Рысюхин, помните свои шестнадцать? - Котус

Как уже понятно, вызов от Прокречетова я воспринял, как своего рода облегчение. Поздоровавшись, по просьбе собеседника пересказал новости и предположения. При этом я прекрасно понимал, что Семён Аркадьевич не личное любопытство удовлетворяет, точнее, не только его, так что особо не умничал, слишком далеко полёт фантазии не отпускал и несколько раз оговаривался, что это всё — дилетантский взгляд имеющего мало опыта и не имеющего доступа к фактическим данным человека. Получив от меня всё, что хотел (а кое-что Прокречетов явно ещё и записывал, судя по паузам в разговоре), он вздохнул:

— Государь желает видеть вас лично. А вот как это обеспечить… Угораздило же вас забраться в такие края, откуда что до ближайшей железнодорожной станции, что до ваших Осиповичей (он произнёс с ударением на первое «и») расстояние по дорогам почти одинаковое. Вот только от Юго-Лиманска[1] до того же Могилёва двое суток на поезде, вместо выгоды по времени теряем больше тридцати часов. Поэтому слушайте приказ. Колонна пойдёт через Тернополь, Шепетовку и Овруч на Мозырь, оттуда — на Барановичи. По маршруту будут расставлены «маяки», карты и проводников тоже получите. Вы лично в Тернополе обращаетесь к командиру местного гарнизона, он организует ваш вылет курьерским дирижаблем, благо, там есть посадочное поле и рейсовый курьер будет в городе примерно в одно время с вашей колонной, если что — или он вас подождёт, или вы его, это намного проще, чем выдумывать ещё что-то. Колонную без вас до места доведут?

— Так точно. Её и без того ведёт поручик Вишенков, зам по строевой в моей гвардии.

Другой ответ, как я понимаю, был бы крайне нежелательным, только дед хмыкнул, отметив, что это был ещё не приказ, а проект приказа, раз уж передающий его позволяет себе уточнения.

— Только у меня внешний вид будет не слишком презентабельный…

— Нашли о чём переживать! Порой по срочному вызову в каком только виде не являются. У вас же свои покои во дворце имеются, мундир всяко найдём, а уж кому обо всём позаботиться — даже искать не надо, чего-чего, а слуг здесь более, чем достаточно.

Завершив разговор со столицей, сразу связался со своими жёнами, рассказал им, без подробностей, что командировка закончена, все едем домой, только я лечу в Питер с отчётом. Но с учётом разной скорости транспорта — могу быть дома и одновременно с гвардией, а могу и задержаться на какой-то срок. Вариант, что попаду под очередное расследование если не что похуже из-за своего самоуправства и превышения полномочий я не стал озвучивать, чтобы не заставлять нервничать раньше времени и, надеюсь, впустую.

Кстати, о новостях, которые догоняли меня всю дорогу, и в Царском Селе, и даже через несколько месяцев после завершения событий, в которых сам лично участвовал. Я, пожалуй, соберу их все вместе, чтобы понятнее было, заодно и для себя систематизирую, так сказать.

Во-первых, позвонил Лебедянкин с новостями об обыске на ферме. Зачем обыск? Ну, так ведь уголовное дело по поводу похищения и убийства завели, точнее — возбудили, а поскольку среди жертв числился пограничник, то и Пограничный департамент тоже принял участие. Первичный осмотр, ещё до появления страшной корзины, проводился весьма поверхностно: командовавший усиленным нарядом прапорщик прошёл по всем помещениям, ничего не трогая, чтобы не мешать работе следователей, только печку закрыл, чтобы пожара не случилось. А вот уже потом, в свете новых обстоятельств, когда хутор получил статус места преступления…

При первом даже не обыске — осмотре, почти случайно нашли тайник. И я, и пограничный капитан, считали, что привлечённые к действу бойцы смотрели, чем из бесхозного имущества можно незаметно поживиться. Но, к счастью, в том числе к своему, оказались здравомыслящими людьми и сдали найденное сразу. Или на них подействовало то, что именно они нашли, а в тайничке лежало ни много ни мало, а сто пятьдесят золотых червонцев имперской чеканки!

— Ого! — не удержался я. Как-то не то, что ожидаешь найти на хуторе у бедного пастуха.

— По меркам сопредельной стороны даже не «Ого-го», а куда как больше! Да ещё и золотом, которое само по себе символ роскоши.

На этом первый разговор закончился, зато к приостановленному осмотру места преступления, который был переквалифицирован в обыск, привлекли специалистов и проводить его стали гораздо тщательнее. При следующем звонке пограничника я сразу спросил:

— И как, нашли ещё что-то?

— Ага, ещё девять.

— Девять монет?

— Нет, девять тайников.

— Да ладно!

Самым маленьким по размеру, но не по ценности, оказался тайник в подоконнике, где лежало ещё сто золотых монет. Только уже не рублей, а венгерских двойных флоринов, отчеканенных ещё до унии Венгрии с Австрией!

Самый большой тайник представлял собой потайную подземную комнату примерно четыре на шесть метров и с потолками высотой два с половиной. Комната оказалась качественно экранирована от большинства поисковых заклинаний, к тому же из неё вёл потайной ход, выходивший в зарослях кустов метрах в семидесяти от ограды. Потайных помещений поменьше и попроще нашлось ещё четыре, но все они были девственно пусты. Похоже, кто-то, знавший о двойной жизни скромного пастуха за сутки между его гибелью и началом обыска успел вынести «под метёлку» всё, о чём было известно контрагентам «старого Марко», которому было всего-то сорок пять лет от роду. Нетронутыми остались только «личные наличные», кроме двух заначек с золотом, неизвестные не смогли найти ещё и расходную кассу, где хранились наличные деньги семи стран: рубли, румынские леи, австрийские шиллинги, турецкие лиры, британские фунты, баварские марки и франки одноимённой нации. Почему именно эти — неведомо, наверное, определялось устоявшимися маршрутами. Вся касса тянула на две с половиной тысячи рублей, весьма неравномерно распределённых по валютам. Так, румынских лей (или леев? Понятия не имею какого оно рода и как склоняется) нашлось меньше, чем на тридцать рублей, которые явно предназначались не на оплату товара и не на расчёт с поставщиками, а в качестве средства платежа за услуги местных жителей, грузчиков ли, осведомителей ли, не важно. Собственно рублей нашлось немногим больше — около пятидесяти, по тем же причинам: расчёт за импорт и закупка экспорта из Империи явно производились не здесь. Вот франков было больше, чем на тысячу, и турецких лир около тысячи тоже, остальное более-менее поровну разделилось на шиллинги, фунты и марки. На фоне размеров складов сумма если и удивляла, то своей скромностью, тем более, что вряд ли это всё принадлежало