Мария Семенова - Парадокс Ферми

По левую руку в нескольких полетах стрелы спаривались, сплетались в шары исполинские броненосные змеи. Справа пировал когтелап, добывший неосторожного шипошкура. По сторонам тропинки, в гуще прелой листвы, кормились черви, в болоте потрескивали, готовые распуститься, созревшие бутоны золотой лилии, в развилине среди листвы плели гнёзда птицы-корзинщики…

Броан углубился в Лес, перешёл вброд прозрачный ручей, где вспыхивали пёстрые рыбки и волновалась водяная трава… И внезапно, уже обычным слухом, распознал впереди себя шум борьбы.

Борьбы, ярости, муки и смерти…

Он непроизвольно перехватил копьё и выскочил на полянку.

Паре броненосных змеев понадобилось спариваться у чужого гнезда. Вернувшаяся мать и распалённая самка не поделили дорогу. Одну бросили в бой разгулявшиеся гормоны, другую — страх за потомство. Теперь обе лежали не шевелясь, навсегда сплетённые в смертельно крепких объятиях. Могучая кошка, похоже, сломала рептилии хребет, но и та успела всадить ей в шею ядовитые зубы… Броана кольнуло в сердце — кошка была из рода неукротимых, чёрная с белой грудью. Гордый и грозный род муркотов, не желавший иметь никакого дела с людьми, и у людей в своё время хватило ума почтительно отступиться… Однако Броан подумал об этом лишь мельком, ибо по стволу масляного дерева, сдирая панцирем кору, быстро лез вверх змей-самец. Громадный, чудовищно обозлённый смертью подруги. Что ему понадобилось на дереве, понять было нетрудно. Сверху, высунувшись из большого дупла, на него яростно шипел чёрно-белый котёнок. Зря ли его племя славилось свирепым и неуступчивым нравом! Малыш, только что открывший глаза, даже не думал о бегстве. Он был готов дорого продать свою жизнь.

«Остановись, — мысленно сказал Броан самцу. — Он дитя!»

Люди, коты и змеи стояли несколько особняком от прочих обитателей Леса. Эти три вида признавали друг в друге некоторую долю разумности, что выводило их из привычного круга жертв и охотников. То, что уже произошло на поляне, являлось вопиющим попранием некогда произнесённого Слова. А уж расправа над осиротевшим котёнком… Это была не охота, это было убийство.

Змей оглянулся на человека, раскрыл пасть и зашипел. Броана так и обдало бессловесной ненавистью и угрозой. Мысленная речь переполненного гормонами исполина формировалась медленно, но потом всё же обрела чёткость.

«Уйди, человек. Пока я не сожрал и тебя…»

«Он дитя! — повторил Броан. — Вспомни Слово! Не тронь!»

Шипастая голова змея вновь заскользила вверх — только полетели клочья мягкой коры.

«А ты меня останови. — Телепатический посыл был полон презрительного вызова. — Ты, разговаривающая обезьяна в мерзкой чужой шкуре. Вот тебе… — Самец оттопырил мощный бронированный хвост и с шумом выпустил в сторону Броана зловонную струю. — Для начала…»

Судя по консистенции и цвету струи, он успел нахвататься бред-травы, якобы помогающей в любовных делах.

Броан ответил с невероятной скоростью, которая коренится в бесскверной генетике и взращивается годами тренировок — может, именно ради такого вот случая. Ни один глаз не уследил бы за движением, сдёрнувшим с пояса «летучий диск». Щёлкнул ремень, сверкающий металл прорезал воздух, чиркнул у змея под хвостом… и послушно вернулся назад, жёлтый от крови. Броан не промахнулся. Нарушителю Слова уже не доведётся продолжаться в потомстве.

«Ты пометил себя смертью, бесхвостая обезьяна… — Слова змея тонули в мысленном вопле боли и несусветного унижения. — Ты будешь плакать и звать своих, но никто не придёт…»

Котёнок был забыт. Чудовище жутко зашипело и стало спускаться, сотрясая исполосованный ствол.

Броан вытащил кинжал, полностью расслабился и успокоил дыхание. Кто-кто, а он повадки бронезмеев помнил отлично. Вначале стремительный бросок, таранная атака носом или зубами, а затем, если жертва ещё жива, удар хвостом. Толстым, мускулистым, усеянным отравленными шипами. Оставалось лишь удивляться, как кошка сумела продержаться достаточно долго, чтобы сграбастать напавшую рептилию и раздавить ей хребет. Впрочем, все матери творят чудеса, защищая детей…

Змей тем временем спустился наземь, вскинулся в боевой стойке и пополз к Броану. Он неторопливо сокращал дистанцию, грозя страшной оранжевой пастью, а сам, концентрируя волю, старался мысленно прощупать врага — кто такой, откуда, что умеет. Только напрасно: телепатический щуп увязал в глухой темноте. Зато Броан отлично слышал, как билось сердце змея, как пульсировала его кровь, как смертоносным слаженным механизмом работали связки и мышцы. Он внимал даже боли, что жгучим пламенем вспыхивала у того под хвостом… Сам Броан ощущал в душе нечто схожее с радостью. Вот он, момент истины. Час решающей игры, где ставка одна — жизнь. Миг проявления самой сути души, единственное, ради чего стоит приходить в этот мир…

И вот свершилось. Змей кинулся вперед молнией, камнем из пращи, живым шипящим тараном. Надёжно укрытый костяной пластиной нос целил в живот — самое уязвимое место двуногих…

…Ярость и боль помешали ему насторожиться, когда «говорящая обезьяна» с лёгкостью отвела его мысленную атаку, а стоило бы. Голова, способная раскрошить дерево, ударила в пустоту, зато кинжал Броана глубоко вошёл ему в правую глазницу и клинок повернулся на оси. Старинный металл, не утративший ни крепости, ни остроты, раскрошил кость и пронзил мозг, добираясь до центров движения. Всё было кончено в один миг. Огромная тварь дёрнулась, судорожно распахнула пасть… и застыла грудой безвольной плоти. В воздухе резко запахло фекалиями…

Броан присел на корточки, извлёк из раны кинжал, достал с пояса нож и начал срезать толстую броневую пластинку с носа нарушителя Слова. Он не испытывал торжества, только горечь, сожаление и чувство утраты. Лес, огромный родной организм, лишился ещё одной маленькой частички. Даром что драчливой и дурной, но живой…

«Я буду помнить тебя, враг». Броан положил трофей в нагрудный карман, выпрямился… и вспомнил про котёнка на дереве. Как ни отважен был маленький неукротимый, без материнской опеки его ждала смерть. Неужели допустить ещё и эту потерю?..

Может, рядом есть кормящие самки. Может, удастся их уговорить принять сироту…

«Эй, маленький храбрец! — мысленно позвал Броан, готовясь лезть на дерево. — Иди ко мне, я отнесу тебя к зверям твоей крови. Незачем тебе умирать!»

Он не поверил собственным глазам — его услыхали. Смешной, ещё неуклюжий зверёк выполз из дупла, которого до сих пор ни разу не покидал. Судорожно вцепился в разлохмаченную кору, на миг устрашился высоты… однако справился с собой и начал спускаться. Слабые, ещё не ороговевшие когти едва держали его. На высоте в два человеческих роста он всё-таки выбился из сил и сорвался. Броан подхватил его и мягко поставил на дрогнувшие лапы.

«Ты вырастешь сильным и смелым охотником, маленький муркот. Но сейчас тебе нужны логово и пища. Я отнесу тебя к другой матери. Там тебе будет хорошо…»

И тогда случилось неожиданное. Котёнок сел, облизнулся, прищурил младенческие голубоватые глаза, которым только предстояло налиться взрослой огненной желтизной, и в мозгу Броана отдалось: «Я хочу быть с тобой, Великий Двуногий. Моё сердце будет биться рядом с твоим, моя добыча станет твоей добычей. Я так решил, и я так сказал».

Мысленный посыл был слабым, едва различимым, но в нём чувствовалась железная решимость неукротимого. Решимость, которая меняет жизнь.

«Я услышал тебя, о муркот… — задохнулся Броан, не в силах до конца осознать случившееся, только глаза почему-то жгло, заставляя часто моргать. — Я буду тебе старшим братом, заботливым и справедливым. И слово моё в том нерушимо. Пошли, раздобудем тебе поесть…»

Глубоко заглянув в глаза пушистому побратиму, он устроил его на плечах, счастливо вздохнул и припустил во весь дух обратно, к проходу в периметре. Быстрей, быстрей, быстрей, к шлюзу, на Станцию, к пищевому синтезатору, умеющему творить кошачье молоко…

Малыш негромко сопел прямо в ухо. Язык у него был тёплый и шершавый…

Хра. Трибунал

— …А потом, когда на торжественном ужине был поднят тост в честь награждения среднего военачальника Ими-Ухенефа почётным орденом «За лютую храбрость», вышеозначенный младший полководец Хра заявил, что за трусов, предателей и гадин пить не намерен. После чего грубо выругался и ударил господина Ими-Ухенефа по скуле. Затем вышеозначенный Хра лишил сознания оруженосца и двух заместителей господина Ими-Ухенефа, кинувшихся на помощь, разоружил и обездвижил трёх офицеров госбезопасности, привёл в неремонтопригодное состояние киборга-швейцара и выскочил на улицу. Не остановившись на содеянном, он вытащил из ножен свой табельный меч и принялся рубить им представительский гравилёт господина Ими-Ухенефа, также приведя его в неремонтопригодное состояние…