Росомаха - Андрей Третьяков

— Интересно… — я барабанил пальцами по столу, просчитывая свои действия. — Интересно. Но, вас же больше? Остальных жителей. Почему отпор не дали? Почему баронессе или мне не сообщили о беспределе творимом?

— Не организованы мы. Запуганы все. Да и ваш же батюшка его назначил, а кто супротив его воли пойдёт? Невозможно енто.

— Хорошо, это я понял, — кивнул я головой. — Что ты говорил про нужды люда? Только теперь с именами и конкретикой.

Он вновь повторил про дома для старших женатых сыновей. Оказывается, пара семей из пятнадцати человек ютились в самых крохотных хибарах. И то, одна из них считала себя счастливчиками, поскольку смогли заселиться туда из какой-то землянки, о которых я не знал, после побега из деревни одной из семей. Полная жесть.

Отдельно я обратил внимание, что свою семью Иван не упомянул. И это стало последней каплей. Дальше я размышлять не стал. Конечно, по-хорошему, следовало поговорить ещё с людьми. Но того, что я видел, мне хватило. Я резко встал с кресла и приблизился к парню.

— У меня к тебе предложение, — вгляделся я в его глаза с тридцати сантиметров. — Хочу, чтобы старостой деревни стал ты.

В глазах я увидел сначала удивление, потом шок, после растерянность, и, наконец, несогласие. Всё-таки не ошибся я в человеке.

Любой боец должен быть физиогномистом. Знать, о чём думает человек, предсказывать его атаки, когда его можно додавить, а когда стоит уклониться или разорвать дистанцию. Я хорошо разбирался в выражениях лиц, очень хорошо.

— Да вы что, господин? — наконец, выдавил парень мне в спину, я возвращался в кресло. — Я не справлюсь. У меня ни образования нужного, ни опыту. Да и не дадут мне работать, голова не даст. У него же усё схвачено.

— Справишься — слугой рода сделаю, — бросил я, уже с расстояния наблюдая за реакцией.

Надежда, ответственность, отказ… вот что выражали его эмоции. Ещё плюсик парню в копилочку.

— Не потяну я, ваше благородие, — чуть не плача, протянул Иван. — Не позволят мне. Я бы и рад людям помочь. Но голова же не отступится от власти, я знаю, о чём говорю!

— А это мы сейчас и выясним, — усмехнулся я. И прибавил голоса: — Приготовить мне карету в деревню! Немедля!

В деревне мы оказались, когда солнышко уже собиралось закатиться за горизонт. Листва окрасилась в красный цвет, а лучи освещали лишь второй этаж дома старосты. Люди спешно прибывали со всех сторон, становясь полукругом и постоянно кланяясь мне. Из дома выскочил затягивающий пояс голова, а из его дома раздались нервные крики, что нужно выглядеть подобающе для встречи с благородием. Кажется, я снял местечкового правителя с его супруги.

— Друзья! — начал я, не дожидаясь всех опаздывающих. Скоро закат, а переносного прожектора у меня не было. — Я собрал вас здесь по очень важному поводу! Мне стало достоверно известно, что ваш глава обворовывает и вас, и меня! И я пришёл покарать его.

— Да вы что, ваше благородие, — все три подбородка Ефима Александровича заходили ходуном. — Да ни в жисть! Как вы могли такое обо мне подумать? Я же ещё при батюшке вашем служил, костьми ложился, чтобы любую волю вашу исполнить.

Он тяжело плюхнулся на колени, с ненавистью посмотрев на кузнеца, что не укрылось от моего взгляда. А после, с секундной задержкой согнул спину, плюхнувшись мне в ноги.

— Не велите наказывать, скажите, как исправиться! — провыл он скороговоркой на одной ноте. — Усё сделаю, даже то, что не в моих силах!

— Принеси клятву Росомахе, что не крал у меня и не обворовывал сельчан, — спокойно ответил я.

— Клянусь, конечно, клянусь! — поспешно затараторил глава. — Великий Росомаха мне в свидетели!

— Вообще-то он не мой подданый, — возник у меня в голове недовольный голос моего тотема. — Он вообще ничей, никому не поклоняется. Но, за враньё и дёрганье меня по пустякам, накажу гада!

Вокруг старосты появился ореол света и прямо на лбу проявились довольно уродливые старые шрамы, складывающиеся в слово «лжец». Селяне дружно вздохнули, заплакал какой-то малыш, на которого тут же зашикали.

— Росомаха оценил твою клятву! — повысив голос, сказал я. — И дал свой вердикт! За попытку обмануть любимого нами бога и меня, ты изгоняешься из поселения. Твоя семья имеет право остаться, если захочет. В случае, если они составят тебе компанию, дом будет изъят и передан нуждающимся. Так же ты выплачиваешь виру в двести рублей. При неоплате долг перейдёт на твою семью.

И тут в хныкающего толстяка прилетел камень. Я посмотрел на своих людей. На лицах нескольких человек был написан откровенный страх, почти ужас. Большинство были просто довольны, а некоторые явно злорадствовали. Пяток человек уже нагибались, чтобы тоже поднять камень и бросить в уже бывшего главу.

— Стоять! — рявкнул я. — Никаких избиений. Я обозначил наказание. Этого достаточно. И у нас остался ещё один вопрос! Место головы теперь вакантно. Кого вы все хотели бы видеть над собой главным? У вас пять минут, чтобы выбрать.

Поиграю немного в демократию. Хотя, для себя я уже всё решил. Старостой будет кузнец. Но, интересно, кто и как себя поведёт. Люди зашушукались, а один из «боявшихся», мужик лет тридцати, довольно мощный, с большой окладистой бородой, выступил вперёд.

— Ну, я могу, ваше благородие! — прогудел он. — Я помогал много, знаю, что и как деется. Точно справлюсь!

— Этого я и опасаюсь, — пробурчал я под нос и повысил голос. — Самовыдвижения не будет! У вас ещё три минуты, люди, думайте!

Темнело на глазах, и затягивать я не собирался. Селяне разбились на четыре практически одинаковые группы. Группа с самовыдвиженцем была самой маленькой, но они активно заманивали к себе окружающих. К счастью, у них почти ничего не получалось. Наконец, я посчитал, что время вышло. Я поднял руку, призывая к тишине и вниманию.

— Смотрю, у вас образовались целых четыре кандидата. От каждой команды выходит один человек и называет имя!

— Тамару Андреевну предлагаем, учителя нашенского! — выскочил вперёд совсем молодой парнишка, тощий и длинный, как жердь,