"Фантастика 2025-135". Компиляция. Книги 1-25 - Елена Звездная

– Мэл, – говорил Дагрэй теперь хрипло, – ты невероятно чувственная девочка, и поверь – тебе очень понравится.

– Поверь, я точно знаю, что мне НЕ ПОНРАВИТСЯ! – сорвалась на крик.

Хмыкнув, уже вообще невменяемый Эрих постановил:

– Придется проверить на практике, кто из нас прав.

Шок. У меня просто шок…

– Без истерик, – внезапно потребовал готовый к проверкам на практике.

Да какой без истерик! У меня самая что ни на есть настоящая истерика и началась!

Я рванулась, пытаясь высвободить руки и поняла малоприятное – шартайские браслеты. Это вам не железо, где достаточно вывихнуть большие пальцы, чтобы высвободиться, это кожа, плотная, пропитанная синтетическим составом, стягивающаяся тем сильнее, чем активные попытки вырваться.

– Черт! – я взвыла, едва запястья сдавило. – Черт! Бракованный навигатор! Черт!

– Тихо-тихо, – меня мгновенно придавили к кровати, мои запястья архонт Дагрей сжал одной рукой, вторая с нежностью погладила по щеке. – Все хорошо. Мелани.

– Что хорошо? – заорала я. – Отпусти, придурок! Слезь с меня! Ты…

Он внезапно склонился и поцеловал. Я забилась, меня просто трясло от ярости. А архонт целовал. Очень нежно, очень умело, даже не пытаясь просунуть язык мне в рот – видимо понимал, что откушу нахрен, и это бесило еще больше. Все бесило. Собственный страх на грани ужаса, нехилые опасения получить необратимые повреждения, абсолютное нежелание участвовать в многочасовом акте, где иметь будут точно меня и шартайские браслеты. Твою мать, они вообще во всем цивилизованном космосе запрещены!

И тут архонт, не прерывая поцелуя, чуть сдвинулся и натянул штаны, устраняя угрозу вторжения.

Я замерла, перестав биться в истерике.

Он начал целовать сильнее, настойчивее… и, мать его, улетнее.

И в какой-то момент шартайские браслеты стали вообще по боку.

И браслеты, и кровать, и корабль, и мое положение пленницы, в которое срочно следовало вносить коррективы. Все по боку. Все кроме теплых губ целующего меня мужчины, прикосновения его обнаженной кожи к моей, хриплых стонов, смешивающихся с моими, и жаркой волны чего-то жаждущего и очень нужного, что поднималась в моем теле. И не только в моем – с Эрихом происходило примерно то же самое, только в нем поднималась более выступающая часть тела, и она все сильнее и крайне угрожающе давила мне в бедро. И я бы напряглась, но это оказалось чертовски сложно. Эрих целовал нежно, порой невесомо, словно вновь проводил пером по моему телу, а потом жестко и страстно размыкал мои губы, углублял поцелуй, заставлял открываться ему навстречу, ровно то того мгновения, как я сжималась, вполне отчетливо ощущая угрозу, и начинала сопротивляться, пыталась отвернуться… И напор моментально снижался, поцелуи вновь становились нежными, прикосновения невесомыми… а мои стоны оглушительными.

И в какие-то секунды мне хотелось спросить «Что ты, атом тебя раздери, делаешь?», но словно чувствуя внутренний протест, Эрих стремительно менял тактику, и я млела от нежности, от узоров, что его пальцы рисовали на моей коже, от чего-то невыносимо прекрасного, что пробуждали его прикосновения.

Я парила как птица, планировала как сорванный тихим осенним ветром лист, неслась сквозь пространство и время взорванным астероидом, сгорала сверхновой звездой, таяла как мороженное под ярким летним солнцем, проходила все круги ада, и замирала среди райских облаков всех религий разом.

– Мелани, моя милая, моя сладкая, моя нежная, моя чувственная… Какое же ты чудо, самое восхитительное во всей вселенной…– хриплый шепот упоительно целующего меня мужчины, и за спиной словно распахиваются крылья.

Выгибаюсь ему навстречу, он сжимает сильнее, и теперь моя спина не касается постели – я лежу внизу, но он все равно держит меня – и плевать на все законы физики. На все плевать. На губы, опухшие и пересохшие, на истому, что давно течет в венах вперемешку с огнем, и на желание, что с каждым мигом усиливается, становясь жаждой, чудовищным желанием принадлежать, отдаться, подчиниться, ощутить единение наших тел.

Кажется, я начала чувствовать себя женщиной…

Кажется, впервые в жизни…

Кажется, я была создана, чтобы принадлежать ему, этому мужчине…

Кажется, я сойду с ума, если он не ворвется в мое тело, утоляя тот чувственный голод, что сам же и пробудил…

Кажется, я уже схожу с ума, потому что все, о чем я могу думать, это о его брюках, которые так хочется сорвать с его тела.

Кажется… все барьеры сломаны, взорваны, разрушены, погребены под астероидным дождем взрывающихся звезд.

Кажется… мне стоит остановиться здесь и сейчас, потому что на губах появился отчетливый привкус опасности, и самая страшная опасность для меня – это я.

– Эрих, – голос звучит хриплым срывающимся шепотом, – пожалуйста… остановись.

Он останавливается.

Спускается поцелуями по шее, замирает у холмика груди, и хриплым, невменяемым, как и у меня голосом, задает вопрос:

– Почему у тебя не было мужчин?

Самый шикарный вопрос для подобной ситуации! Прямо сто баллов по шкале наивысшего идиотизма. Прямо можно выдавать медаль за заслуги перед логикой. Прямо…

Прямо взяла и прямо ответила:

– Мужчины были, Эрих, но не такие как ты.

И судорожно вздохнув, язвительно добавила:

– Просто они были нормальными, а ты какой-то бракованный.

Тихий смех был мне ответом. А затем эта сволочь лизнув мою грудь, поднял голову, взглянул мне в глаза, и очень проникновенно произнес:

– Бракованными были они, милая.

А потом большой палец его руки, удерживающей мои запястья, начал осторожно поглаживать чувствительную кожу…

Я замерла, всего на миг замерла, потому что все, что вроде как притихло на время нашего разговора, начало разгораться в моем теле с утроенной силой.

– Не смей! – прошипела, ощутив прилив убийственной ярости. – Вот просто не смей!

– Милая, – он подтянулся к моим губам, вновь поцеловал, и все так же поглаживая кожу на запястьях, спросил, – у тебя вообще хоть какие-то отношения хоть с кем-то, пусть даже с женщиной, были?

Вырываться я перестала. Даже не знаю почему.

– Ааа, – протянул архонт, затем губы его скользнули по щеке к уху и мужчина прошептал, – ну я так и понял.

И он резко встал.

Наверное, больше всего меня в этой ситуации разозлило именно это – он встал, потому что он принял решение, а я оставалась лежать, потому что… ну потому что, по его мнению, решения тут принимал он.

И следующим таким решением было прикрыть меня, хрен его знает зачем. Но архонт нашел где-то на полу простынь, и одним движением укрыл все еще связанную меня. Затем потянулся, с хрустом разминая шею, отошел к столу, взял бутылку из толстого зеленого стекла, открыл, наполнил свой стакан.

После развернувшись ко мне, присел на край столешницы, не отрывая от меня взгляда,