Рысюхин, помните свои шестнадцать? - Котус

а ещё и гид, моторы позволяли развивать крейсерскую скорость около шестидесяти километров в час. Но это — относительно воздуха, так скажем. То есть, скорость встречного ветра следовало вычитать, попутного — прибавлять. В отличие от литерного поезда, способного разогнаться до сопоставимых скоростей, дирижаблю не нужно каждые шестьдесят — семьдесят километров останавливаться, чтобы залить воду и каждые сто шестьдесят — двести для загрузки угля. Плюс можно лететь по прямой, не нужно сбрасывать скорость на подъёмах и крутых поворотах…

Благодаря всему этому мы, с учётом борьбы с боковым ветром, добрались до Могилёва за десять с половиной часов, к одиннадцати часам вечера. Я уж готовился отправляться на ночёвку в гостиницу, но — нет, мне было сказано, что полёт продолжится. Сталкиваться в небе не с чем, навигационные огни на земле горят, следить за курсом экипаж может посменно — почему бы и не лететь? Процесс подхода к мачте, швартовки и приземления занял как бы не втрое больше времени, чем пребывание на земле. Старпом, он же штурман, он же ответственный за груз сдал использованные макры, получил заряженные в двойном количестве, передал мешок почты и получил взамен два других — и всё, подъём и отлёт. Двойной запас макров позволил держать моторы в режиме, близком к максимальной тяге, а не оптимальной, так что шестьсот тридцать с лишним километров до посадочного поля под Питером одолели тоже за десять часов, даже чуть быстрее, несмотря на почти встречный ветер: он дул с Балтики в левую скулу под углом градусов пятнадцать от нашего курса.

Я почти не удивился узнав, что в десяти километрах от Летнего дворца в Царском Селе есть своё посадочное поле, на котором не только установлены причальные мачты для дирижаблей самых разных классов, но и проложены взлётные полосы для аэропланов. Меня внизу уже ждали: автомобиль, но обычной, традиционной конструкции, имитирующей ландо с моторчиком. В половину десятого утра солнце уже высушило росу на дорогах, так что пыли будет предостаточно, пусть и ехать всего десяток вёрст, и мундир мой по приезде будет в печальном состоянии, даже несмотря на предлагаемый пыльник. Да и помыться бы мне: больше суток в пути на колёсах, почти сутки на дирижабле…

Сбылось всё, что предполагал, и плохое, и хорошее. И пропылился я, как старый половик, хоть выбивай на турнике, но и время на приведение себя в порядок выделили, целый час. Причём пока я мылся, слуги накрыли лёгкий завтрак, вопреки обыкновению без утончённостей, но такой, что можно съесть быстро и неплохо подкрепиться. Вот как это расценивать, видеть ли какой-то знак, и если видеть, то какой? Другие перенесли мои награды, точнее — миниатюрные копии, на новенький мундир, хоть повседневный, но генеральского сукна, со всеми положенными шнурами и эполетами. И вот это уже точно знак, причём хороший. То, что вообще новый мундир предоставили, не заставив являться к Государю в старом и потрёпанном дорогой, это одно, а что мундир не парадный, предусматривающий некую торжественность, это другое. Значит, предстоит работа, а не некое ритуальное действо, хоть с награждением, хоть с торжественным срыванием погон и наград. Хотя, таковое действо со старым мундиром смотрелось бы лучше, более жалкий вид у наказуемого.

Ровно через час в дверь постучался вестовой и проводил меня в уже знакомый Малый Кленовый кабинет, где меня ждал сам Государь, а кроме него, вместо уже знакомого секретаря, какой-то крепкий старик, на котором из всех украшений, наград или знаков статуса был только перстень Слуги рода. Тем не менее, в компании Императора этот вроде как простолюдин чувствовал себя вполне спокойно и привычно. Выслушав мой рапорт, государь обратился к своему соседу по кабинету:

— И вот что, Антон, прикажешь с ним делать, а? Нет, конечно, он поручение выполнил: с проблемой разобрался, оружие испытал. Только вот нюансы…

— А что «нюансы»? — названный Антоном вообще не робел. — Ну, перестарался парень немного, точнее даже не так, просто план перевыполнил, но ведь на пользу же?

— Ага, на пользу! Своих запугал до тихого шёпота, чужих запугал. Соседи, вон, вообще разбежались!

На последней фразе Государь не удержал, а скорее, не захотел удержать ухмылку.

— Зато во всём регионе наступила полная тишина. Всё, как ты хотел.

На «ты»⁈ К Императору⁈ Да кто же он такой, что может себе подобное позволить, да ещё и при посторонних, да ещё и так привычно, мимоходом⁈ И тут меня осенило, слово «привычно» сработало. Это же, получается, Антон Прокречет, который ещё в детстве будущего Императора нянчил, личность не просто легендарная, а в буквальном смысле — сказочная! Да-да, он в сказках народных как персонаж не раз и не два встречается. Ему же как минимум под четыреста лет должно быть, если он старше Государя! Простолюдин, говорите, не одарённый⁈ Ну-ну… Но от мысли о том, с какими двумя мастодонтами меня свела судьба в одной комнате аж во рту пересохло. Оба собеседника явно заметили, как меня проняло, но только коротко переглянулись и продолжили, как ни в чём не бывало.

— Обманчивая тишина, Антон! Сколько там разных разведок уже отметилось, напомни?

— По докладам на девять утра сегодня — ровно двенадцать.

— И все хотят узнать, чем и как «эти русские» за каких-то десять минут снесли крепостной щит, не сровняв при этом окрестные горы с землёй.

Видимо, возмущение на моём лице было написано слишком большими буквами, так что Пётр Алексеевич кивнул:

— Говорите. И давайте, это, без чинов и прочей шелухи, просто побеседуем.

Ага, «просто побеседуем» с Императором и его учителем, да-да. Мне, чтобы на самом деле в таких беседах не то, что на равных участвовать, а хотя бы в одной лиге быть нужно ещё минимум полтора века опыта набираться, вот только и они тоже на месте стоять не будут…

— Не было там никакого крепостного щита! Просто изнаночный купол…

— А вы думаете, слухи только мешочек монет в сундук с сокровищами превратить могут? Особенно, если первоисточник — не слишком опытный наблюдатель? Минимум треть Европы уверена, что мы — точнее вы, Юра — за четверть часа пробили осадный купол и сожгли прикрываемую им крепость. Причём без привлечения больших сил, да и то, что крепостью это считалось ещё в царствование моего отца тоже не все знают.

Тут я начал думать исключительно дедовскими словами и выражениями, причём исключительно непечатными! А Антон Прокречет ещё и добавил:

— Те, кто знают настоящие подробности про «крепость» и