В бой идут одни оркобойцы - Михаил Леккор

— Приходил один из тех, кого вы выгнали, предупредил, что если хотим жить, сидели и не мычали, пока вас будут кончать. Вечером обещал устроить поминки.

— Этот, как его, — обратился Володя к Диме, — псевдовадим остался жив, не заметил?

— Удрал, — сказал Миша, — я видел. Жалко. Та еще сволочь!

— Встретимся, — отмахнулся Володя. — Всю мразь не перебьешь. Лишь бы из города не ушел. Как там парни? — Обратился он к Сереге.

— И не шуршат, — хмыкнул тот. — Поняли, во что втянулись.

Володя и Дима переглянулись.

— Давай-ка по старому знакомству собирай всех мужиков на общее собрание, — велел ему Дима, — разговор есть.

— Жрать охота, — пожаловался Миша. — И темнеет уже. Может не надо?

— Надо, Федя, надо, — наставительно сказал Володя. — Хотя тебя мы не держим, иди, там у тебя, кажется, консерва была?

— Я просто так сказал, — сразу пошел на попятный Миша. Он не собирался пропускать такое занимательное зрелище, как поучение уму разуму.

Стоило, наверное, прислушаться к его словам. Пока они махали секирами и мечом, маскировали поле боя, городом овладели сумерки. В комнате отдыха оказалось откровенно темновато. Но Володя и Дима не желали откладывать столь важный разговор. Гоп-компанию, в которую превратилась дружина, необходимо сразу же поставить на место, не дожидаясь пришедшей в себя мафии.

Несмотря ни на что, троица оркобойцев пользовалась большой популярностью не только среди женской, но и мужской половины общежития. Пущенный Серегой слух об их благополучном возвращении, при чем, судя по той уверенности, с какой они собирали собрание, на коне, заставил студентов спешить в комнату отдыха.

У оркобойцев, ожидавших начало митинга, нашлось, чем занять время. В шесть глаз у окна, где света побольше, они изучали меч. Ни при посвящении, ни тем более схватки толком рассмотреть его у них возможности не имелось. Володя мог сказать лишь одно — штука хорошая. Чернобородому лесовику жаловаться не на что — клинок срезал его голову как хороший нож шляпку гриба.

— Я тоже такой хочу, — объявил Миша, едва ли не в упор из-за сумерек приглядывавшийся к кожаной рукояти. Оружейники не схалтурили, меч сделан качественно. Самодельная секира, вызывавшая столько восторгов в первые дни, была навсегда забыта, превратившись в кусок железа.

— Желать можно что угодно, — пожал плечами Володя. — В рамках Конституции Российской Федерации. Ты еще про меч Безматерных вспомни. И ваще — обчество уже собралось.

Ему пришлось почти силой отнимать меч. Лишившись приглянувшейся им игрушки, Дима и Миша повернулись к собравшимся, необычайно тихим и неразговорчивым. Володя, повернувшись к друзьям и получив разрешение говорить первым, сразу же взял быка за рога.

— Вадимушка или, как его называл босс, Фофан, правда, ушел, но остальных мы уполовинили. И еще уполовиним, если они явятся. Мы в общаге такой пьянки больше не потерпим.

— Вы еще по струнке ходить заставьте, — раздался недовольный голос одного из алкашей, лишившегося бесплатного алкогольного рая.

— А ты если еще пискнешь, на руках у меня начнешь ходить, — отрезал Дима. — Я гляжу, тут дураков еще хватает. Вы в такое дерьмо вляпались, сами того не поняв.

— Дим, ты бы нам подробнее растолковал, — раздался робкий голос.

— А то он все мозги пропил, сам ничего не понимает, — ехидно объяснил его сосед.

Раздался дружный смех и стесненно сидящих студентов и стоящих перед ними оркобойцев.

— Серега, разжуй им, — попросил Володя. — У меня сил никаких не осталось. Только упасть и уснуть.

— Пожалуй, — согласился с ними Миша. — Самые непонятливые пусть завтра утром подходят. Я им прочищу мозги за стаканом чая в столовой.

— Спать, — объявил Володя, зайдя в комнату. — Завтра обо всем и плохом и хорошем.

Утро встретило их ярким солнцем. Наконец-то можно без напряжения умственных ресурсов и воображения представить, что во дворе лето. Но проснулись они не от солнечных лучей. В дверь решительно забарабанили, едва не сбросив на пол всю славную троицу великих воинов.

— Мафия! — Предупредил Дима. — Где моя секира?

В одних трусах, — какая уж там одежда — похватав оружие, они столпились у дверей. Стук повторился.

— Миш, ты отойди назад, будешь вторым эшелоном, — приказал шепотом Володя. — Втроем у двери делать нечего.

Миша, не показывая недовольства, отошел на середину комнаты. Володя, как всегда, сразу нашел лучший вариант расположения сил. Узкий проем двери привел бы к тому, что они стали мешать друг другу. Вдвоем Володе и Диме будет проще отбиваться, а если случится какая бяка, Миша их подстрахует.

— На раз-два раскрываем дверь, — шепотом предупредил Володя. — Ну, раз-ДВА!

На два он распахнул дверь и два друга подняли оружие, чтобы пустить его в ход…

— Не смешно!

Напротив них стояла Марина, одетая в белоснежный костюм с авоськой в руках, совершенно не идущей ей в таком наряде. Впрочем, вид трех верзил в неглиже с секирами и мечом в руках казался куда занимательнее.

Студенты были столь ошарашены несовпадением их представлений о будущем и действительностью, что застыли в неподвижности.

— Мальчики, может, вы оденетесь?

Дима издал нечленораздельный звук и рванул к одежде. Давненько Дмитрий Васильевич Соловьев не попадал в столь идиотскую ситуацию. Володя, хотя и пребывал в таком же обалделом состоянии, к одежде не рвался. Марина видела его и не в таком виде.

— Ты чего пришла в такую рань? — Слегка приведя мозги в порядок, спросил он, намереваясь дать нагоняй.

— Во-первых, уже около девяти. Если для вас это рано, то ничем помочь не могу. Во-вторых, весь город подпрыгивает от вашей вчерашней схватки с конкурентами. ГОВД с вечера переведен на повышенный режим.

— Что? — Хором спросили студенты. С хорошим же известием пришла Марина, нечего сказать. Володя положил меч на кровать и принялся одеваться. Какого лешего они вчера возились с мертвыми телами, укладывая их так, чтобы казалось, что о них здесь и не пахло.

— Откуда о нас стало известно? — Дима полностью обмундировался и мог теперь разговаривать с подругой Володи на равных.

— А это вы у Безматерных спросите. Он со своим антиквариатом так забегал, — мило улыбнулась Марина. Она подошла к одевшемуся Володе и вдруг закатила звонкую оплеуху. — Дура я бестолковая, летела сюда, думала