязанный на человеческой крови и смерти. Он не жалует мою излишнюю «щепетильность» в вопросах, которые его не заставляют даже вздрогнуть.

Но мы как-то уживаемся, когда меня приглашают в отряд. По большей части времени, просто не замечаем друг друга.

Очень удобно.

— Повезло Жану и Манишке, — проворчал стоявший недалеко от меня сутулый Бальд, почесывая крупный, похожий на картофелину нос. — Как же они вовремя потерялись, выклюй совы им глаза.

Капитан отправил этих двоих назад, с вестью лорду Авельслебену из благородного дома Грачей. Они уехали еще утром (хотя для большинства в этом мире вечного розового месяца и не понять, когда утро, а когда вечер) и не вернулись спустя двенадцать часов. Может заблудились, может их что-то задержало, а может… Ил — опасное место. Люди здесь пропадают по тысяче совершенно разных и порой совершенно незначительных причин.

Так что может им и повезло, когда уцелевшая часть нашего отряда проводила жеребьевку. А, может, и нет.

Капитан зажал палочку в кулаке. Он у нас суровый малый, хоть и похож на фарфоровую куклу. Весь такой ладный, высокий, плечистый, со смазливым личиком и золотистыми волосами под щегольской шляпой с пером. Не идет, а танцует. Не говорит, а почти поет. К его одежде не липнет грязь. Раньше я пытался разгадать эту загадку — отчего ни на камзоле, ни на плаще, ни на бриджах, чулках или ботинках нет ни пылинки, даже когда мы лезем через болото? Но решил, что в мире слишком мало загадок, чтобы я уничтожил и эту.

— Приступаем.

Я осмотрел всех наших. За годы совместных путешествий в Ил это стал и мой отряд. Пусть я, как и Голова, приходящий человек. Отправляющийся с ними в рейды лишь по личному приглашению командира. Когда требуется нести булыжники или искать альтернативные пути в неизведанных уголках.

Мы сейчас — довольно унылое, если не сказать жалкое, зрелище.

Уставшие. Испачканные грязью. С расцарапанными лицами и перевязанными головами. На нас разномастная одежда: камзолы, куртки, плащи, сапоги, ботинки, рейтузы, штаны или лосины. Мы не регулярная армия и даже не отряд какого-нибудь благородного дома Айурэ. Для того, чтобы вместе отправиться в Ил, нам не нужна одинаковая форма: алые камзолы, высокие шапки гренадёров, белые ранцы, да жёлтые барабаны с золотыми флагами.

Мы — дикие хорьки. Наёмники. Так что одинаковое у нас одно — плащи из соломы. Темно-жёлтые, бурые по краям, растрепанные и тяжелые, когда идут дожди. Сейчас лишь некоторые из нас носят их на плечах, остальные свернули и убрали к переметным сумкам, но ночами или в местах уж совсем жутких — мы все похожи на ожившие стога соломы, а точнее, на крестьян из прошлого. Потому что в тех местах, в которые я их привожу, нет лучшей защиты от множества проблем, чем быть похожим на птичье гнездо. Порой это надежнее и эффективнее, чем руна под языком.

Капитан стоял в центре, остальные собрались, взяв его в широкое кольцо. Лишь Толстая Мамочка осталась на возвышенности, наблюдая за обстановкой, чтобы никакая тварь не подкралась, и её серая массивная фигура чётко вырисовалась на фоне бледного неба.

Мои пальцы провели по рукояти Вампира — узкой, легкой сабли. Нащупали один едва заметный бугорок, а за ним — две едва ощутимые выемки. Пришла привычная мысль, что, возможно, удача в поисках рано или поздно мне улыбнется.

— Хватит уже лыбиться, проклятый везунчик, — буркнул Бальд чернобородому громиле по прозвищу Громила. — Иди давай.