Александр Токунов - Забытые учителя

Прогулка по комнате не способствовала размышлениям, захотелось есть. Ивлев открыл дверь и вышел в коридор, принюхиваясь к запахам.

В конце коридора он увидел младшего Николаева и пожилого седого джентльмена в строгом костюме с фильтр-повязкой на лице. Пожилой крепко держал Володьку за пуговицу, что-то ему втолковывая. Николаев, чуть наклонив голову, слушал. Вся его поза говорила: я весь внимание. Но Ивлев очень хорошо научился чувствовать настроение других, не зря его звали Флюгер, поэтому мог точно сказать, что Николаев слушает только из врождённой вежливости, что и этот старичок, и сам разговор ему неинтересны.

Флюгер подошёл поближе.

— Мой курс лекций о практическом применении теоретической информации в плоскости археологических изысканий является самым значимым и самым профессиональным в нашем анклаве. Я вам таки скажу, что, прослушав мой курс, молодое поколение будет подковано во всех практических аспектах следопытства! Молодые люди таки проявляют дальновидность и желают получить углублённые знания. О! Марк Хаимович даёт только эксклюзивные нюансы кладоискательства. Это вам скажет каждый! Однако вернёмся к делу, и я вам таки скажу ещё: шоб вы знали, у меня есть карта подземных коммуникаций Раменок. Карта очень точная, скажу я вам. Опытные следопыты изучают её всегда тщательнейшим образом. Только для вас, молодые люди, могу за очень умеренную плату сделать копию! Я таки вижу, в вас присутствует профессиональный интерес! Да-да-да, не разубеждайте меня — Марк Хаимович видел жизнь, да и людей он тоже видел! Исключительно в силу моей симпатии к вам могу ещё показать фотографии и образцы оригинальных упаковок, пакетов и десятка высокотехнологичных компонентов. Вам это будет исключительно интересно, я таки просто уверен в этом!

— Вот, позвольте вам представить, — Ивлев заметил, что Николаев несказанно обрадовался его появлению, — это Марк Хаимович, самый знаменитый лектор Кремлёвского анклава. Профессор!

— Ивлев Евгений Иванович, подполковник.

— О! Вы тот самый большой человек, который прибыл для переговоров! Марк Хаимович таки сразу догадался, что вы далеко не простой человек! — Ивлев понимал, что это грубая ложь, только что придуманная старичком, но ему была приятна лесть. — Я должен вам сказать, что многие считают, будто всё это басни об антивирусе. Даже здесь у нас, в центре, в Кремлёвском анклаве.

Ивлев улыбнулся. Последняя фраза напомнила ему, казалось, давно забытое: «Здесь у нас, в столице Родины».

Марк Хаимович закашлялся.

— Простите великодушно! У меня таки бронхит, я вынужден по долгу службы, так сказать, много времени проводить в других помещениях, где воздух сухой. Так вот, сейчас Марк Хаимович скажет вам главное! А главное — это то, что я тщательно изучил эту легенду, и таки могу с уверенностью заявить: почему всё так произошло с вирусом Вильмана? А потому, что люди, скажу я вам, таки делятся на две части: евреи и те, кто не знает, что они евреи! А поиски все велись неправильно. Уж если и искать Вильмана, то на Готланде. Можно смело идти в Санкт-Петербург, искать там лодку и плыть на остров Готланд за спасением мира! Но я слышал, что у вас воздушный шар? Так я вам скажу, что таки на нем и надо лететь на Готланд!

Монолог Марка Хаимовича был прерван появлением лакея.

— Прошу господ в ресторан Правительственного сектора.

«Ну, наконец-то!» — возликовал в душе Ивлев.

Но отделаться от разговорчивого старичка ему не удалось. Профессор, выяснив, что Николаева не интересуют ни этикетки, ни карта, ни десяток других высокотехнологичных компонентов, мёртвой хваткой вцепился в локоть Ивлева, продолжая журчать:

— Я вам таки скажу, Марк Хаимович — это не только профессор, это вам самый близкий родственник самого… — он замолчал и указал пальцем в потолок.

— Неужели самого?.. — Ивлев едва сдержал улыбку, имея в виду не руководство Кремлёвского бункера, а Бога.

— Да, да, — закивал Марк Хаимович, чрезвычайно довольный догадливостью Ивлева. — О! Сейчас Марк Хаимович представит вам своего ученика и давнего друга. Ему тридцать три года. Вы знаете — это таки возраст Христа, возраст свершений…

К ним подошёл бледный худой человек.

— Вот мой друг и ученик, Гай Соломонович Ванштейн. Очень продвинутый учёный.

Ивлев протянул руку для рукопожатия, надеясь, что этот жест заставит профессора отпустить его локоть. Не тут-то было! «Очевидно, я паду жертвой гостеприимства!» — Ивлев ещё немного подвигал рукой, но Хаимович держался крепко.

— А кто этот седой представительный джентльмен?

Ивлев повернул голову и увидел, что в зал ресторана входит Данаифар.

— О! Профессор, пойдёмте скорее, я вас познакомлю. — Ивлев, предвкушая скорое освобождение, радостно потянул старичка к двери. — Это ведь учёный с мировым именем! Позвольте представить, Абузар Данаифар. Марк Хаимович. Я думаю, что вам как учёным есть о чём поговорить…

Ивлев споро стал отступать в сторону, пряча за спину освобождённую руку и с удовлетворением наблюдая, как Данаифар пытается удержать профессора на расстоянии, не позволяя ему взять себя за локоть или за пуговицу.

У Ивлева наконец появилась возможность рассмотреть зал ресторана. Он был огромных размеров. Его своды были расписаны по белой краске затейливым золотым рисунком. Вдоль стен с двух сторон друг напротив друга были сделаны ниши, имитирующие окна. Своды и стены были украшены знаками ордена Святого Георгия. Зал освещался шестью бронзовыми люстрами и многочисленными бра. Великолепный паркет, подобный исполинскому ковру, был составлен из цветного дерева драгоценных пород.

«Мда, что-то мне это напоминает, очень-очень давнее и забытое». Увидев в середине зала возле ниши, имитирующей окно, скульптурную группу, Ивлев пошел к ней. Перед ним была серебряная группа с фигурами Ермака и графа-атамана Платова. «Насколько помню, эту группу поднесли донские казаки августейшему атаману наследнику цесаревичу Александру Александровичу в тысяча восемьсот каком-то там году. Так-так! А что там? — Ивлев двинулся к другой стене. Там на подставках стояли золочёные часы, украшенные военными арматурами с фигурами святого Георгия и князя Пожарского с гражданином Мининым. — Мда… Когда же они успели всё это демонтировать и вновь смонтировать?»

Ивлев узнал и эти фигуры, и часы, и гербы, и паркет. Он вспомнил тот летний день, когда яркое солнце било в окна Георгиевского зала, играя в хрустальных подвесках бронзовых люстр, отражаясь тысячами лучей от белых стен. И себя — молодого и неопытного младшего лейтенанта, стоявшего в карауле, и первого российского президента, и опьянение призывами к демократии с вдруг появившейся неизвестно откуда колбасой в магазинах… Воспоминание было настолько ярким, что Ивлев зажмурился и горько подумал: «Вот к чему привела демократия! И толерантность! Все теперь в бункерах, а вокруг безумствует Штамм!»

Размышления были прерваны лакеем, предложившим садиться за стол. Лакей отодвинул табурет с витыми золочёными ножками, обитый шёлковой материей цветов георгиевской ленты. Стульев не было; кроме табуретов имелись ещё такие же скамьи.

— Это чтобы не засиживались, — к Ивлеву наклонилась сидевшая рядом дама, в ушах, на шее и пальцах которой сверкали бриллианты. — Я думаю, что табуретки и скамейки специально ставят для гостей.

— Вы полагаете? Для хозяев я что-то тоже не вижу стульев… Ивлев Евгений Иванович, — спохватился подполковник.

— Новак Джамиля Наримановна. А я видела вас в нашем бункере.

— Да? — удивился Ивлев. — Как я мог не заметить такую красавицу?

Новак рассмеялась.

— А вы меня и не могли видеть! Но я вас видела и очень хорошо запомнила.

Ивлев сразу почувствовал холодок, пробежавший между лопатками: «Камеры! Не сболтнул ли я чего лишнего?!»

— Скажите, Джамиля Наримановна…

— Нет-нет, подполковник, просто Джамиля!

— Скажите, дорогая Джамиля, а полковник Новак не ваш ли батюшка?

Джамиля опять рассмеялась:

— Нет, что вы! Мой батюшка Нариман Эдуардович. А полковник Новак мне… как бы это сказать, я не сильна в определении родственных отношений… — Она задумалась.

Большего поражения Ивлев никогда не испытывал. Так опростоволоситься! Ну разве много существует людей с именем Нариман! Он же знал, что у Фархатова есть дочь. «Однако на батюшку совсем не похожа. Тот прямо дон Корлеоне, а у этой красы неземной из красоты одни брюлики!»

— Ну, я жена его племянника… Так кто он мне?

— Дядюшка.

— Дядюшка? — с сомнением произнесла Джамиля. — А, пусть будет дядюшка! Я его теперь так и буду звать. Что же вы ничего не кушаете?

Ивлев посмотрел на столы. Все блюда и тарелки имели вензели, сверкали перламутром и позолотой. Серебряные столовые приборы светились в свете люстр. Он зачерпнул чего-то серо-зеленого с рядом стоящего блюда.