Шлак 4.0 - Олег Велесов

тот ещё был полноценным городом. Городская свалка. Мне даже показалось, что я вижу копошащихся в мусоре людей. Сколько до них? Согласно школьной программе, взрослый человек с высоты своего роста наблюдает линию горизонта на удалении пяти километров от себя. Плюс-минус сколько-то метров. Однако в пустыне, где земля горячее воздуха, происходит преломление света, благодаря чему визуальная картина становится то ли ближе, то ли дальше, этот момент я как-то не очень хорошо усвоил. Но могу с уверенностью сказать, что сейчас я бы хотел, чтобы реальная картинка была ближе к нам, ибо вой сирены снова стал приближаться. Он надвигался с юга, и с каждой минутой становился громче.

Мы прибавили шаг, а потом и вовсе перешли на бег. Через двести шагов Алиса начала задыхаться. Вместе с хрипами из горла вырывался кашель. Бег, как и высота, ей противопоказаны. Я посадил её на закрошки. На ходу допил остатки воды, сил чуток прибавилось.

Алиса прижалась ко мне, обняла за плечи. Весила она не так уж много, однако расход влаги и нанограндов резко возрос. Я начал перемежать бег с ходьбой. Это не особо помогало, потому что жажда мучила всё сильнее, я бы сказал: сильнее, чем на Василисиной даче. Там я просто сидел, потел, ничего не делал. Здесь двигаюсь, да ещё как двигаюсь.

Поднимаясь, солнце нагревало воздух. Волны искажённого воздуха колыхались, и среди них возник силуэт броневика. Если вернуться к теории преломления света, то броневик должен находиться очень далеко, во всяком случае, именно такой вариант меня бы устроил более всего. Но если до него те самые пресловутые пять километров… Хотя о чём я, какие пять километров? Я слышу его двигатель, а значит максимум километр. Патрульные должны вот-вот заметить нас, это дело минуты, и тогда вся охрана Загона прискачет сюда. А до свалки ещё метров пятьсот… чуть меньше… В горле песок, перед глазами круги. Будь проклята эта жара! Кто вообще догадался придумать такую погоду? Это же параллельный мир, а не другая планета, я попал сюда из вполне себе умеренной зоны, где существует зима, где много воды и бескрайние леса с медведями. Вашу мать, почему здесь не может быть так же?

До свалки оставалось шагов триста. Я уже полноценно созерцал грязные рожи местного населения. Мусорщики разглядывали нас с любопытством. Один вытянул руку, указывая куда-то за наши спины, обернулся к соседу, потом указал на меня. Ударили по рукам. Поспорили что ли?

Доберусь я до вас, суки!

Гудение двигателя стало громче. Я сделал последний рывок и нырнул за груду разбитых ящиков. Огляделся, увидел перед собой узкую дыру прохода и, не задумываясь, втиснулся в неё. Метра четыре пришлось ползти, потом проход расширился и я оказался в продолговатой камере. Возле стены валялось тряпьё, в тряпье кто-то шевелился. Рядом стояла кастрюля. Кастрюля с водой! Я припал к ней. Вода мутная, грязная, но я пил. Блаженство. Это лучшая вода в мире.

Следом за мной в камеру заползла Алиса. Чихнула.

— Господи, чем так воняет?

Я вытер губы. С конкретным запахом определиться было сложно, ибо вонь состояла из обычного мусорного набора: мышей, немытого тела, гниющей пищи — и ответил просто:

— Человеческой скорбью. Не сталкивалась? Это очень специфический запах, без привычки выдержать его сложно, но нам придётся какое-то время потерпеть. Если хозяева не погонят.

— Здесь кто-то есть?

— Ага, в тряпье сидит. Пить будешь?

Я протянул Алисе кастрюлю. Девчонка заглянула внутрь и отпрянула.

— Как ты можешь такое… Потерплю.

— Как знаешь, — я сделал ещё несколько глотков, поставил кастрюлю на прежнее место и, подхватив старый ботинок, метнул его в существо под тряпками. — Эй, хозяин, мордочку покажи, поприветствуй гостей.

Наружу выпросталась баба. Худая как смерть, одета в лохмотья. Длинные седые волосы свисали густой слипшейся массой, и мне не то, что разговаривать, смотреть на неё не хотелось. Но она хозяйка, а мы как бы незваные гости.

Женщина отвела волосы от лица, и меня обожгло.

— Данара⁈

Я узнал её мгновенно. Щёки впали, на лбу глубокие морщины, губы в коростах, по щекам струпья. Но я узнал её. Узнал! Минуту вглядывался в знакомые черты, не в силах что-то произнести или сделать и, наконец, выдавил:

— Милая…

На коленях подполз к ней, всхлипнул:

— Милая, как же…

Данара не шевелилась. Как сидела, сгорбившись, так и продолжала сидеть, уставившись невидящим взглядом в стену. Я протянул к ней руку, но тут же одёрнул, словно забоявшись прикоснуться к тому, что когда-то было…

— Данара, как же так? Почему?

Она меня не узнала. Для неё я был тенью, которая покачивалась перед лицом и мешала разглядывать стену. Покрытые мутной плёнкой глаза не реагировали ни на что.

Я застыл не в силах ни думать, ни плакать, ни говорить. Моя жена. Как долго я искал её, верил, надеялся — и вот нашёл. На свалке. Как же так?

Сколько я просидел перед ней, не знаю. Минуту, сутки, вечность. Время потеряло смысл. Где-то рядом шумел броневик, кричали. В любой момент нас могли вытащить из норы, поставить на колени. Что дальше? Ничего не хочу делать.

— Дон…

Сначала я подумал, что это Данара. Очнулась. Но говорила Алиса. Она наклонилась ко мне, положив руки на плечи, и повторила:

— Дон, соберись. Мы в опасности. То, что случилось с твоей женой — ужасно, но помочь ей ты не в силах. Она нюхач. Ты знаешь, что это значит. Она уже сгнила изнутри, прежней ей не стать, но у нас с тобой есть возможность избежать гибели. Дон, пожалуйста, услышь меня.

Всё верно — собраться. Да-да, я должен собраться. Помочь Данаре нельзя. Я знаю, кто такие нюхачи, видел, сталкивался. Порошок со временем меняет сознание, превращает человека в полутварь. Вернуться из этого состояния нельзя, только трансформация — продолжение жизни в другом теле и сознании. Но такой судьбы для своей жены я не хочу. Не хочу! Столько лет вместе. Пусть лучше… просто умрёт. Как же так, моя жена… А где Кира?

— Где Кира? — я схватил Данару за плечи, встряхнул. — Где наша дочь?

— Дочь?

Данара откинула голову и захихикала — противно, некрасиво, потом затряслась в ознобе и начала невнятно бормотать:

— Дочь, дочь, дочь, ночь, ночью. Забрали, забрали. Дозу! Обещали дозу… Дайте…

Снаружи кто-то ударил по ящикам и потребовал:

— Выходи!

Охрана периметра?

Данара отошла на второй план. Сначала позаботиться о себе, потом о ней.