"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 читать книгу онлайн
Настоящий томик современной зарубежной фантастики, включает в себе фантастические циклы романов современных авторов зарубежья. Имена авторов этого сборника как уже известные, так и новые любознательному читателю. Приятного чтения, уважаемый читатель!
Содержание:
ХОР ДРАКОНОВ:
1. Дженн Лайонс: Погибель королей (Перевод: Михаил Головкин)
2. Дженн Лайонс: Имя всего Сущего (Перевод: Ксения Янковская)
3. Дженн Лайонс: Память душ (Перевод: Ксения Янковская)
СТАЛЬНЫЕ БОГИ:
4. Замиль Ахтар: Стальные боги (Перевод: Р. Сториков)
5. Замиль Ахтар: Кровь завоевателя (Перевод: Роман Сториков)
6. Замиль Ахтар: Эпоха Древних (Перевод: Р. Сториков)
СТРАНА КАЧЕСТВА:
7. Марк-Уве Клинг: Страна Качества. Qualityland (Перевод: Татьяна Садовникова)
8. Марк-Уве Клинг: Страна Качества 2.0 (Перевод: Татьяна Садовникова)
КНИГИ РАКСУРА:
1. Марта Уэллс: Облачные дороги (Перевод: Вера Юрасова)
2. Марта Уэллс: Змеиное Море (Перевод: Вера Юрасова)
3. Марта Уэллс: Пучина Сирены (Перевод: Вера Юрасова)
-Отдельные романы:
1. Марта Уэллс: Город костей
2. Марта Уэллс: Колесо Бесконечности
3. Марта Уэллс: Король ведьм (Перевод: Ирина Оганесова, Владимир Гольдич)
3. Марта Уэллс: Дневники Киллербота (Перевод: Наталия Рокачевская)
5. Марта Уэллс: Коллапс системы (Перевод: Наталия Рокачевская)
6. Марта Уэллс: Отказ всех систем (Перевод: Наталия Рокачевская)
7. Марта Уэллс: Стратегия отхода (Перевод: Наталия Рокачевская)
ОПИУМНАЯ ВОЙНА:
1. Ребекка Куанг: Опиумная война (Перевод: Наталия Рокачевская)
2. Ребекка Куанг: Республика Дракон (Перевод: Наталия Рокачевская)
3. Ребекка Куанг: Пылающий бог (Перевод: Наталия Рокачевская)
-Отдельные романы:
1. Ребекка Куанг: Бабель (Перевод: Алексей Колыжихин)
2. Ребекка Куанг: Вавилон. Сокрытая история [litres] (Перевод: Наталия Рокачевская)
3. Ребекка Куанг: Йеллоуфейс (Перевод: Александр Шабрин)
Он не понимал этой политической борьбы, не тогда. Он лишь чувствовал, что Лондон, да и вся Англия в целом, сильно разделены в отношении того, чем он был и чем он хотел быть. И он понимал, что за всем этим стоит серебро. Ведь когда радикалы писали об опасностях индустриализации, а консерваторы опровергали это доказательствами бурного роста экономики; когда любая из политических партий говорила о трущобах, жилье, дорогах, транспорте, сельском хозяйстве и производстве; когда кто-либо вообще говорил о будущем Британии и империи, в газетах, памфлетах, журналах и даже молитвенниках всегда звучало слово: серебро, серебро, серебро.
От миссис Пайпер он узнал об английской кухне и Англии больше, чем мог себе представить. Привыкание к новому вкусу заняло некоторое время. Когда он жил в Кантоне, он никогда не задумывался о еде — каша, булочки на пару, пельмени и овощные блюда, которые составляли его ежедневный рацион, казались ему ничем не примечательными. Это были основные продукты питания бедной семьи, далекие от высокой китайской кухни. Теперь он был поражен тем, как ему их не хватало. Англичане регулярно использовали только два вкуса — соленый и несоленый — и, похоже, не признавали никаких других. Для страны, которая так хорошо зарабатывала на торговле специями, ее граждане были категорически против их использования; за все время своего пребывания в Хэмпстеде он ни разу не попробовал блюда, которое можно было бы назвать «приправленным», не говоря уже о «пряном».
Он получал больше удовольствия от изучения еды, чем от ее поедания. Это обучение происходило без подсказки — дорогая миссис Пайпер была болтливой натурой и с удовольствием читала лекции, подавая обед, если Робин проявлял хоть малейший интерес к тому, что было у него на тарелке. Ему сказали, что картофель, который он находил довольно вкусным в любом виде, не должен подаваться в важной компании, так как он считается блюдом низшего сорта. Он узнал, что недавно изобретенная позолоченная серебряная посуда использовалась для того, чтобы сохранять пищу теплой в течение всей трапезы, но было невежливо открывать этот обман гостям, поэтому прутья всегда вставлялись на самое дно тарелок. Он узнал, что практика подачи блюд последовательно была перенята у французов, а причиной того, что она еще не стала всеобщей нормой, была затаенная обида на этого маленького человечка Наполеона. Он узнал, но не совсем понял, тонкие различия между обедом, ланчем и полуденным ужином. Он узнал, что за свои любимые миндальные сырники он должен благодарить католиков, поскольку запрет на молочные продукты в постные дни заставил английских поваров изобрести миндальное молоко.
Однажды вечером миссис Пайпер принесла круглый плоский круг: что-то вроде печеного теста, которое было разрезано на треугольные клинья. Робин взял один и осторожно откусил уголок. Оно было очень толстым и мучным, гораздо плотнее, чем пушистые белые булочки, которые его мама готовила на пару каждую неделю. Это было не неприятно, просто удивительно тяжело. Он сделал большой глоток воды, чтобы направить болюс вниз, а затем спросил:
— Что это?
— Это баннок, дорогой, — сказала миссис Пайпер.
— Лепешка, — поправил профессор Ловелл.
— Как положено, это баннок…
— Лепешки — это кусочки, — сказал профессор Ловелл. А баннок — это целая лепешка.
— Теперь смотри сюда, это баннок, и все эти маленькие кусочки тоже баннок. Булочки — это сухие, рассыпчатые штуки, которые вы, англичане, любите запихивать в рот…
— Я полагаю, что вы подразумеваете свои собственные лепешки, миссис Пайпер. Никто в здравом уме не обвинит их в сухости.
Миссис Пайпер не поддалась на лесть.
— Это баннок. Это банноки. Моя бабушка называла их банноками, моя мама называла их банноками, так что это банноки.
— Почему это — почему они называются банноками? — спросил Робин. Звучание этого слова заставило его представить себе чудовище холмов, какую-то когтистую и хлюпающую тварь, которая не успокоится, если не принесет в жертву хлеб.
— Из-за латыни, — ответил профессор Ловелл. — Бэннок происходит от panicium, что означает «печеный хлеб».
Это казалось правдоподобным, хотя и разочаровывало своей обыденностью. Робин откусил еще один кусочек от баннока, или лепешки, и на этот раз с удовольствием ощутил, как густо и приятно она осела у него в желудке.
Они с миссис Пайпер быстро сблизились из-за глубокой любви к лепешкам. Она делала их на любой вкус — простые, с небольшим количеством сливок и малинового джема, соленые, с сыром и чесночным шнитт-луком, или усеянные кусочками сухофруктов. Робину больше всего нравились обычные — зачем портить то, что, по его мнению, было идеальным с самого начала? Он только что узнал о платоновых формах и был убежден, что булочки — это платоновский идеал хлеба. А сгущенка миссис Пайпер была замечательной, легкой, ореховой и освежающей одновременно. В некоторых семьях молоко кипятят на плите почти целый день, чтобы получить слой сливок сверху, сказала она ему, но на прошлое Рождество профессор Ловелл принес ей умное приспособление из серебра, которое позволяет отделить сливки за несколько секунд.
Профессор Ловелл меньше всего любил обычные булочки, поэтому булочки с кишмишем были основным блюдом их послеобеденного чая.
— Почему они называются «кишмиш»? спросил Робин. — Это же просто изюм, не так ли?
— Я не совсем уверена, дорогой, — сказала миссис Пайпер. — Возможно, дело в том, откуда они родом. Кишмиш звучит довольно по-восточному, не так ли? Ричард, где их выращивают? В Индии?
— Малая Азия, — сказал профессор Ловелл. — И это кишмиш, а не султана, потому что у них нет семян.
Миссис Пайпер подмигнула Робину.
— Ну, вот и все. Все дело в семенах.
Робин не понял этой шутки, но он знал, что не любит кишмиш в своих булочках; когда профессор Ловелл не смотрел, он выбирал свой кишмиш, намазывал лепешку сгущенкой и отправлял ее в рот.
Кроме булочек, другим большим удовольствием Робина были романы. Две дюжины томов, которые он получал каждый год в Кантоне, были скудной струйкой. Теперь у него был доступ к настоящему потоку. Он никогда не оставался без книги, но ему приходилось проявлять изобретательность, чтобы вписать чтение на досуге в свой график: он читал за столом, поглощая блюда миссис Пайпер, не задумываясь о том, что кладет в рот; он читал, гуляя по саду, хотя от этого у него кружилась голова; он даже пробовал читать в ванной, но мокрые, сморщенные отпечатки пальцев, оставленные им на новом издании «Полковника Джека» Дефо, пристыдили его настолько, что он отказался от этой практики.
Больше всего на свете он любил романы. Сериалы Диккенса были хороши и забавны, но какое удовольствие было держать
