Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы

Ознакомительный фрагмент

Он самостоятельно или с чьей-то помощью использовал недостаточно освоенную еще методику параллельного мышления. Одновременно вступил в игру с Суздалевым, пока не зная, союзником он станет или противником. Совершенно по-иному перекомпоновывал сложившуюся «на других фронтах» конфигурацию. Не до конца понимая, что именно делает — создает аннотированный комментарий к партиям сыгранного матча или выстраивает мыслеформу, гарантирующую преобразование химеры в полноценную реальность?

Шульгин сообщил генералу (все-таки монахом его называть не хотелось, не стыковались образы), что подлинная картина мира на самом деле несколько сложнее, чем дихотомия: реальность-химера. Развилка развилкой, но не одна она была в минувшие полтора века. И там, где они смогли реализоваться, образовывались и продолжают образовываться реальности поустойчивее существующей здесь.

Познакомил с концепцией мировой Сети как над- и внегалактического, всепространственного и вневременного артефакта, упрощенно сведя ее к образу пресловутого компьютера, только нематериального.

— Понимаете, Георгий Михайлович, на самом деле все достаточно просто. Компьютер, железный, как этот, — он постучал по крышке бортового устройства, — или органический, — коснулся своего лба, — в процессе функционирования производит продукт нематериальный. Мысль, если хотите. Дурацкую или гениальную — несущественно. Сеть же действует строго наоборот. Сама являясь не более чем мыслью или же идеей, создает звезды, межзвездное вещество, энергию и всякие поля, планеты, обитаемые и не очень. На обитаемых рано или поздно зарождается разум, начинающий, в свою очередь, творить как железки, так и ту же пресловутую мысль. Тут петля замыкается, змея кусает собственный хвост…

— И чем же эта переусложненная, на мой взгляд, концепция отличается от идеи Бога как такового?

— Да как вам сказать. Бога, мне кажется, можно рассматривать лишь как вторую производную. Исходя, разумеется, из той информации, которая содержится в религиозной литературе. В человеческой мифологии и фольклоре слишком много богов, подчас — взаимоисключающих. Есть также религии, обходящиеся вообще без идеи бога. Я — субъект довольно широких взглядов, готов признать, что в каких-то узлах Сети могут существовать некие образования, выглядящие и ведущие себя аналогично человеческим представлениям о том, кого вы подразумеваете. Надеюсь, мои слова не покажутся вам кощунством.

— Нет, нет, продолжайте. Широта моих взглядов, я надеюсь, достаточна, чтобы обсуждать любые темы.

— Главным моментом, который позволяет мне так говорить, является то, что Гиперсеть, чем бы она ни была, доступна для проникновения и вмешательства в ее деятельность на столь же рациональных принципах, как и в любой компьютер. По крайней мере, в пределах, охватываемых нашим воображением. Мое здесь присутствие и те феномены, что вы имели возможность наблюдать, — наилучшее тому подтверждение. Уверен, что воздействовать на «настоящего бога» смертному вряд ли удалось бы.

— Вы меня не убедили, — вздохнул Суздалев. — Давайте пойдем дальше, если желаете. Ваша «Сеть» — мысль, вы сказали. Следующий вопрос — чья? Если есть продукт, есть и его производитель. Или же источник…

За годы службы в своей должности генерал наверняка натренировался в богословских диспутах, хотя бы для того, чтобы «возвести в закон волю господствующего класса», в его случае — обеспечить душевный комфорт тем, кто вынужден был принимать все те же «предложенные обстоятельства» не под давлением силы или угрозы ее применения, а в полном согласии с проповедуемыми принципами.

— Георгий Михайлович, — расплылся в улыбке Шульгин. — Давайте согласимся, что правы вы, а не я. Тогда проблема, нисколько не решаясь, поднимается еще на одну ступеньку вверх. Хорошо, есть тот, эманацией чьей мысли является Сеть. Один из моих знакомых назвал его «Великим Спящим». Он где-то спит, а наш и окрестные миры — его сновидения, внутри которых субъекты обладают определенной свободой воли, заданной внутри тех же сновидений. Тоже очень складная теория. У вас, простите, какое образование? — неожиданно спросил он, заодно извлекая из внутреннего кармана серебряную фляжку, наполненную, прошу заметить, из посудины на КП князя Игоря в придуманном ХIII веке.

— Высшее военное, потом несколько спецкурсов, тратить время на полноценные университеты возможности не было.

— Ну, тогда глотните, — протянул он обтянутый кожей сосуд. Прием, отработанный профессором Удолиным. Сюда бы его пригласить, в качестве научного резерва.

Суздалев приложился к горлышку. Старый солдат все-таки, отказываться статус не велит.

— И как? — заинтересованно, с лицом естествоиспытателя Паганеля, спросил Шульгин.

— Да ничего. Умело сделано. Чего я только не перепробовал в своей жизни, противнее бражки из маниоки ничего не знаю. А это годится. Типа дешевого ирландского виски.

— Вот и доказательство. Причем — чего угодно сразу. Если этот напиток показался вам естественным по вкусу и убойной силе, а извлечен он из реальности не второго даже, а третьего порядка, значит — либо реальность полноценная, либо мы с вами, люди иных миров, заметьте, вымышлены столь же талантливо, что друг для друга выглядим живыми и вдобавок обладающими одинаковым метаболизмом…

Суздалев задумался всерьез. А что ж, с таким софистом, как Сашка, на равных умел общаться только Новиков.

— А если… — неуверенно произнес генерал.

— Если — то мы вернулись на круги своя, и о чем-то рассуждать вполне бессмысленно. Хотите острый эксперимент? Я вообразил ваш мир, Игорь, — тот, вы воспринимаете окружающее как-то по-своему. Сейчас один из нас отключит автопилот, направит сей дископлан в отвесное пикирование. Кто-нибудь должен выжить? А кто? Ваше мнение?

Суздалев рассмеялся раскованно, будто действительно услышал неубиваемый довод.

— Нет, Александр Иванович, с вами можно иметь дело. Мне ребята говорили, что вы изумительный мужик. Лично убедился, признаю: «Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее он не мог бы возразить…»

— «…Хвалили все ответ замысловатый», — завершил строфу Шульгин.

Дископлан начал заходить на посадку где-то среди заснеженного леса. Шульгин думал, что генерал пригласил его в свою московскую резиденцию на углу Трубной, но, видимо, сейчас требовалось более уединенное место.

Он разбудил Ростокина. Тот проснулся в полном порядке.

— Что-то очень нехорошее произошло, Александр Иваныч? — спросил он.

— В пределах. Очередной раз проскочили. Придержать там тебя захотели, Елена или кто другой, но, как в одном фильме говорилось: «Боцмана без хрена не съешь!» Пришлось тебя немного нейтрализовать, уж очень ты не хотел прощаться «с серебристой, самою заветною мечтой». Но ты не переживай, чего-чего, а в те декорации мы вернуться завсегда сумеем.

— А сейчас что делать будем?

— Как обычно — врубаться в обстановку. Она для тебя, кстати, родная. Связи имеешь, помимо хозяина сего убежища, и очень неслабые, как мне известно. Капиталец кой-какой, а это немаловажно. Одолжишь некоторую сумму, если что. Для чего-то же нам с тобой потребовалось здесь встретиться? Но обсудим это завтра. Хозяина я попрошу, чтобы обеспечил тебе возможность выспаться по-человечески. Горячая ванна, душ, парная — на твое усмотрение. Отдельная комната и охрана у двери.

— Александр Иваныч, о чем вы, я уже в полном порядке…

— Заткнитесь, поручик, — ласково сказал Шульгин. — Делать будешь только то, что я скажу. А о тонкостях наших взаимоотношений поговорим как-нибудь в другой раз. Это тебе Великий Магистр говорит!

Ростокин кивнул, более не вдаваясь в рассуждения, и покорно направился в отведенное помещение.

На скольких загородных дачах, базах, виллах, лесных избушках привелось побывать Сашке только за этот виток судьбы! Наверное, в компенсацию за предыдущее, когда сюжеты крутились вокруг грандиозных замков и многоквартирных домов в мегаполисах.

Здесь ему тоже понравилось. Можно было бы сказать, что дом Суздалева напоминает усадьбу утонченного японского князя, страдающего гигантоманией. Восточного облика дом, но раза в три больше, чем храм Реандзи. Вместо четырех соток (в пересчете на наши меры) — два гектара. Криптомерии, сакуры до плеча, прочие бонсаи заменяют уходящие в поднебесья деревья, высаженные «еще до исторического материализма», как выражался Остап. Роль ручейков, которые можно перешагнуть, и водопадиков высотой по колено исполняла полноводная Истра с мастерски оформленными берегами. Грудки камешков — гранитные валуны. И прочее в той же тональности и эстетике.

Само собой, вторая половина ХХI века — не то что начало ХХ: интерьеры другие, строительные технологии, оборудование. А так — примерно то же самое. Если не слишком вникать. Вникать следовало в другое.