Говорящие кости - Кен Лю

использовал технику фонетического шрифта, которая применяется иногда в шарадах для детей. Только посмотри, какое словосочетание заключено между словами «правитель» и «добрый»: «заботливый пастух, отринувший свой посох». Но какой в этом смысл? Что за пастух без посоха?

– Понятия не имею, что ты несешь, – заявил Нода Ми, однако лицо его побелело.

– Логограмма «пастух» пишется вот так. – Дьана опустилась на колени и слепила из ила логограмму. – Ее образуют три семантических корня: «посох с крюком» – справа, «погонщик» и «руно» – слева. Если мы удалим «посох», – она стерла рукой правую часть логограммы, – то получится «погонщик руна», а эта метафора применялась в древних сагах по отношению к пастушеским псам. И тем самым отец указывает на тебя, Преданного Пса Льуку, как на своего убийцу.

У Ноды аж голова пошла кругом. Он выругал себя за беспечность. Выходит, что Тиму, который непрерывно трясся и рыдал, сочиняя письмо, все это время обманывал его! Нода и представить себе не мог, чтобы император ухитрился вставить шараду с логограммами в записку, торопливо написанную буквами зиндари. Не происходя сам из ученой семьи, Нода Ми даже не допускал, что такое возможно.

Выражение презрения и ненависти на лицах верных Кутанрово воинов подсказали предателю, что замешательство его оказалось фатальным.

– Прошу тебя, мудрая тан-гаринафин, ты должна понять, что это всего лишь досадная ошибка! Юная пэкьу-тааса слишком многое пытается вычитать в последних словах императора. Как мог я быть убийцей, если лишился сознания почти сразу после того, как мы приехали в Киго-Йезу?

– Но ты же только что сказал мне, что отец оплакивал мать, – возразила Дьана. – И завещал тебе заботиться о нас. Ложь, нагроможденная на ложь, непременно рассыплется. Я проверяла тебя.

Нода почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. В отчаянии он уткнулся лбом в землю.

– Каюсь, я соврал из страха, – пролепетал он, отплевывая песок. – На самом деле Кутанрово составила заговор против пэкьу и императора! Я пытался остановить ее, но не смог. Клянусь, я стремился спасти пэкьу и императора…

– А почему ты раскрыл роль Кутанрово в заговоре только сейчас? – холодно осведомилась Гозтан.

– Да потому… потому что был перепуган. – Нода бросил взгляд на сердитые физиономии окружавших его воинов-льуку. – Боялся, что преданные злой Кутанрово люди убьют меня за то, что я обличил их вождя!

Он извивался, словно червяк, норовя как можно чаще стукаться лбом о землю у ног Гозтан.

– Ты прав: Кутанрово и впрямь устроила заговор против пэкьу и императора, – ответила Гозтан. – Но ты тоже был среди заговорщиков.

Дьана в очередной раз взяла письмо отца и прочитала:

– «Только в мгновения суровых испытаний способны мы узреть правду, что таится глубоко в сердце у человека». А помнишь, как там дальше? «Так луч лунного света озаряет призрачные пушинки, тонущие в спокойной воде на дне колодца и плачущие безмолвно». Известно ли тебе, что имел в виду мой отец и кого из классиков он цитировал?

Нода Ми растерянно замотал головой.

– На самом деле мудрецы ано тут ни при чем, – пояснила Гозтан. – Это перефразированная строчка из стихотворения Воку Фирны, моего покойного друга и доверенного лица императора. Воку нравилось сочинять стихи на классическом ано, но он наполнял их образами и мифами льуку. Среди нашего народа луна известна как рот богини Нальуфин Жестокосердной. Воку Фирна иногда использовал образ освещаемого луной колодца с мертвецами как аллегорию для Кутанрово, потому что она была таном Стаи Нальуфин. Какая ирония, что Преданный Пес Льуку так плохо знаком с нашими традициями.

Нода Ми не ответил. Ему всегда недосуг было вникать во все эти мифы и легенды льуку, и в результате Тиму воспользовался его невежеством.

– Император поместил твое имя в том же самом абзаце, где подразумевается Кутанрово, – произнесла Гозтан голосом ровным, но непреклонным. – Именно там, где он описывает, как враги напали на него и на пэкьу. Таким образом император указывает, что заговорщиками были вы с Кутанрово.

– Нет! Нет, пожалуйста…

– Когда Заза-тика пришла со своими подозрениями ко мне, – продолжила тан, – я, честно говоря, поначалу не слишком ей поверила. Было весьма сомнительно, что обвинения через шарады сумеют убедить других танов. Поэтому мне пришлось создать впечатление, что никто за тобой не наблюдает, и посмотреть, как ты поступишь. Пэкьу-тааса проявила недюжинную храбрость, согласившись послужить приманкой. Как в случае с волком, притворяющимся собакой, тебе следовало только дать время, чтобы ты обнаружил истинную свою личину.

В этот миг несколько воинов-льуку, обыскивавших шаланду, издали крики ужаса и ярости. Вскоре они вернулись к остальным и с трепетом предъявили свои находки.

Три человеческие головы, законсервированные при помощи извести, покоились рядком на песке. Лица Танванаки и Кутанрово были искажены, а глаза их широко открыты, словно бы все еще пылая ненавистью к врагам. Лицо Тиму, напротив, представляло собой маску безмятежности. Разрыдавшись, Дьана подскочила к головам родителей и прижала их к груди.

Никто из наблюдавших эту душераздирающую сцену не произнес ни слова.

Наконец Гозтан нарушила молчание:

– Ты замышлял вместе с Кутанрово убийство пэкьу, но, как я подозреваю, по своему обыкновению, предал сообщницу во имя неких личных выгод. План твой мне до конца не ясен, однако это не важно. Главное, что вина доказана…

– Я могу оказаться тебе полезным! – вскричал Нода Ми. – Могу помочь тебе умиротворить местных и стать пэкьу! Послушай, у меня есть множество плодотворных идей, как при помощи этих детей вынудить императрицу Джиа принять твои условия. Если ты сделаешь меня своим советником, Укьу-Тааса снова станет великим, даже не сомневайся! Клянусь всеми богами, что отныне я буду хранить верность…

– Не стоит клясться понапрасну: предательство у тебя в крови, – заявила Гозтан.

После чего она без всякого предупреждения взмахнула своей секирой, именуемой Гаслира-сата, и навеки прекратила вопли Ноды Ми, размозжив тому череп. Кровь, осколки костей и ошметки мозга окатили Гозтан и коленопреклоненную Дьану, которая все так же плакала, прижимая к себе останки родителей. Ни девочка, ни тан даже не пошевелились, чтобы стереть кровавые следы.

На рассвете таны и воины, как здоровые, так и страдающие от безумия тольусы, собрались на морском берегу, чтобы выслушать рассказ Гозтан о предательстве Ноды Ми в Киго-Йезу.

По островам Руи и Дасу были разосланы гонцы, дабы отозвать бесчинствующие там банды воинов. Отрубленные головы Кутанрово, Танванаки и Тиму воссоединили с туловищами и возложили на сделанные из веток погребальные курганы. По окончании должного периода траура тела погибших были перенесены в глухие места, чтобы началось их пэдиато савага.

– У тебя тяжело на душе, – заметила Гозтан.

Дьана в ответ издала что-то