На краю жизни - Ханна Ким

понимает, что с самого начала должна была отчитаться перед Нейтом, всеми остальными, обрисовать ситуацию и все такое, но внутренних ресурсов хватило лишь на душ и короткий сон, после которого она долго сидела над своим блокнотом. А может, и не своим вовсе?..

Ее план лагает по всем фронтам, но половина сделана – осталось самое сложное. И это сложное может аукнуться ей так нехило, что не только все ребра пересчитает, но и зубы. «Предлагаю обмен» – что на это скажет Дин? Отправит в пешее, сразу глотку перегрызет или просто назовет последней тварью? Так и не дослушав до конца.

Она останавливается перед дверью в камеру и заглядывает в окошко. Кажется, Лив не шутила. Происходит и правда что-то странное – некогда полудохлый пленник перебрался с кровати на пол и так яростно отжимается, что того и гляди мышцы лопнут от перегрузки.

– Вот что моя кровушка животворящая делает, – произносит она, отворяя дверь.

Дин останавливается, поднимает голову и таращится на нее хмуро. Встает с пола и демонстративно отряхивает ладони, отводя взгляд. Выглядит как обиженный пятилетка, честное слово.

– Собирайся, – бросает с порога Марго.

Дин оглядывает помещение, а затем разводит руками:

– Собрался.

– Идем.

Марго снова думает о том, что сперва должна была поговорить с Нейтом и хотя бы поставить его в известность. Снова думает о том, что не имеет права принимать такие решения в одиночку. Но в то же время – пути назад уже нет, действительно. Дин ей нужен теперь – живой, здоровый и красивый, блять. А все это никак нельзя, если он сидит в камере, где по стенам плесень ползет.

«А такой ли уж он и пленник, если подумать».

Марго почти истерично скрипит зубами, вспомнив эти слова Нейта. Будто тот с самого начала предугадал подобный расклад событий. Того и гляди в лицо рассмеется.

В коридорах уже темно, поэтому Марго светит фонариком. Не оборачивается чисто из принципа – знает просто, что Дин идет за ней. Знает, что тот никаких фокусов выкидывать не будет – бессмысленно совершенно. Но ладно это – проблема скорее в том, что Дину уже давно не надо ни хуя, кроме одной, казалось бы, вещи. Но и та сдохла в своем смысле, оставив после себя лишь смазанное черное пятно, за которым ничего, кроме желания поскорее закрыть глаза, и желательно – навсегда. Разве так правильно?

– Одежды у нас немного, – неловко произносит Марго, когда заводит Дина в комнату. – Так что особо не разгуляешься. Сразу спатеньки ляжешь вонючий и грязный или сходишь помоешься?

– Ты чего? – Дин щурит глаза – даже в потемках видно.

– То есть?

– Опять топишь в игру за плохого и хорошего полицейского?

– Слушай, – Марго подходит к нему и тычет пальцем в грудь, – если ты еще не понял, то на всей этой базе здесь для тебя нет ни одного хорошего полицейского, – она нажимает пальцем сильнее, – кроме меня.

– И почему же?

– Потому что ты мне нужен, – без стеснения отвечает она, отстраняясь.

– Все еще надеешься выбить из меня информацию?

– Уже не надеюсь. – Марго тянет губы в злорадной ухмылке. – Просто знаю, что ты сам все расскажешь. Хочешь спросить, откуда знаю? Так вот, я тебе расскажу.

– Давай, повесели. – Дин с размаху плюхается на одну из кроватей.

– Через три дня у меня встреча с твоими начальниками, – рубит она с плеча. – Я предложила им обмен: ты на твою сестру.

За окнами, которые не закрыты ставнями, мелькают уже привычные лучи карманных фонариков. Воздух в комнате спертый – давно не проветривали, – и дышать им неприятно. Пахнет чем-то сопревшим, но все равно лучше, чем было в подвальных помещениях. Марго пару раз глубоко вздыхает, наблюдая за Дином, который не двигается совсем, и уже начинает сомневаться совершенно во всем.

– Ты больная, – только и слышит она спустя минуту.

– Больной здесь только ты, – огрызается Марго. – В прямом смысле.

– И что? Ты правда решила нас обменять? Какой в этом смысл? – Дин полностью игнорирует ее поддевку.

– Никакого обмена не будет, я не собираюсь тебя им отдавать, – отрезают ему в ответ; Марго видит, что Дин против воли удивляется. – Думаю, они тоже не подумают никакой обмен устраивать. Скорее всего, решат сделать то же, что и я, – убить двух зайцев одним выстрелом.

– А с чего ты с самого начала взяла, что они привезут мою сестру?

«С чего ты взяла, что его сестра жива?»

– Надеюсь на лучшее. – Марго верит, что ее губы не дрожат, когда она улыбается. Или что этого хотя бы не видно. – А иначе я полное говно, а не стратег.

– Могу и так сразу сказать сразу, что ты говно. – Дин встает с кровати и мельком оглядывается. – Зачем это все? Ты уже говорила, но я не верю, уж прости. Ради информации я бы не стал так рисковать. Особенно будь рядом со мной люди, ради которых я бы умер. Да и на какую информацию ты надеешься? Местоположение всех их опорных пунктов?

– А они рядом, люди эти? Человек? – Марго поднимается тоже, подмечая смену эмоций на чужом лице. – Вот когда будет, тогда и вернемся к этому разговору.

– Ты больная, – повторяют ей.

– Я здорова как бык. – Она остается невозмутимой. – А тебе придется еще крови хлебнуть, потому что на эту встречу через три дня ты поедешь тоже. И ты должен быть бодрее, чем десять меня.

Дин ничего не отвечает – смотрит в сторону окна молчаливо и остро, как чертов ястреб. Словно его цель там, за стеклом, а не прямо перед ним. Марго знает, что ей бы с удовольствием свернули шею, так как слишком много дерьма заставила хлебнуть. Но в то же время она знает и то, что, не будь дотошной ее, Дин так бы и продолжал кромсать ни в чем не повинных людей, до конца не имея понятия, жива его сестра или нет. Все лишь на словах.

…Если она давно уже мертва, будет паршиво.

– Давай одежду, – цедит Дин.

А между букв так и слышится: «Я твою кровь тебе сам в глотку затолкаю». Слышится, но не чувствуется. Марго улыбается. Проблеск надежды красив, ярок, но может быть так губителен. Если рухнет, за ним уже ничего не будет, чернота лишь одна. И она хочет верить, что не ошиблась, – у нее много причин верить, верить до исступления. Теперь вот еще плюс одна – и пусть эта «плюс одна» противная, как тварь, и ядом плюется.

– Опять будешь под дверью стоять или вместе со мной сходишь, чтобы воду зря не тратить? – злится Дин, и уже даже непонятно на что.

– С такими