Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

подписанные именем Ясменника. Однако в сердце Алеш хранил и более опасные тайны. Как ни странно, и в то и в другое оказались посвящены одни и те же люди, которых можно пересчитать по пальцам.

За спиной раздалось вымученное покашливание. Алеш вздохнул, взял с левого края своей полки толстую тетрадь и взвесил в руке. Тяжелая, под стать описанной там ситуации, но с ней он справился, справится и теперь.

Нужно всего лишь быстро и без потерь выпроводить человека из кабинета.

Позади стоял посланник госпожи Ильзы Корсах, старостоличной ректорши, которая после смерти мужа прибрала к рукам его дела. Она передала пламенный привет Алешу, в свое время принимавшему у нее роды, и заодно попросила поделиться записями трехлетней давности о рольненской вспышке чумы. На закономерный вопрос, зачем они ей понадобились, госпожа Ильза велела ответить, что это не его ума дело. Столь оригинальный и неоднозначный тон послания требовал соответствующей реакции, и Алеш, перекладывая увесистую тетрадь из одной руки в другую, неторопливо ее обдумывал.

В целом он не имел ничего против предприимчивых женщин, пока они не пытались вмешиваться в его работу или личную жизнь, а это почему-то случалось время от времени. Наверняка виной всему его природное обаяние. Но женская предприимчивость, на самом деле, проблема сравнительно небольшая.

Из проблем побольше сразу вспоминаются регулярно случающиеся трудные роды. В последнее десятилетие их можно назвать трудными практически у каждой второй роженицы. Не всем легко даются многоплодные беременности: госпожа Ильза, например, потеряла одного из тройняшек сразу после рождения – и, вопреки ее убежденности, не по вине Алеша. Он, наверное, уже принял детей больше, чем мастер Матей держал на руках за всю жизнь. Никакой особенной радости это не вызывало – только чувство усталости и смутной тревоги о будущем, навеянной стариковскими суевериями.

Еще недавно – в правой части полки – на повестке дня стояли бешеные лисы, наводнившие бронтский лес, и покусанные ими батраки. Алеш сразу сказал главному ловчему, что зверей надо перебить и сжечь, но потребовалось около дюжины разоренных курятников и вдвое больше человеческих жертв, чтобы к нему прислушались.

И еще клятые Корсахи со своими прислужниками повсюду, куда ни плюнь. Они постоянно умирают, но меньше их не становится. Как прыщей.

Один такой выскочил на истоптанном полу его кабинета – мелкий, бледный, готовый лопнуть от важности порученного ему задания. Алеш аккуратно развязал узелок, скрепляющий края обложки тетради, и пролистал несколько страниц, делая вид, будто убеждается в том, нужные ли это записи.

Числа, даты, имена. Жизни и смерти, бесстрастно подсчитанные на полях. Подумать только, три года прошло, а кажется, будто все случилось вчера.

Ректор рольненской академии быстро сообразил закрыть здание на карантин, так что прибывшему на помощь Алешу оставалось лишь наблюдать за ходом болезни и делать что возможно. Он запомнил счетовода по имени Любек, который, как сообщили Алешу, одним из первых слег – и дольше всех промучился. Это казалось странным: от природы слабоватый здоровьем мужчина еще и впал в уныние, осознав, что заражен. В лихорадочном бреду он постоянно требовал снадобье – имея в виду не те, что предлагал ему Алеш, – некий «серебряный порошок». После смерти Любека в его вещах нашли начисто вылизанную баночку, в которой могло храниться что-то похожее, но никаких следов снадобья не осталось – только своеобразный горьковатый запах. Что это все значило, Алеш понять не смог, и внизу страницы, посвященной случаю несчастного счетовода, стоял жирный вопросительный знак.

Во всей этой истории так и осталось больше вопросов, чем ответов. Вряд ли Ильза Корсах без соответствующего опыта и образования сможет пролить на нее свет, если только не собирается передать записи кому-то из старостоличных ученых. В таком случае, правда, совершенно неясно, что мешало сказать об этом прямо. Разве что ей не хотелось упускать возможность лишний раз указать Алешу на его место. По какой-то причине каждая вторая благородная задница имела собственное представление о том, где оно, и это начинало порядком надоедать.

Как и нетерпеливое кряхтение за спиной.

«Ну что, – подумал Алеш. – Сыграем с тобой партейку в „осла и батрака“».

И не глядя протянул посланнику тетрадь.

– Благодарю вас, – квакнул тот, лапая корешок мясистыми пальцами. – Госпожа Ильза передает…

«…право первого хода мастеру-лекарю».

– Нет, постойте, вы не так поняли. – Резко обернувшись, Алеш отнял тетрадь и прижал к груди. – Эти записи останутся у меня.

Слуга растерялся.

– Что-то я… э-э… но…

«И все? Мы только начали! Ладно, поддамся на пару ходов».

– Вы ведь личный гонец госпожи Корсах?

– Поверенный, – приосанился тот.

«Неужели? Я почти возбужден».

– И вы, конечно, владеете грамотой?

– Владею.

«Склонитесь немедля перед владыкой берстонской грамоты!»

– Тогда сделайте копию.

Алешу послышался тихий шорох перетекания мозговой жидкости внутри квадратного черепа слуги.

– Велено доставить как можно скорее, – наконец проговорил посланник.

«Слабенькая карта».

– Значит, как можно скорее сделайте копию.

– Но… – Взгляд слуги заметался в поисках путей побега.

«Ага! Время козырей!»

– Слыхали про бронтских бешеных лисиц?

– Про кого?

– Неважно. Имейте в виду, что у гвардейцев есть приказ владыки выполнять любые мои распоряжения в рамках карантинных мер. Я велю им не выпускать вас из замка, пока подлинник этой тетради не вернется на мою полку. Вам ясно?

– Э-э… – «И-а-а!» – Да, мастер.

Алеш вручил ему записи и хотел накинуть сверху еще что-нибудь эдакое, но на пороге дождевым грибом вырос маленький подмастерье Фабек.

– Мастер! – пытаясь отдышаться, позвал мальчик. – Там Марика в обморок упала!

Остриженные в круг соломенного цвета волосы торчали во все стороны и лезли ему в глаза. Бежал и спотыкался!

– Долг зовет, – вздохнул Алеш, широким жестом указал на подмастерья и, ударив посланника по плечу, взял со стула рабочую сумку.

Марика, одна из служанок госпожи Тильбе – девушка лет семнадцати, если Алешу не изменяла память, – всегда отличалась болезненной бледностью и худобой. Удивительно, что не падала в обмороки регулярно.

– Ты ее видел? – спросил Алеш, когда они с Фабеком вышли в коридор, оставив у закрытой двери озадаченного «осла».

– Не-а, – мотнул головой мальчик. – Мимо проходил.

– Хм.

– А правда, что обморок – приступ благородства?

– Чего? Кто тебе это сказал?

– Девушки шептались, – смутился подмастерье. – И хихикали.

– Ясно. Нет, Фабек, обморок – это когда нарушается ток крови к голове. Благородной это ее не делает. Даже временно.

Мальчик нахмурился.

– Хм!

– Но это все не имеет значения, – продолжал Алеш, – потому что…

– Лекарь не герольд! – подхватил подмастерье, радуясь, что знает правильный ответ.

Алеш одобрительно кивнул.

Он никогда не делал для себя различий между батраками и господами: моча да рвота у тех