Воин Ордена - Максим Шторм

рядового до лейтенанта. Считался неофициальным замом командующего. И предсмертной волей умирающего Бестужева было присвоение Кречету звания капитана и главнокомандующего Корпусом. Видишь ли, тут такое дело, что каждый Корпус сам выбирает себе командира. Единой власти над нами нет. Конечно, в нашем случае Император мог назначить своего человека. Но… Сам понимаешь, на нас лишний раз предпочитают не обращать внимания. Стоим на рубежах? Стоим. Справляемся? Справляемся. Ну и ладно. Вот так Кречет и стал лидером и за последние годы набрал силу и авторитет, — выдержав короткую паузу и побуравив пустоту перед собой, сержант добавил: — Ты не думай, Бестужев, Ярослав хороший человек. Сложный, но хороший. Упрямый, правда, как мул, ну да все мы не без греха. Так что поговори с ним, поговори. Думаю, он тебя не сожрёт. А спрос не бьёт в нос, хе-хе!

Я невольно почесал под глазом, вспоминая чудовищные удары капитанских кулаков. Не бьёт, ага… Как же!

Но советом сержанта воспользоваться решил. Внезапно на открытой палубе мне стало неуютно и холодно. Нам, Часовым, пока идём над государевыми землями, заняться пока все равно было нечего. Со всеми корабельными делами справлялась команда. Наша работа была ещё впереди. К границе мы должны были подойти только к вечеру. Поэтому у меня ещё оставалась уйма свободного времени. Так почему бы действительно не попытаться потратить его на полезный разговор с капитаном?

* * *

На второй палубе разведывательного корабля, прямо на корме, у капитана стражи была собственная каюта, по соседству с каютой капитана «Икара» Афанасия Ланского. Вот в дверь этой каюты я и отважился постучать и дождался грозного рыка проснувшегося медведя:

— Входи, что ещё за расшаркивания на борту?..

Я вошёл внутрь и застал Кречета, сидящим напротив большого квадратного окна за спиной, за привинченным к полу дубовым столом. Капитан изучал развёрнутую на столешнице карту и, подняв массивную голову, пробурчал:

— И почему я не удивлён, увидев именно тебя, рядовой Бестужев?

— Меня направил к вам сержант Корнедуб, — поспешно отчитался я, вытянувшись на пороге.

Капитан чуть удивлённо сдвинул брови, отрываясь от карты.

— Слушаю.

Я набрался духа и резко выпалил:

— Он сказал, что вы находились вместе с моим отцом на задании, когда он погиб. И что вы лучше кого-либо другого сможете мне об этом рассказать, господин капитан.

Кречет потемнел лицом и, хмыкнув, побарабанил пальцами по расстеленной на столе карте.

— Корнедуб вот прямо так и сказал?

— Во всяком случае его основной посыл был таков, — чуть замялся я.

Через раскинувшееся за широченной спиной капитана незашторенное окно я видел скрывающийся вдалеке бросающий вызов всему миру некогда величественный и по-прежнему гордый замок. Надеюсь, обратно мы будем идти этим же путем.

— Что, так близость родных мест подействовала? — грубовато спросил Кречет, не спуская с меня угрюмого взгляда. — И с чего ты взял, что я буду тебе что-то рассказывать? Эта история не имеет отношения к твоему желанию учиться командовать. Только потому что ты его сын?

— Нет, — я решительно покачал головой. — Потому, что вы были его другом. Другом моего отца.

Кажется, мне опять удалось удивить сурового капитана лютоградских Часовых. Кречет с досадой посмотрел на меня и, раздражённо махнув рукой, буркнул:

— К демонам тебя, Бестужев! Садись и слушай.

Я поспешно, пока он не передумал, плюхнулся на один из двух свободно стоящих с моей стороны перед столом стульев. Меня разрывало жгучее нетерпение пополам с внезапно накатившим волнением. Да что это мной? Я так начал переживать, будто собирался услышать посмертный некролог о своем настоящем, родном отце, который родил меня в моем прошлом мире. В том… Я на секунду зажмурился, прогоняя эти мысли. Парадокс в том, что я уже больше ощущал себя Алексеем Бестужевым, а не Лёхой Воронцовым. И погибший Александр Бестужев был мне очень дорог.

Кречет откинулся на спинку кресла и сложил огромные лапищи на животе, перетянутым потёртой кожаной портупеей. На миг он наморщил лоб, вздохнул и негромко, что было удивительным для него, начал говорить:

— В тот день, точнее, в ночь… Думаю, ты знаешь, что все Проколы происходят исключительно ночью. В общем, ничего не предвещало беды. Это был для нас далеко не первый вылет и мы знали, что делать. Леонид, а он был тогда главным чародеем Цитадели, уверял, что образовавшийся прокол совсем свежий. Не сильно большой и только народившийся. Не успевший набрать силы, чтобы под натиском иномирной скверны лопнуть и выплеснуть на нашу сторону этих проклятых тварей. Для таких, как мы, плёвое дельце. Мы были молоды, сильны и считали что назло всем ещё повоюем не один год, что у нас вся жизнь впереди.

Твой отец бы оповещён по каналу магической связи. Он прибыл в течение пары часов. Прокол и растекался всего то в сотне миль от Лютограда, ближе к безлюдным пустошам. Повторюсь, плёвое дельце. По— хорошему, командующему там и делать было нечего. Уровень грозящей опасности был совсем не высок. Но Александр явился сам, лично. Он словно что-то почувствовал… До сих пор не могу понять, как. К сожалению, у меня такого чутья нет. Понимаешь, он прибыл и лично возглавил рейд. Меня он, конечно, взял с собой. И Рогволда. Как звали священника, что тогда поднялся с нами, я уже не помню.

В общем, мы сели на боевой рейдер, десять полностью вооружённых и закованных в доспехи Часовых. Священник да молодой колдун. Вполне достаточно, чтобы запечатать только созревающий Прокол да постоять рядом для подстраховки. В противном случае мы выдвинулись бы большим количеством бойцов. Чёрт возьми! Я вообще хотел обойтись полудюжиной. Но твой отец все-таки взял десяток. В конце концов он не провидец… Иначе поднял бы в воздух не один корабль, а два, и не с одним десятком человек!

Кречет резко замолчал. Он словно погрузился в давние воспоминания. Я буквально услышал скрежет его стиснувшихся зубов. Я замер, боясь громко дышать или, не дай бог, пошевелиться.

— С местом возникновения Ведьминого пятна Леонид не ошибся. Мы гнали, как проклятые и уже к полуночи были на месте. Удобная местность, поросшая ягельником пустошь, никого из живых вокруг. Дальше только тундра и безлюдные земли. Как сейчас помню, холодная звёздная ночь.