Андрей Ерпылев - Один в поле

А начиналось все просто здорово…

Звуки побоища стихли за спиной где-то через два часа пути. Копченый вел отряд быстро, не тратя времени на прощупывание пути на предмет мин и прочих ловушек, должно быть, по известным только ему ориентирам. Судя по всему, маршрут этот был ему давно и хорошо известен, а все возможные неприятности на пути, будь то замаскированные огневые точки, мины или самые коварные из ловушек — газометы, от которых полегло немало каторжников, — устранены загодя. И это при том, что квадраты, по которым двигались беглецы, считались нерасчищенными, и руки лагерного начальства должны были добраться до этих территорий еще не скоро. Чувствовалось, что побег хорошо спланирован и продуман до мелочей — была предусмотрена даже возможная погоня: шедший позади сумрачный тип время от времени отставал, производя на тропе какие-то манипуляции, а потом бегом догонял отряд.

«Ставит растяжки, — догадался Рой, понимавший толк в военном коварстве. — Да, наплачутся охранники, если надумают нас догонять…»

Все это вселяло в беглецов уверенность в благополучном исходе мероприятия, поэтому многие были веселы, переговаривались, словно на загородной прогулке, кто-то даже пытался напевать что-то бравурное. Копченый не препятствовал этому, и вскоре выяснилось почему.

— Нам сюда лезть? — удивился при виде тщательно замаскированного провала в земле здоровяк по кличке Бычара — не зря, наверное, твердят всякие оккультисты о даре предвидения, посещающем многих время от времени. — Да ни за что! Сам лезь, а я как-нибудь по поверхности…

Мнение Бычары разделяло большинство каторжников. Одно дело — топать вот так, с песнями и шуточками, по расчищенной заранее тропе, зная, что преследователей, ежели таковые объявятся, будет слышно загодя, и совсем другое — лезть в разверстую, будто пасть могилы, яму. Тут собрались почти сплошь сорвиголовы, натворившие в своей жизни так много непотребства, что при виде этого входа в загробное царство невольно закрадывалась мысль: а не тороплюсь ли я забраться в ад, прямо в лапы демонам, даже не попытавшись напоследок очиститься от грехов?

— Хочешь по поверхности? — прищурился Копченый, мгновенно став похожим на танк, выбравший цель. — Ступай. Никто тебя не держит. Только там, — он махнул рукой вперед, — начинается страна мутантов.

— Ну и хрен ли? — чвыркнул плевком на траву Бычара. — Мутанты, не мутанты… Тоже люди.

— Бывшие люди. Только уже не люди. Совсем не люди…

— Говорят, они людоеды, — вставил слово кто-то из-за спин столпившихся у провала беглецов. — Человечину очень даже уважают.

— Верно, — кивнул авторитет. — Людей жрут за милую душу. Живьем.

— Свистишь, — недоверчиво протянул уголовник. — Басни это все…

— Хорошо, пусть басни. Ты иди — проверь. А потом нам расскажешь.

— Если будет чем! — хохотнул кто-то.

— Но и не мутанты самое страшное, что ждет впереди, — продолжал Копченый. — Там — радиация. Мы сейчас тут топчемся, а нас пронизывает насквозь. А дальше будет еще больше радиации, потому что там когда-то была столица, и бомбили ее нешуточно. Так что, чем быстрее мы спустимся под землю, тем меньше потом у нас всех будет проблем со здоровьем. Поняли, ханурики?! — повысил он голос.

Толпа безмолвствовала. Было слышно, как кто-то чешет в заросшем затылке.

— Хорошо! — объявил предводитель, отлично понимая смущение подопечных. — Объявляю привал. Оправьтесь, перекусите…

Последнее было встречено гулом одобрения — какой же поход на природу без пикника!

— …попрощайтесь с белым светом — не скоро вы его увидите снова. А некоторые — никогда! Но там, — Копченый ткнул пальцем в зев провала, чернеющий между ветками колючего кустарника, — все равно лучше, чем там, — рука указала в сторону покинутого лагеря. — Там — стенка или петля, могила в любом случае, а темные туннели обычно выводят на свет. Что вас больше привлекает: жизнь без просвета или свет в конце туннеля?

Рой, наконец, смог разглядеть беглецов получше. Обычные каторжники, такие же, как он. Кто-то постарше, посолиднее, кто-то — нет… Ботало, радуясь обилию слушателей, снова завел обычную свою бодягу про женский пол и сразу же завоевал благодарность аудитории — посыпались шуточки, подколки, разные «а вот у меня было…». Горбатый насыщался по обыкновению угрюмо, не глядя на остальных. Авторитеты собрались в сторонке, лениво перебрасываясь негромкими, непонятными фразами — все познания Гаала в «блатном» жаргоне бледнели перед «ботаньем» знатоков, кажущимся непосвященному иностранным языком. Интендант, блестя линзами очков, ел торопливо, постоянно озираясь по сторонам, будто опасаясь, что еду у него вот-вот отнимут. Он отощал, выглядел на двадцать лет старше, чем тогда, в поезде, — чувствовалось, что лагерная жизнь встретила его очень и очень неласково. Нельзя сказать, что Рой сочувствовал вору, наживавшемуся на чужом несчастье, но при виде этой карикатуры на человека у него в душе шевельнулось что-то вроде жалости. Кому-кому, а интенданту дальнейшее пребывание в лагере было равносильно смертному приговору.

И вдруг взгляд молодого человека споткнулся на совершенно не вписывающейся в общую картину фигуре: худой — позвонки выпирают сквозь ткань комбинезона на спине — длиннолицый мужчина с крючковатым носом при еде пользовался не ножом или ложкой, как остальные, а неким гибридом вилки и шпателя, выструганным из дерева. Будто ощутив взгляд Роя, он оглянулся и уставился на него странного разреза глазами. Незнакомец был лыс, как колено, только вдоль щек пушились рыжие бакенбарды.

— Съем твою печень, — гортанно квакнул лысый и снова вернулся к еде.

— Он тоже тебя любит, — улыбнулся Копченый, почему-то не разделивший компанию авторитетов, а присевший рядом с Роем; улыбка на темном уродливом лице казалась противоестественной, как если бы вдруг улыбнулся глиняный горский идол — Знакомься, Капрал, это Туурлан, мой ручной айкр. Туурлан, этого юношу зовут Рой Гаал Пожмите друг другу руки, детки, вам отныне играть в одной песочнице.

Глядя исподлобья, островитянин протянул Рою узкую ледяную ладонь. Кожа его была влажной, словно у утопленника, и Рой ощутил мгновенную гадливость, как если бы ему пришлось взять в руки мерзкую жабу. Хотелось вытереть руку после этого рукопожатия, а еще лучше — вымыть с мылом или протереть спиртом Казалось, что в оскверненной коже уже зазудели, зашевелились зародыши бородавок. Молодой человек понимал, что все это — предубеждение, впитанное с детства, психическая трансформация газетных статей и рассказов взрослых, рисующих жителей Островной Империи безжалостными головорезами, чуждыми всему человеческому.

Разглядывая в газетах и журналах фото смазанных кровавых следов, оставленных «оранжевой заразой» на многострадальной земле Метрополии, Рой раньше и не представлял островитян иначе, чем уродливыми осклизлыми земноводными с бородавчатой оранжевой шкурой, выползающими из моря. У них в школе, у двери в спортзал, висел плакат, на котором был изображен черный орел-гвардеец с очень маленькой головой и могучими мышцами, смело отстригающий гигантскими ножницами голову гнусному оранжевому змею, высунувшемуся из моря. На лезвиях ножниц было, помнится, написано: на одном — «Боевая Гвардия», на другом — «Наша славная армия». Кровожадный морской змей не раз потом являлся к впечатлительному парнишке во сне, высовывая из-под кровати то когтистую перепончатую лапу, то зубастую голову с такими же, как у бритоголового, глазами…

— Познакомились? — Копченый издал сиплый звук, заменяющий ему смех. — Вот и чудненько. Небось, не так представлял себе айкров? — Черные глаза уголовника смотрели пытливо.

Рой хотел сказать, что уже видел айкров в лагере, правда, издали и без подробностей, но вместо этого выпалил:

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Знаю… — еще раз ухмыльнулся Копченый. — Я много что знаю… Гай Гаал, бывший капрал Боевой Гвардии, не родственник тебе, случаем?

— Нет… — смешался молодой человек. — У меня не было родственников с таким именем.

— Значит, однофамилец. Служил одно время под моим началом, пока не скурвился… Ты не скурвишься, солдат?

— Никак нет! — Манерой разговора Копченый чем-то напоминал Рою капитана Фогуту, ротмистра Лооса и других офицеров, встретившихся на его пути. — А вы бывший офицер?

— Офицер не бывает бывшим, солдат! Да и солдат — тоже… Но всему свой срок… Пожрали, ублюдки? — гаркнул Копченый.

Ответили нестройно, нехотя — уголовная вольница не привыкла к подобному обращению. Кто-то закурил, кто-то развалился на травке, намереваясь вздремнуть после сытного обеда, кто-то уже успел раскидать карты…

— Не слышу ответа!

На этот раз ответ прозвучал стройнее.