КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5) - Ольга Войлошникова

Можно и перекусить. Лизавета потащилась было в другой отсек с кульками да пакетами, но оттуда её деликатно выставили. Дескать: не положено. Дети переданы на попечение учебного центра, питанием обеспечиваются за казённый счёт, все сыты, вот будет у них свободное время — зайдут к родне чаю попить, а пока идите-идите, мамочка и, великодушно просим, более воспитателя не беспокоить и учебный процесс не прерывать. Хорошего вам, как говорится, полёта.

Лиза вернулась обескураженная. Но… правила есть правила.

И это, оказывается, взрослых касалось тоже. Раз поехали на проверку — считаемся учениками, пусть и краткосрочными. Также поставлены на казённое содержание. Пришла Лизавета — а тут как раз обед раздают. Суп горячий из армейских термосов, гуляш мясной, компот да булочки. Понятно, что детей так же кормят. Как тут не попробовать? Да и горячий обед всяко лучше сухомятки. Наелись по итогу все, как тузики. Сделались сытые, сонные. К тому ж размеренное движение дирижабля убаюкивало.

Смотрю — мама спит, сёстры носами клюют. Только хотел пристроиться покемарить, слышу негромкое:

— Илюх!

Обернулся — братцы двоюродные руками машут, к себе подзывают. Ну правильно, вокруг меня всё занято да заставлено, а у них сесть спокойно можно. Пошёл.

— Чё такое?

— Да мы поговорить хотели, — начал Серёга. Все трое жулькали в руках учебные брошюрки.

— Понять бы хотелось, — подхватил старший, Артём, — как оно? Не зря ли летим вообще?

— Ну-у, началось! Засомневались, что ли?

— Да не то что… — Артём потёр затылок. — Думали — может, ты подскажешь чё? Чтоб понадёжней вышло?

— Вот, смотри, Илюх, — Пашка открыл заложенную пальцем брошюрку, — читаем: «Оборотень — это маг, черпающий силу в синхронной ему духовной сущности зверя…» Ты нам разъясни по-братски — это как? Думать про него надо или что?

Этот вопрос меня натурально обескуражил.

— Знаете, парни, я не такой прям до хрена специалист… Расскажу вам просто, как оно у меня было, пока бабы спят.

И рассказал. Без утайки, со всеми подробностями, с кровью, кишками и прочее. Смотрю — дядьки тоже прислушиваются.

— Вы уже послужить успели. Кровь-смерти видали или так, в патрулях прокатались?

Младшие переглянулись:

— Да уж всяко было.

— Вот мне почему-то кажется, что вам после того легче будет. Тут главное момент не упустить. Зверь, когда только пробуждается — он тебя самого ещё не знает. Спорить он будет. Верх пробовать взять.

— А-а-а, это как к тёте Дусе с Кавказа-то привозят, которые обернулись, а назад в человека не могут? — припомнил Пашка.

— Ну да. Тут, главное, не спасуйте. И выдавить его не пытайтесь. Твой Зверь — это тоже ты сам, другая сторона твоей сущности. Он сперва может показаться диким, страшным. Но он очень быстро учится. Он будет впитывать твои воспоминания, как губка. Немного по-своему их рассматривать. И вы сольётесь до нераздельности.

— И что же, — Артём глянул на меня пытливо, — ты себя полагаешь зверем?

— Конечно! Только с большой буквы. Я здесь — самый большой и самый страшный Зверь, — я улыбнулся, и братовья слегка поёжились.

— Слышь, Илюх, — осторожно спросил Пашка, — а чё у тебя зубы голубым светятся?

— А… Это мы так иногда шутим.

КАЙЕРКАН

Мне всё-таки удалось ещё пару-тройку часов поспать, прежде чем мы прибыли на место. Дирижабль шёл довольно низко, и в боковые люки можно было рассмотреть бугристую поверхность тундры, сплошь испещрёную оконцами множества крошечных озёр и бочажков. А вон там что-то вроде большой сопки или даже горушки виднеется…

Несмотря на макушку лета, зелень была не такая яркая, как привычно нам. И совсем уж с безудержным буйством, скажем, Кавказа не сравнить. Тут она… словно осторожная была, что ли. И пятнышки… видимо, леса?.. да, очевидно, это лес. Так вот, мелкорослые они были, миниатюрные. Больше на подлесок похожие.

Сурова здесь природа, сурова…

Городок в целом ничем этаким архитектурным из целого ряда виденных мной городов не выбивался. Полагать надо, стены делают помассивнее, для сбережения тепла. Да и оконца поменьше обычных — всё для той же задачи.

В наш отсек вышла та женщина в военной форме:

— Обратите внимание! Сейчас по левому борту будет видно наш учебный комплекс. Центральное здание — это школа, слева длинное — общежитие для учащихся, а справа — медицинское отделение, лаборатории и администрация. Позади зданий вы видите несколько спортивных площадок и тренировочных зон.

Понятно, не университет, но вполне себе с размахом. Это ж сколько здесь медвежек учится?

Дирижабль пристыковался к посадочной мачте, и нас попросили обождать. Первыми выгрузили детей. Мы в окна наблюдали, как они со своими котомками и чемоданчиками погрузились в небольшой автобус и покатили в направлении школы. Второй такой же транспорт ждал, видимо, нас.

Давешняя женщина (Томпуол её звать, вспомнил!) снова вышла в наш отсек и пригласила:

— Прошу всех на выход, мы прибыли.

Взрослых разместили строго по одному в гостевых номерах на первом этаже, где проживали и некоторые преподаватели. Каждого заселили в комнату с наставником. Общение между собой на период прохождения тестовых испытаний, оказывается, запрещено.

Моим соседом оказался страшно шепелявый и очень добродушный самоед по имени Субоптей (что, как он мне сразу сообщил, означает «глубокое, поросшее травой озеро», около которого мать его и родила). Он немедля предложил перейти на «ты» и задавать любые тревожащие (тревозяссие, хех) меня вопросы.

— А по раздельности нас расселили, я так понимаю, чтобы мы друг другу не помешали?

— Верно-верно! Как насинаются разговоры да обсуздения — всё, сразу хузе становится. Долго слиском. Неэффективно.

— И сколько мы вот так порознь будем обретаться? Ну, хоть примерно?

Субоптей усмехнулся:

— Ну, ты, например, сситаисся узе не изолированным. Но пока ты первый, и присоединить к тебе некого. Поэтому я с тобой, стоб ты с тоски не завыл. Ну и кой-какие тесты надо пройти. Потому сто у взрослых обрассённых бывают проблемы с контролем. А остальные по одному, пока не проявится их природа. Или пока совет наставников не ресыт, сто усилия бесполезны. Но тогда оконсятельно необернувсыеся всё равно не могут обсяться с кандидатами, стобы никак не повлиять на остальных. Не заразить их своим унынием.

— Мудрёно. А я думал: просто, чтоб не разболтали, какие ещё испытания будут.

— И это, конесно, тозе. Сейсяс мы пойдём на узын. Не удивляйся, столовая больсая, но накроют нам тозе далеко друг от друга.

— Да это