Влад Поляков - Варяги. Смута

— Корысть твоя в чем, князь Хальфдан Мрачный?

Непонимание в лазах. И подозрение, что бесплатный сыр, он известно где встречается. Прав он. Конечно, но это, как говорится, уже личные проблемы клиента. Хочет уйти живым и не поступиться собственной честью — выполнит порученное как миленький. Тем самым подложит Владимиру Святославовичу под его весьма загрязненные в последнее время опоры трона еще одного смачно хрюкающего порося. И не мелочь, и приятно.

— Мне больше слово «ярл» нравится, ну да то не столь важно. Твое и твоих друзей-сотников-полусотников дело — говорить много и без тени кривды. О битве сегодняшней, ее исходе, а заодно о причинах, из-за которых она возникла.

— Из-за того, что жена от своего мужа сбежала, а он ее по Правде вернуть хотел! — попытался было взбрыкнуть Станислав, но тут же был одернут.

— Не то говоришь. И ТАК говорить не будешь. Правда тут в ином. Слушай, а если против чего твой дух особенно восставать будет, так скажи. Я такие подробные разъяснения дам, что мало не покажется. А княгиня Рогнеда, рядом с нами стоящая, то подтвердит. Ну что, побежденный, слушай и запоминай как следует. Хотя нет, лучше сначала остальных позвать, чтобы мне два раза одно и то же повторять не пришлось.

Остатки дружинников под предводительством Добрыни уходили в сторону Киева, забрав с собой убитых и раненых. Уходили, понимая, что им просто дали уйти, не желая проливать кровь. И ощущение разгрома витало над их головами. Подобное чувствовали все, даже самые толстокожие из нас. Да и нам было пора. Хоронить убитых будем в Переяславле, что же до раненых… Чем быстрее доберемся до горожа, ем лучше. Я бы вообще отдал приказ всех лошадей под это дело выделить, но тяжелых растрясти боязно. Вот и приходилось так, серединка на половинку.

Двадцать два убитых, тридцать семь раненых, из которых девять тяжело. Печально осознавать, что любая победа, даже самая наглядная, все равно сопровождается потерями. И от их малого числа хоть и легче, но полностью груз с души это не снимает.

— Ты стал тяжело принимать смерти своих хирдманов, брат… Это неизбежность. Печальная, но вечная. Они в Вальгалле, смотрят на нас и уверены в новых победах своих братьев по оружию.

Магнус, жрец многомудрого и хитрейшего божества Асгарда. Всегда умеет найти подходящие слова. Вот и для меня, трясущегося в седле. Тоже нашел. И пофиг ему, что я попросил некоторое время уединения, чтобы хоть и внутри движущегося войска, но побыть одному. Змейка уважила просьбу, а вот он… Счел что это не то, что мне требуется. И ведь правильно решил, если быть честным перед самим собой. От довольно простых слов заметно полегчало.

Не политик я по своей душе, а ведь приходится. Пришлось и совсем недавно рассказывать командирам дружинников Владимира Святославовича то, что они должны будут пустить в народ насчет сегодняшней битвы. Правду, ни слова лжи, прошу заметить. Но и правда порой бывает разной. Им предстояло озвучить ту правду, которая видна была на протяжении многих лет глазами княгини Рогнеды. Ее откровенно страшную жизнь в стенах дворца с ненавистным мужем, убийцей родителей и насильником. Страх смерти, вынудивший бежать во что бы то ни стало. Просьба убежища у ярла Хальфдана Мрачного опять же.

Жуткая правда, для подтверждения которой пришлось попросить… да., именно попросить, а не потребовать у Рогнеды приоткрыть перед посторонними людьми уголок своей души. Свой личный ад. Тот самый, который даже князья тьмы не могут подсмотреть у собственных младших демонов. Жуткая просьба… на исполнение которой она согласилась в одно мгновение. Казалось, что княгиня даже немного была довольна, выплескивая застарелый гной из душевных ран.

Яд… Вот что жутко, вот что страшно. Прикоснувшись к ЭТОЙ изнанке жизни, слушая откровенно мерзкие эпизоды чужой жизни, держать лицо, не отворачиваться. Я ведь ярл, лидер, мне нельзя. Маска власти, как же цепко ты впиваешься в душу. Стоит лишь примерить тебя, почувствовать, чтоона подходит к твоему эго… и ты уже никогда от нее не откажешься. Нет и не будет тех, кто добровольно, совсем добровольно от нее откажется. Сделаешь это, и она будет постоянно тянуть обратно. А потом… или вернешься, или выгоришь изнутри, превратишься в жалкую тень себя, пустышку. Так было всегда, так будет до скончания веков. Я это знаю, я это испытываю сейчас, на собственной шкуре.

С трудом выплываю из невеселых мыслей, а в ушах звучит голос Роксаны. Родной голос, что как раз и вытаскивает из омута сложных мыслей.

— Опять печали одолели? Не впервой, а в стенах Переяславля быстрее пройдут.

— Да не в общих печалях дело, тут другое, — от Змейки я в последнее время мало что скрывал, поэтому уж что-что, а душевные метания мог доверить. — Пришлось Рогнеду просить свою жизнь в Киеве перед другими раскрыть. Противно… И не приневоливал вроде, а все равно на душе свербит.

— Если свербит, то она есть. Вот у Владимира и Добрыни и дум таких не возникает, — хлестко припечатала Роксана как их, так и ситуацию в целом. — Вот доберемся до дома, ты у меня пару дней ничего делать не будешь. И сама не позволю, и побратимам передам, что тебе отдых нужен. Банька, на ложе, потом мечами в охотку помахать с тем же Бешеным. Несильно, без ушибов даже. Потом опять или то же самое или чуть иначе. Вот все думы невеселые и улетучатся. У самой тоже было… порой. И помогало, только я еще винцо ромейское пользовала.

Нехитрый выход из хандры, как ни крути. Но действенный, этого тоже не отнять. Действительно, с древних времен и вплоть до родной мне исторической эпохи по большому счету ничего не изменилось. Пожалуй, действительно воспользуюсь рецептом. Как только до Переяславля доберемся.

— Утешила, красавица. — улыбаюсь я Роксане. — Ну а сама что думаешь о наших приобретениях?

— Ценные. Часть великокняжеской казны, которую ты найдешь как в ход пустить, не отрывая от владелицы. Сама княгиня с сыном, по доброй воле от мужа убежавшая. И главное еще…

— Разве не уже сказанное главным было? — искренне изумился я. — Рогнеда — это и была наша цель.

— Для тебя. А про победу над дружинниками Владимира совсем и позабыл, в хитрых задумках, на грядущее нацеленных, витая, — ласково улыбнулась Змейка. — Тогда, когда ромейское посольство и его стражу били, это другое… «Чеснок», засада, дождь стрел и болтов. Зато тут все честно, в прямом бою победу вырвали, над опасным врагом. Личная опора и гордость Владимира Святославовича. Под предводительством кровного родича. Ты показал себя сильнее, всем показал.

Вот он, взгляд со стороны. Этот нюанс я и впрямь упустил, зациклившись на политике и связанных с ней интригах. Но ничего, напомнили, то есть потери от несвоевременного восприятия отсутствуют. Придется раскручивать еще и это. Хорошо так, настойчиво, превознося мастерство и отвагу наших бойцов над теми, кто держит руку Владимира. Такое может перетянуть к нам или, на крайний случай, заставить держать нейтралитет добрую толику из еще сомневающихся или просто не желающих пока примыкать к одной из сторон.