Меченный смертью. Том 4 - Валерий Юрич

ни в чем не виноват, то все равно ощущает на себе тяжкий груз вины, которую, кажется, он сам себе только что и выдумал.

— Проходите, Трофим Евгеньевич, присаживайтесь. — И я указал на старый скрипучий и весьма неудобный стул, который загодя поставил вместо уютного кресла. Тон мой был при этом благосклонным и весьма дружелюбным.

Играя таким образом на контрастах, можно было достичь у собеседника высшей степени замешательства. В таких случаях контролирующая функция разума начинает сбоить, на передний план выходит подсознание, и собеседник на автомате начинает говорить правду.

Слуга осторожными маленькими шажочками проследовал на указанное место и неуклюже опустился на стул, который под ним натужно заскрипел. Это привело моего собеседника в еще более нервозное состояние. Он опустил взгляд в пол и лишь изредка исподлобья поглядывал на меня.

— Как вам работается у меня, Трофим Евгеньевич? Все ли нравится? Может есть какие пожелания? — начал я издалека.

Слуга быстро замотал головой и хриплым голосом ответил:

— Все нравится, ваше сиятельство. Никаких пожеланий.

— Устраивает ли зарплата? — продолжал любезничать я с самой невинной улыбкой на лице.

— Устраивает, Александр Николаевич. — Все также хрипло и скованно отвечал слуга.

Наблюдая за его поведением, я все больше уверялся в догадке, посетившей меня, когда я просматривал список Тимофея Федоровича.

— Ну и славно, Трофим Евгеньевич. — Улыбка моя становилась все шире. — Я в общем-то вот почему вас позвал. У одного моего знакомого графа на днях произошел пренеприятный случай. И он, знаете-ли, советовался со мной по этому поводу. Ну а я, поскольку не обладаю обширными знаниями в затронутом им вопросе, решил в свою очередь посоветоваться с вами.

Слуга вскинул на меня удивленный взгляд. Лицо его заметно просветлело. На нем было явственно написано, что гроза, которую он с ужасом ожидал, похоже, внезапно миновала.

— Рад буду вам помочь, ваше сиятельство, — с легким поклоном ответил слуга.

— Дело вот в чем, Трофим Евгеньевич. — И я, прищурившись, пристально посмотрел на собеседника. — У моего знакомого графа упал карниз. Так же, как и у меня вчера. — Глаза слуги внезапно расширились от плохо скрываемого волнения. — Только у него-то история совсем печальная получилась. Его дворецкий получил серьезную травму головы и был спешно госпитализирован. А мой знакомый, знаете-ли, человек весьма щепетильный в мелочах, решил не пускать дело на самотек и разобраться, что же на самом деле произошло. Висел, получается, карниз пятнадцать лет, никого не трогал, а тут, понимаете-ли, бац! — И я громко хлопнул ладонью по столу. Улыбка исчезла с моего лица, а брови сошлись к переносице.

Слуга вздрогнул от резкого удара и заметно побледнел.

— И знаете, Трофим Евгеньевич, что удалось выяснить по этому вопиющему случаю?

Бедняга нервно мотнул головой, не в силах ответить вслух.

— Оказывается кто-то выкрутил саморезы, на которых крепилась одна из сторон карниза. Получается, что он держался на честном слове, и когда бедняга дворецкий пришел утром раздвинуть шторы в кабинете своего господина, то внезапно получил сокрушительный удар по голове. Пока граф на личном автомобиле вез пострадавшего в больницу, карниз прикрутили на место. Так что быстро понять, что же с ним случилось, моему знакомому не удалось. Но он все-таки докопался до истины. И знаете как?

Слуга сидел совсем бледный, боясь поднять на меня взгляд. Он вновь всего лишь молча покачал головой.

— Как сказал мне граф, при падении карниза выкрученные саморезы порвали своими острыми концами обои. Это было не так уж и заметно, если специально не приглядываться. К тому же поврежденное место было закрыто гардинами. Но мой знакомый внимательно все осмотрел и нашел порезы на обоях. Он прислал мне их фото. И я хотел бы его вам показать, Трофим Евгеньевич, чтобы вы высказали свое экспертное мнение на этот счет.

Я открыл нужное фото на телефоне и пододвинул его по столу поближе к Трофиму Евгеньевичу. Тот не стал брать его руками, а просто быстро глянул на экран. В следующий миг слугу затрясло. Он сорвался со стула, упал на колени и заговорил умоляющим и местами срывающимся на крик голосом:

— Ваше сиятельство, помилуйте! Сам не знаю, как это получилось. Нашло что-то на меня, бес попутал! Только не губите!

Я подождал, пока словесный поток начнет сходить на нет, а потом, грозно посмотрев на слугу, сказал:

— А теперь выкладывайте все начистоту, Трофим Евгеньевич. От вашей искренности будет зависеть ваше будущее. Но прежде всего сядьте и успокойтесь.

Слуга с трудом взобрался обратно на стул и, сделав несколько глубоких вздохов, начал каяться:

— Обозлился я, ваше сиятельство, на Тимофея Федоровича. Да чуть до греха себя не довел. Вот как вы сказали, так все и было с карнизом-то. Только не хотел я нашему управляющему вредить, а лишь напугать слегка. Уж очень он строг со мной был. Зарплату урезал. По правде сказать, он все правильно сделал. Я сам виноват. Но сердце мое лукавое все равно на преступление меня потянуло. Первый раз со мной такое. Потом всю ночь не спал, хотел обратно саморезы-то эти дурацкие завернуть. Вот только случая удобного не представилось. А как узнал, что карниз-то этот проклятый никому не повредил, так и отлегло у меня от сердца-то. А то уж думал, что и не переживу. Уж так сильно в груди кололо.

Я мог бы и дальше слушать причитания Трофима Евгеньевича, да вот только времени на это особо не было. Я поднял руку и слуга, прервавшись на полуслове, замолчал.

— Когда вы открутили саморезы и как попали в мой кабинет? — строго спросил я.

— Позавчера вечером. Незадолго до вашего возвращения, ваше сиятельство. Тимофей Федорович был чем-то очень обеспокоен и когда занавесил окна в вашем кабинете, видимо, забыл его запереть.

Я вспомнил, что как раз в это время и исчез Леопольд, а управляющий, похоже, торопился подделать видеозаписи. Отсюда и его рассеянность.

Но это все были несколько отвлеченные вещи. Мне же хотелось получить ответ на главные вопросы: кто украл записку и зачем?

— Трофим Евгеньевич, — я пристально посмотрел на слугу, — у меня вчера из ящика стола пропала очень ценная вещь. И так уж получилось, что за весь день в мой кабинет заходили только вы и Тимофей Федорович. Это прекрасно видно на записях с видеокамеры, установленной в коридоре. Управляющий вне подозрений. Так что остаетесь только вы. — Я замолчал и, сложив