Валентин Егоров - Шпион Его Величества

Фон Руге, придворный обер-гофмаршал и тайный советник короля Фридриха Вильгельма I, ожидал меня в одном из штеттинских трактиров и, как добросовестный немецкий бюргер, попивал доброе немецкое пиво. Когда я в черном плаще, с треуголкой на парике и со шпагой на боку в тот трактир зашел, то он сделал вид, что меня не заметил и не признал, что сам в этом трактире совершенно случайный человек.

Следует только упомянуть, что сейчас в трактире случайных посетителей и завсегдатаев не было, ни одной живой души в зале. Хозяина трактира еще задолго до моей встречи с фон Руге взашей повыталкивали вон, чтобы не мешал «случайной» встрече двух достопочтенных немецких бюргеров. К тому же несколько немецких ландскнехтов в темных гражданских плащах, с ничего не выражающими, лицами, но со шпагами на боку, несли караульную службу за стенами этого трактира. Они аж целую тропинку натоптали, проходя вокруг трактира.

Войдя внутрь трактира, я же не стал театра разыгрывать, пароли называть и ответа дожидаться, а сразу за стол к фон Руге пристроился и, не поздоровавшись, ладонью хлопнул по столу, потребовав и себе кружку хорошего немецкого пива. Из темного угла тотчас же вывернулся ловкий хват парень и молча поставил передо мной кружку любимого мной темного портера.

Сразу можно было догадаться, что уважают пруссаки-стервецы меня, заранее изучали мой характер и привычки!

Фон Руге заговорил о том, что появление русских войск в Речи Посполитой и в Германии, а также их поведение вызывает у союзников раздражение и даже ненависть. Что в Данциге русские ведут себя как у себя дома — отвратно и по-хулигански. Прусских солдат за людей не считают и по-свински к ним относятся. Что Петр Алексеевич с королем Августом II обращается без уважения и настолько надменно, что европейцы начинают бояться за судьбу польского короля. Мол, некоторые министры прусского правительства из-за всего происходящего просят короля Фридриха Вильгельма I не спешить с дружбой и со вступление в союз с Россией. Они хотят выждать некоторое время, чтобы посмотреть, какой политический поворот примут происходящие сегодня события и что в результате из этого получится. Король Фридрих Вильгельм I внимательно за всем этим следит, но окончательного решения пока не принял.

На что я, громко и звучно прихлебывая пивко, это чтобы слегка нервами фон Руге побаловаться, резонно возразил, что это большая политика, а до политики мне дела нет, Петр Алексеевич принимает решение, а я его выполняю. Если же прусская сторона хочет, то я могут оказать им эту услугу — дайте мне конверт с письмом, и я обязательно доставлю его по назначению. Мое дело простое, убить там кого-либо или под опалу своего короля подставить, говорил я, продолжая громко и непочтительно прихлебывать свое пивко. Но чем дольше Пруссия будет находиться в стороне от происходящих событий в шведской войне, тем меньше трофеев ей достанется, ехидно я подметил.

Этими словами я намекал на то, что шведам скоро кирдык придет, Россия сама со шведами справится, и тогда коалиционным странам мало чего от дележа военных трофеев достанется. А если прусские министры и далее своей политики нейтралитета будут придерживаться, то это уже будет личным делом прусского короля. После чего добавил, что вершить политику это не мое дело, а приехал к нему, чтобы договориться о точной дате, месте встречи обоих государей и об организации охраны этой встречи, пусть государи во время этой встречи все свои политические проблемы и решают.

Пруссак правильно понял и оценил тонкость моего намека, в ходе встречи он больше не говорил о поведении наших войск в Данциге и в Речи Посполитой. Мы с ним конкретно обговорили, где и когда пройдет встреча наших государей и что нам нужно в этой связи для ее подготовки проделать. С фон Руге я расстался вполне удовлетворенным достигнутыми результатами, а он, гад, напоследок так хитренько поинтересовался, почему я не проявляю нескромного интереса к немецким девушкам, а все свободное время провожу с Сашкой Кикиным.

Петька Толстой, непонятно почему, может быть, от большой озлобленности на меня, перед самым отъездом посольства из Санкт-Петербурга принялся распространять злобный слух о якобы братской любви, существующей между мной и Сашкой Кикиным. Но в нашу мужскую любовь мало кто при дворе поверил, слишком уж он полнился слухами о моих внебрачных сынишках. Да и слишком уж прилежно я дни и ночи проводил, сидя практически в ногах государя Петра Алексеевича, у всего двора на глазах, делая свою секретарскую работу. Государыня Екатерина Алексеевна иной раз, проходя мимо стола, задерживалась на секундочку и говорила мне, чтобы я хотя бы пару деревушек и душ сто крестьян Пелагеюшке Полубояровой отписал, бедствует она со своим мужем и моим сыночком. Она говорила, что я обязан душу этой женщины делом занять, чтобы она управлением этих крестьян и их хозяйством занялась бы, тогда ей будет намного легче жить при двух мужьях.

На обратном пути в Данциг никаких приключений со мной не произошло.

Ранним утром накоротке встретился с Петром Алексеевичем, который уже проснулся, и ему поведал о том, что тайная встреча с Фридрихом Вильгельмом, королем прусским, состоится через неделю после Катькиной свадьбы. Эта встреча пройдет в одном из королевских особняков, расположенном на окраине их городишка Штеттина. Петр Алексеевич внимательно и, ничего не переспрашивая, выслушал меня. Видимо, и в этот раз наши мысли полностью совпадали, и государь был явно настроен провести эту тайную встречу. Затем государь поинтересовался, как обстоят мои дела с Катькой. Оказывается, как государь мне рассказал, вчера поздно ночью и в полном расстройстве чувств Катька прибегала к Екатерине Алексеевне и слезно жаловалась ей на то, что Алешка Макаров ее бросил и эту ночь провел на стороне. После чего обе женщины долго шептались, перемалывая мне кости. Из-за чего Петр Алексеевич проснулся и не мог больше спать, ушел в токарную комнату, где проработал до моего появления.

Мне повезло, за неделю до свадьбы с герцогом Катька вся в слезах и в радостях мне объявила, что от меня понесла[44] и больше не хочет замуж ни за Карла-Леопольда, ни за Ваську Коновницына. А я, схватившись за голову, принялся ее уговаривать не делать глупостей, не разносить вести о беременности по двору, но ничего не помогало. Катька твердо мне заявила, что собирается идти к Петру Алексеевичу и просить его благословения на замужество со мной.

А до ее официального замужества оставалась какая-то неделя.

Поэтому я не знал, что мне делать дальше с этой упрямой и глупой принцессой, весь замер в ожидании большого скандала, в душе проклиная свои башмаки и дорожную грязь.

Екатерина Ивановна была полна женской решимости постоять за совместную жизнь со мной, рвалась к Петру Алексеевичу для секретного разговора по этому поводу. Я же знал, что после этого разговора мне грозит или пожизненное заключение, или лишение головы, так как опять засунул нос в не свое дело. Но Екатерина Ивановна все-таки проявила слабость и решила в предварительном порядке обсудить вопрос с государыней Екатериной Алексеевной. Та моментально, как только государева племянница произнесла слова о своей беременности, ухватила суть проблемы. Она поняла, что я, выполняя тайное распоряжение Петра Алексеевича о русском наследнике мекленбургского герцога, перестарался и своими непомерными действиями влюбил в себя герцогскую невесту. Приобняв Катьку за талию, государыня Екатерина Алексеевна, с женским любопытством поглядывая в мою сторону, увлекла ее в свои покои.

Оттуда они обе не выходили два дня и две ночи, которые Петр Алексеевич и я проспали в полном одиночестве. Полубояров непрестанно таскал туда одну бутылку рейнского за другой и вскоре с общего счета совсем сбился, не забывая при этом каждый раз прихлебывать из каждой бутылки, лично на своей собственной шкуре проверяя — не отравлено ли это немецкое вино. К вечеру второго дня из царских покоев, покачиваясь, вышла пьяная вусмерть государыня Екатерина Алексеевна и, увидя меня поблизости, поманила пальчиком, сказала:

— Ну, брат Алешка Макаров, иди, отрабатывай свою последнюю ночь с Катькой. Она немного пьяна, но тебя очень ждет. После этой ночи ты Катьки и пальцем не коснешься, а рожать она будет твоему Карле. Так что тебе придется ее забыть и на меня переключиться, когда я тебя об этом попрошу. — С этими словами государыня Екатерина Алексеевна отправилась разыскивать государя Петра Алексеевича.

А я стоял и подрагивал мелкой трусоватой дрожью из-за последних слов государыни, связь с ней означала лишение головы, Петр Алексеевич не будет долго солому жевать по этому поводу.

То, что эта женщина не шутила, было понятно, но к этому времени она уже была не той простой женщиной, Мартой Скавронской, которую под Нарвой у солдат отобрал Алексашка Меншиков, а стала русской государыней и любимой женой нашего государя Петра Алексеевича. В игры любовные с нею играть было как с голодным тигром в одной клетке находиться, Петр Алексеевич в секунду тебя схарчит.