Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

Ознакомительный фрагмент

Но может быть и иначе. Хлопнут меня, как следует выдоив, чтоб супостатам не достался. А что, реально. Очень даже. «Выколи мне глаз, но соседу – оба!» Смерти-то я как таковой не боюсь. А вот напрасно сгинуть – жалко. Лучше, охерев в атаке, схлопотать очередь MG-34, чем пулю нагана в затылок. «А-абидна-а, да-а?!»

А где эти, что собутыльники мои? Один я. Два матраца свернуты. С улицы топот строя и это: «и-раз, и-два». Комбат уже дрючит личный состав? А я? Чё я, лентяй, получается? Вот уж нет!

– У-у, ё! Голова, моя, голова. Да, будь ты проклят, военврач ёкарного разряда, за свой коньяк!

Только я принял более-менее прямостоячее положение, услышал:

– Товарищ старшина, к телефону!

– Давай! – крикнул я. Блин, опять забыл, где я. И телефон тут – экзотика, и каждый на привязи. Ну, нет тут сотиков и радиотрубок. – Иду!

– Взгляд попроще! – буркнул я дневальному. – Не то – массаж лица пятками выпишу. Я-я понятно объясняю?

– Да!

– Исполнять! Хто там звонит? – это уже в трубку.

– Проснулся, коекакер? – спросил из трубки голос Натана.

Ё! У меня всё внутри замёрзло мгновенно, с хрустальным звоном лопнуло и осыпалось, аж ноги заболели. Что я наплести успел? Ни хрена не помню.

– Чё? Ты хто? – спросил я трубку.

– Так, Сатурну пить нельзя. Давай приходи в себя. Машину пришлю за тобой, ко мне поедешь, на рентген, потом к портнихе. Ты меня слышишь?

– Так точно, товарищ военврач третьего разряда.

– Ранга, дубина татарская, ранга. И второго ранга. Всё, жди.

– Понял, конец связи.

– Это не рация. А-а, шутишь. Это хорошо.

Связь оборвалась. Ага, значит – рентген, а не «гэбня». Всё лучше так, а не иначе. Настроение поднялось, приколоться, что ли?

– Слышь, боец, ты кому служишь?

– Не понял вас, товарищ старшина!

– Салага. Запомни – на этот вопрос надо отвечать так – «Служу трудовому народу!» Уяснил?

– Да.

– Чё за «да»? Отвечать – «так точно!» Уяснил?

– Так точно!

– Вот, уже на что-то похоже. Запомни сам и по смене передай. А за неверные ответы буду вносить выговор в личное тело методом удара в грудную клетку. До кого через голову не дойдёт, буду стучать в печень. Уяснил?

– Так точно!

– Боец, кому служишь?

– Служу трудовому народу!

– Молодец, хвалю. После дежурства возьми с полки пирожок. Там два – крайний не бери.

Боец прыснул. Сообразительный.

– Отставить смех! Ладно, служи, родной. Кто меня искать будет – в «берлоге» я, – и пальцем ткнул в каптёрку.

– Стоп, машина! Боец, а где вы принимаете гигиенические процедуры?

Боец молча показал. Ты глянь, понял меня. И правда, к умывальникам вышел. Сполоснувшись, шёл обратно, встретил комбата. Вытянулся, констатировал доброго утра.

– Кузьмин, я тут о нашем разговоре с комбригом перекинулся.

«О каком разговоре? Что я ещё накосячил?»

– Так оказалось, что форма уже поделена на повседневную и полевую. На полевой запрещены нарукавные нашивки, шаровары только защитного цвета и без цветных вставок, петлицы и знаки различия защитного цвета, фуражка заменена пилоткой. Понял?

– Дошло до них.

– Ага. А для тебя знаешь, что это значит? Срочно переделать всё обмундирование, согласно новым указаниям. Комбриг решил, ввиду нехватки обмундирования, повседневную форму упразднить. Вся будет полевой. А от тебя я жду новых образцов. Исполняй! Да, ещё. Ты научил дневального «так точно» орать?

– Я. Готов понести наказание.

– Не будет наказания. Мне самому по душе. А то, как не в армии: «да, нет, не знаю», тьфу… детский сад.

– Штаны на лямках, – добавил я.

– Ты ещё здесь?

– Понял! – и покинул комбата.

Вот так вот! Инициатива приготовилась отыметь инициатора. Всё верно – сам придумал, сам и сделай. Тут вам не здесь!

Умывание благотворно на меня подействовало. Голова болела, но хоть мутить перестало.

А это что за цирк?

– Стоять! Смирно! Кто такие? Тащи всё обратно!

Охренеть, пока я принимал водные процедуры, мою «берлогу» «вскрыли», и теперь трое бойцов выволакивали мешки, ящики с тушёнкой и две 20-литровые канистры (которые я вчера даже и не видел).

– Слышь, дядя, шел бы ты в темпе вальса, – ответил мне один, поставив канистры и выпрямляясь. Ого, тоже старшина. А я-то – в исподнем. Гимнастёрка вон она, на тумбочке.

– Я что, не понятно сказал? Занести вещи обратно или вы, уроды, плохо слышите? – Я шёл прямо на них.

Остальные двое тоже распрямились. Старшина достал из-за спины нож:

– Дядя, это ты плохо слышишь. Свали, я сказал!

Я уже в трех шагах.

– Свалить, говоришь? А, пожалуй, эта мысль мне нравится, – я оглянулся, полуобернувшись.

Меня уже «потряхивало», как всегда перед дракой. Что ж, подраться, не с похмелья, конечно, но – люблю. У меня даже читерский приём есть, вернее свойство одно. Слоу-мо называется. Как в Макс-Пейне. Течение времени опять изменило привычный ход.

На нож ещё не приходилось кидаться, но всё однажды происходит впервые. Вообще, я оглядывался пропасти тыл, но эти воришки решили, видимо, что я решил «сдать назад». Краем глаза я увидел, что они нагнулись за своими (моими) мешками. А этот старшина начал отворачиваться, опуская нож. А вот хрен вам поперёк всего лица!

Я прыгнул вперёд. Гипс левой руки с размаха опустил на руку с ножом, проскочил мимо, ударил ногой в лицо нагнувшегося второго. Уж больно хорошо он стоял. Как в футболе ударил. И так же его голова, как футбольный мяч, отлетела и ударилась о стену. Тут же локтем левой руки в затылок первому, старшине. Но получилось не в затылок (слишком я медленный после госпиталя), а в лицо – старшина успел повернуться, схватил меня за рубаху на спине левой рукой. А правая где? Отнялась или заносит нож? Я крутанулся, выбивая ногой из-под старшины его ноги, упёрся в него, падающего с растерянными глазами, и, как в карате, залепил пяткой сапога в развороте в голову третьего. Мы со старшиной упали вместе, только я сверху, прокатился по нему, впечатывая в его тело кулаки и локти, выдавив воздух, и лбом добавил прямо меж глаз.

– У-ух, ё! – Голова взорвалась болью. Проклятущий коньяк! Никогда больше пить не буду! Всё кругом закружилось, и я сел тут же, оказалось – с размаху на грудь старшине.

– Что тут происходит? – раздался резкий крик, хорошо не комбата. Или плохо, что не комбата?

В глазах немного прояснилось. Оказалось, кричал толстый коротышка, напрасно дёргавший кобуру. Что, маловата практика пользования табельным оружием?

– Ты хто? – спросил я его.

– Интендант третьего ранга Блинов. Встать, боец, доложить по форме.

Что ж ты меня так напрягаешь-то, а, Колобок? В голове моей как щелкнуло – интендант, грабёж моей «берлоги», слова Сережи о «мутном» интенданте. Нервничаешь? Ладно, шутканём. Ещё и разозлю. Такие, как он, застревающие в кобуре, в ярости – менее опасны.

Конец ознакомительного фрагмента