Огни над волнами - Андрей Александрович Васильев

забором. Есть такая традиция в герцогствах — при постройке деревни не все деревья под топор или пилу отправляют, некоторые жалеют и оставляют себе расти, в основном — елки да березы. Опять же сельские поверья, в городах старых богов, тех, что были в незапамятные времена, давно позабывали, а тут еще жива родовая память, помнят, как деревьям молились.

Как по мне, хороший обычай. Да еще и вон полезный, мне эта елка ох как пригодилась. И обзор из-за нее был хороший — меня не видно, а передо мной вся картина как на ладони. И картина прелюбопытнейшая. Я такую компанию вместе увидеть никак не ожидал. Мой наставник Ворон, рядом с ним стоит двухметрового роста верзила-рыцарь с лысой как коленка головой. Почему рыцарь? А кто же еще, я их немало повидал летом, вон как голову гордо держит. Опять же на черном, подбитом мехом плаще золотыми нитями вышит герб, на боку — длинный меч, да еще и кольчуга на солнце то и дело поблескивает. Точно рыцарь. Или гвардеец из нерядовых, сотник, а то и тысячник, родом из благородных. Слева от него похлопывал в ладоши изрядно замерзший представитель ордена Истины, причем высокопоставленный — по краю черного капюшона, снятого в данный момент с головы и откинутого на меховой воротник шубы, в которую черный брат закутался, красная оторочка идет, я ее отчетливо вижу. Стало быть, кто-то из высшего совета ордена, не иначе, это их отличительный знак. И до кучи — статная черноволосая женщина, при одном виде которой у меня сразу глаза заслезились и в груди как огнем пыхнуло. Вот зачем ее вспоминал недавно? Накаркал. Мистресс Виталия, собственной персоной. Еще неподалеку от них отирался какой-то потный толстяк с круглым медным амулетом на груди. Не иначе как местный староста. К разговору его не допустили, понятное дело, но и уйти он не может — эдакие господа в деревню пожаловали, как тут уйдешь? Вопрос — что могло свести воедино подобную компанию? И что им всем надо от нашего наставника?

Ворон, кстати, явно был недоволен течением разговора, знаю я это выражение лица. Ну вот, точно, он дослушал то, что ему говорил рыцарь, и резко ответил, взмахнув рукой. Вот же, ничего не слышно, совсем. Понять бы хоть, о чем речь идет. А если они требуют у него наши головы? Хотя при чем тут тогда рыцарь и Виталия? Им-то мы зачем нужны?

Служитель ордена выслушал Ворона и что-то ему сказал, выдав добрую, не сказать ласковую, улыбку. Как видно, убеждает его в чем-то.

К разговору подключилась и Виталия, она как-то так очень по-женски оперлась на плечо наставника и провела ладонью по его щеке. Тот резко дернул плечом, сбрасывая ее руку, и помотал головой.

— …решения нет, — донесся до меня громкий голос рыцаря, он снова вступил в беседу, громко чеканя слова. — Это ваш долг!

Решения чего? Ой, не нравится мне все это.

Ворон совсем насупился, нехорошо глядя на собеседников. Виталия белозубо улыбнулась и что-то произнесла, разведя руками. Тут было понятно, что она хотела сказать, мол: «Куда ты денешься, когда разденешься». Наставник погонял желваки на скулах и что-то ответил, как видно, то, что от него и добивались, поскольку с лица рыцаря пропала суровость, Виталия хлопнула в ладоши, а высокопоставленный представитель ордена удовлетворенно улыбнулся.

Ворон кивнул этой троице, поманил к себе толстяка-старосту, и они ушли в дом. Его собеседники перекинулись несколькими фразами, лица у них были очень довольные.

— Дядька, а ты чего тут делаешь? — раздалось у меня за спиной.

Я повернулся и увидел пацаненка лет семи, в тулупчике, в треухе и с деревянной лопаткой в руках.

— Ничего я тут не делаю, — раздраженно ответил я ему. — Иди, иди отсюда, мальчик.

— Это моя елка, — грозно заявил сопляк и замахнулся на меня лопаткой. — А ну, пговаливай отсюда!

Я фыркнул и снова посмотрел туда, где только что стояли люди, которые были достойны попасть в любой зал славы. На моей памяти кто-то впервые сумел убедить Ворона сделать то, чего он не хочет. Ну да, я его знаю всего ничего, но мне почему-то казалось, что подобное невозможно.

А там никого уже и не было.

Бум! Что-то, надо полагать, как раз та самая лопатка мальчугана, впечаталось мне пониже спины.

— Пговаливай! — заорал он. — Это мой двог и моя елка! У меня тут убежище!

— Сначала «р» научись выговаривать! — разозлился я. — Елка его, посмотрите-ка! Мелочь картавая!

— Вот я сейчас бгату пожалуюсь, — пообещал мне пацаненок. — Он тебе задаст!

И маленький паршивец ужом ввинтился в лаз под забором, через который он сюда и попал. Оно и понятно — зачем ему калитка, так-то удобнее.

Брата я ждать не стал. Бояться я его не боялся, не хватало еще, но и конфликты рядом с тем домом, где сейчас находился Ворон, мне были не нужны. Ни к чему ему знать, что я что-то видел. Лишнее это. Дав небольшой крюк по соседней улице, я таки добрался до коновязей, где нашел пару уже с утра поддатых торговцев лошадьми, которые подрабатывали и извозом, а потому после небольшого торга я подрядил одного из них на поездку, причем сумма была если не символической, то точно небольшой. Я бы и больше заплатил, лишь бы на себе в горку мешки не тащить, и дело тут не в лени. Хотя и в ней тоже, чего греха таить.

Жакоб тем временем устроился в корчме как дома. Он занял дальний стол у окна, и был этот стол уже заставлен разнообразной снедью, которую мой приятель методично уничтожал. Как он столько на пару серебрушек смог заказать-то? Или старый добрый корчмарь Йоганн Литке угощал его в долг? С трудом в это верится.

— Эраст, — с набитым ртом проговорил Жакоб, приятно мне напомнив Карла. Они вообще были во многом схожи — оба здоровые, прожорливые и незлопамятные. — Я тебе вон свининки велел принести, с хреном, горчицей и яичницей. Одобряешь?

В глазах Жакоба плескалось счастье, а бараньей костью, которую он обгладывал, при желании можно было орудовать как дубинкой.

— Прекрасно. — Я нагнулся над большой, как щит, деревянной тарелкой, на которой лежало, наверное, полхрюшки, втянул в себя аромат жареного мяса и почти искренне сказал: — Дивно! Ты окорока заказал для Карла?

— Ох ты! — Жакоб даже жевать перестал. — Забыл!