Дмитрий Манасыпов - Район-55

Ознакомительный фрагмент

Ну подумаешь! Морг, вскрытия, едкий запах формальдегидных растворов, изжелта-бледные, распластанные на столах тела, кучи дешевой одежды для похорон в кладовке (Александр Анатольевич не брезговал «левым» заработком, упаковывая и провожая чьих-то дорогих покойников в последний путь за умеренную плату, демпингуя цены «Горразнобыта»). Разве это оттолкнет женщину, перешагнувшую рубеж четвертого десятка, обладающую стальными нервами и постоянно сталкивающуюся со страшной Гостьей, забиравшей пациентов из палат ее отделения?

«Окучивание» претендента на руку и сердце прошло без сучка без задоринки. «Клиент», к тридцати годам приобретший склонность к постоянной спутнице и домашнему уюту, оборонялся обреченно и вяло.

К детям Александр Анатольевич относился спокойно и без ажиотажа. Куда больше его интересовал именно тот аспект, что с Ритой ему не придется прибегать к врачебному вмешательству при прерывании беременности. Окончательно она поразила его жестким сексом в маленькой комнате, примыкавшей к прозекторской, и он сдался.

Сейчас Рита развалилась на диване, наблюдая за партнером, жадно поглощавшим остывающий ужин. Лучше было бы находиться у него дома, где она давно навела именно тот порядок, который был по душе ей самой, но…

На стальных, легированных поддонах за стеной лежали три тела. Два совсем молодых пацана, попавших в аварию, и бомж, которого привезла «труповозка», вызванная овошниками, нашедшими его в подвале.

Если мальчишек следовало привести в то состояние, в котором их могли бы завтра похоронить, то бомжа нужно было обследовать, прежде чем отправлять на безымянное кладбище за городом. В общем, работы у избранника Риты было много, потому она и пришла. Э-эх, а жаль.

Женщина потянулась, закинув руки за голову и разведя в сторону мускулистые бедра, и улыбнулась, видя, как Александр Анатольевич поперхнулся, чуть не подавившись куском котлеты.

Семеныч, старший прапорщик ППС ГОВД МО Радостный, тщательно мыл руки в подсобке круглосуточного торгового павильона-«разливайки» на «пятаке». Тер ладони друг о друга, старательно используя брусок темного хозяйственного мыла. Вода из крана шла слабой струйкой, что раздражало и без того злого Семеныча. Да и раковина была забита, из-за чего в ней стояла на несколько сантиметров розовая от смытой им крови, с пеной от мыла, вода.

— Смыл? — Лидка, дородная ночная продавщица, заглянула в подсобку. — Ну, Семеныч, ты и зверь. Это же надо так человека отмудохать.

— Рот закрой. — Прапорщик снял с крючка грязное полотенце и начал вытирать руки. — Я и тебя бы отмудохал, не будь ты бабой. Раньше не могла позвонить, овца?

— Ты чего?! — Женщина напряглась, понимая, что заведенный мент запросто может «выписать» звездюлей и ей. — Что я сделала-то? Ну, пили они в «разливайке», и что? Дембельнулся вроде как один, вот и пили. Тихо и мирно, пока Керим не зашел…

Прапорщик развернулся к ней:

— Сколько раз было говорено, что раз пьют и темно, так звони? Я ведь, если захочу, запросто вашу рыгаловку закрою. Так и передай своему шефу. Мы вам не мешаем водку паленую продавать, налево от хозяина, так?

— Так…

— И с тобой я договаривался, что раз есть мои клиенты, так звонишь. Было дело?

— Было, Паш, но ведь молодые ребята-то. Друг с армии пришел, я и подумала…

— Ты бы, Лидок, думала поменьше, а то сдается мне, что ты точно не головой думаешь, а своим заводом.

— Каким заводом?

— По производству целлюлита, на который ты скоро трусы на рынке найти не сможешь, если жрать в два горла не прекратишь.

Лидкины пальцы, вцепившиеся в косяк, побелели от того, как она их сжала.

— Ну, ты и козел, — зло прошипела продавщица. — Хрен с тобой, Семеныч, будут тебе клиенты. Но если ты еще раз захочешь от своей Машки налево со мной сходить — хрен тебе. Понял?

— Да мне и даром не нужно. — Прапорщик сплюнул и шагнул к двери. — Подвинься, а то не протиснусь.

Выйдя в торговый зал, он направился к выходу из модуля.

Напарница Лидки, худенькая и зашуганная девушка, возилась в углу со шваброй, замывала кровь. За стеклянной дверью виднелся зад милицейской «таблетки», на которой патруль прапорщика объезжал улицы города. Бок о бок с ней уже стояла «газелька» «скорой помощи», которую пришлось вызвать сержанту Михайлову. Сам сержант вместе с третьим патрульным, молоденьким стажером, курил рядом со служебным автомобилем. Семеныч направился к «скорой».

На «пятак» они заехали планово и стали свидетелями того, как из крайнего окна «разливайки», уместившейся в самом конце ряда павильонов, вылетел высокий металлический стул.

Внутри бушевала драка. Какой-то пьяный парень в дембельском камуфляже старательно избивал по- лутатарина-полуазербайджанца Керима, работавшего в соседнем ларьке. Еще двое парней, вусмерть пьяных, крепко его держали. Кто выбил стулом окно, было неясно, да это и не интересовало пэпээсников. Все бы было ничего, если бы «камуфлированный» не решил доказать, что он не зря служил в войсках дяди Васи Маргелова.

Семеныч, злой по причине того, что должен был сегодня отдыхать, пить пиво и смотреть матч любимого «Рубина», думал недолго. Будучи в прошлом мастером спорта по боксу и обладая куда большей комплекцией, чем дембельнувшийся «голубой берет», он быстро доказал всю абсурдность действий отставного вояки. Пока двое других ментов выкручивали руки дружкам десантника, Семеныч, наскоро обработав заводилу, приступил к планомерному нанесению ему телесных тяжких, благо факт нападения на сотрудника при исполнении был налицо.

— Ну чего там? — Прапорщик подошел к «скорой», откуда как раз выбрался врач. — Здорово, Лex.

— Здравствуй, Паша. — Бывший одноклассник Семеныча достал из кармана мятую пачку «Явы», щелкнул зажигалкой. — Постарался ты на совесть, ничего не скажешь. Перелом лицевой кости, смещение перегородки носа и выбитые зубы. Не перегнул палку-то, а? Как считаешь, Паша?

— Да срать я на него хотел. Не хрен на меня кидаться было. Закрою его по полной, говнюка.

— Закроешь, закроешь. — Врач глубоко затянулся. — После выписки гражданина Абросимова из больницы. К слову, Паша, пацан-то ветеран. Дело такое…

— Какое, на хрен, такое?

— Да ты не злись, Паш. Просто на таких ребятишек сейчас наш новый президент ставку делает. Льготные кредиты, рабочие места, поступление в учебные учреждения и прочее. Смотри, как бы тебя самого не закрыли за превышение полномочий и несоответствие принятых тобою мер реальной действительности… А мальчика я увожу в «травму», Паша. Если повезет, так ему лицо слепят заново, ну а не повезет, так Квазимодой останется. На всю жизнь. И отчет я составлю, и в журнал запись сделаю, ты уж на меня не серчай, одноклассник.

— А пошел ты, Лех, на… — Семеныч сплюнул. — Имел я таких ветеранов, понял? Эй, экипаж, поехали в отдел сдавать орлов.

Дверцы уазика хлопнули, зафырчал двигатель, и «таблетка» покатила в сторону «дворца правосудия».

За павильоном, стоя под козырьком, курила зареванная Лидка.

Кир шел вдоль ряда клеток, осматривая свои владения и подданных. Владения были скромные, подданные неразумные и опасные. Тем не менее свою работу Кир любил. А ведь все началось с детства…

Детство ему выпало сложное, пришедшееся на девяностые, проходило в городе-герое Москве, точнее, в будущем Южном ее округе. В семье, кроме Кира, было еще трое детей, родители и бабушка. Родители жестоко пили, изредка работая в «окнах» между месячными запоями. Денег постоянно не хватало, игровых приставок и модных игрушек у детей не было. Единственным развлечением Кира были поездки с бабушкой в цирк или зоопарк, в те дни, когда ей платили пенсию. Вот тогда и возникла любовь к животным, которые хоть и живут в клетках, но не пьют, любят своих детенышей, оберегают их до момента взросления.

С учебой тоже не срослось, и Кир пошел, когда пришло его время, служить в армию. Вернулся, съехал на съемную квартиру и стал учиться на ветеринара. Из техникума его исключили на третьем курсе за жестокое избиение лиц кавказской национальности, обучавшихся с ним на одном потоке. Еле-еле удалось отмазаться от суда и прочего, что с ним связано. Как результат: должность зоотехника в разъездном зооцирке. Что Кира в принципе полностью устраивало.

— Ты чего нервничаешь, Джим? — Он остановился у клетки с большим орангутангом. — Старина, чет ты мне не нравишься сегодня…

Джим прыгал по клетке, крича и дергая стальные прутья. Он был старым и очень большим, с густой темно-рыжего цвета свалявшейся шерстью. Обычно спокойный и невозмутимый, сегодня орангутанг немного испугал Кира. Таким он его никогда не видел. Непонятно было, что вывело из себя старого и умного самца. Зоотехник покачал головой и пошел дальше, прислушиваясь к не совсем привычным для него звукам, которые издавали его питомцы.