Хроники Ламмеры: Шёлковая Песнь - Sunon Boy

чтобы прокормить рабочий класс, а другая идёт прямиком на стол Королям, выявляя самый лучший урожай и мясо. Агент шел прямо к убежищу где-то на самой окраине закрытого, защищённого кланового дома, а Мариам ступала за ним по пятам и временами оглядывалась на полицейских Айтилла в синих фуражках, обвитых ярко-оранжевой веревочкой с голубыми прожилками из особой травы, что обильно растет на западных землях Ламмеры — там, близ морей. Листья этого высокого растения невероятно крепки и надежны, а веревка из них является для многих морских плотников всего Ховака самым лучшим плетеным изделием, которым можно заменить даже самые толстые канаты. А из-за голубых прожилок и ярко-оранжевой окраски этой травы, внешне похожей на крапиву, её прозвали: «морская кровь». Клан Айтилла всегда был наиболее защищённым из всех остальных, от чего на гербе красуется мощная крепость, за которой располагается пламя — Великое Кострище, оно же — сердце кланового дома, и именно вокруг него первые гуатти Ламмеры обустраивали своё прибежище и собирали людей для клановой войны. И именно в начале этой войны морская кровь стала повсеместно использоваться для солдат, стражи, затем и полиции, став символом крепости как тела, так и духа всех гуатти. Но, с приходом ко власти Алмакира и Гвалы, полиция перестала охранять права граждан, а в большей мере управлять ими. Отголосок силы гнетущего правителя услышала Мариам на одной из улиц, где у небольшого фермерского дома темнокожие женщины после тяжелой работы несли с собой большие вёдра воды, и тогда одна из них жаловалась, что из-за аристократов из Лакшата приходится работать вдвое усерднее: «Почему мы должны кормить чужаков, тем более этих шандийцев?» После этих слов женщина рядом взволнованным видом подержала указательный палец перед губами, попросив свою подругу быть потише. Узнай полицаи о том, что кто-то из народа критикует власть — можно потерять голову с плеч или быть с позором сожжённым в Великом Кострище, где прилюдно казнили главную злодейку всего клана Айтилла — Фиору Халливель, королеву-консорта, которую нынче называют Алой Матерью Предателей.

И вот, наши герои наконец добрались до убежища Базиля, но не было внутри ни агента, ни его помощника, а на небе стали собираться тучи. Тогда гуатти не на шутку заволновался: ибо даже большинство важных бумаг не осталось на столе. Что всё это значит? После этого мимолётного страха агент попросил Мариам обыскать дом. Они рылись в пустых комодах, разбирали по частям кровать, вырезали тканевую сидушку стула, но так и не заметили ничего, что могло бы хоть как-то близко напоминать важные документы или послания. И лишь когда Мариам собиралась перевернуть стол, почувствовала царапины с обратной стороны крышки. Уведомив об этом агента, его глаза засверкали, и тот встал с разобранной кровати и громкими шагами приближался к Мариам. Вместе они поставили стол вверх тормашками, и агент, прочитав послание, понял абсолютно всё, после чего попросил Мари отыскать лазутчика. «Он всё ещё где-то в Айтилла, может быть, он где-то сражается, мы не должны терять ни секунды!» Мари сразу же вспомнила слова солдата, охраняющего входные ворота кланового дома: «В центре сейчас неспокойно», и ринулась в самый богатый район Айтилла, полный аристократов и несправедливости.

Мариам воспользовалась каретой с овощами: запрыгнув в неё и затерявшись среди продуктов, она сумела прошмыгнуть через вторые ворота и быть незамеченной полицейскими. Она вышла немного позже и тогда увидела множество предприятий и небольших магазинов. Дым заводов валил из толстенных кирпичных труб на краю этого района, пока в центре работяги в грязных козырьках скупали в прилавках пачки дешевых сигарет. И именно среди этих курящих мужчин на скамейке Мариам случайно услышала знакомое имя и не могла в это поверить. Может, ей послышалось или разыгралось воображение? Она допускала такую вероятность, но искренне верила, что это не так. Тогда Мариам подошла поближе к этим людям и спросила: «Господа, что происходит в центре?» Один из них замешкался, видимо, понял, что его диалог уже кто-то услышал.

— Ты нас в эти дела не впутывай, мадама, мы здесь не причем.

— Я и не собиралась, просто интерес берет верх.

— За этот интерес твой ебучий могут повесить, знаешь ли.

— Если вешать, то будут меня, а не вас, это я вам гарантирую.

Тогда второй приподнял улыбкой пышные седые усы, после чего усмехнулся над другом:

— Да пускай идёт, куда хочет. Нас-то это каким боком ебёт? Она ж даже наших имен не знает, ты чё? В самом-то деле!

— Ладно, я скажу, но только попробуй, блядь, про нас что-то сказать! Мы тебя не знаем и не видели ни разу! — нервно и в страхе ответил старик.

Второй с хриплым смехом подхватил:

— А я бы ещё разок увидел такую красавицу, и хер с ним, что шандийка!

— Короче, мадама: недавно на Гвалу устроили покушение, представляешь, ночью хотел заколоть, пока Король спит! И вот, убийца, пока убегал с покоев Гвалы, обронил флейту… — После этих слов в Мариам что-то ёкнуло: её глаза застыли, а уши продолжали внимать речь гуатти — по ней сразу поняли, что убийцей был войдер звука, засевший в нашем клановом доме. Потом оказалось, что это был агент Летучего Фрегата. А имя у него было… — Мари застыла в ужасе и трепете, неужели всё это время агентом был… — Этого шандийца сейчас казнят в Великом Кострище — его приговорили к аутодафе; даже сам Гвала лично явится! Так он хочет увидеть смерть Базиля Лакшата.

Мариам стояла столбом и смотрела куда-то в пустоту, пока её глаза наливались слезами. По коже прошла волна холода: всё тело окутало дымкой страха и безумия. «Неужели всё это правда?» Мари вспоминала в мельчайших подробностях тот злополучный день, когда её собственная мать приказала казнить Базиля — родного брата тогда ещё маленькой девочки. Казнить, когда тот заступился за сестру и, взяв всю вину на себя, сказал, что это он спас раба и готов понести наказание. Когда она вспомнила, как держала его отрубленную голову в руках, пальцы вмиг задрожали и затряслись, словно их поразило током, но ладони её были холодны, словно то были руки мертвеца. И когда в памяти взыграло воспоминание того, как эта самая голова, глядя виноватыми глазами в очи Мариам, захлебываясь в крови, говорила: «Где ты, сестра моя?» она не выдержала, и прямо перед двумя гуатти пала на колени, затем зарыдала и вся затряслась, время от времени издавая тяжелые вздохи. Те мужчины сочли её за сумасшедшую и, побаиваясь, ушли оттуда как