Джон Миллер - Кеноби

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

«Бум! Бум! Бум!»

Если бы не этот звук, она проехала бы мимо. В слепящих лучах восходящих солнц белая хижина с куполом из пластикамня практически сливалась с окружающим пейзажем. Лишь притормозив свой Х-31, Эннилин заметила блеснувший на заднем дворе влагоуловитель. Домик примостился на краю утеса — вероятно, над какой-нибудь пещерой. Еще одна «хижина на краю мира».

Так уничижительно называли одинокие жилища, построенные на рубеже населенных земель. Якобы там, в высокогорье пустошей, в воздухе содержалось огромное количество влаги. Никто так и не доказал этого, поскольку даже самые выносливые поселенцы редко могли продержаться дольше одного сезона. На подобные авантюры отваживались только те, кто отчаянно хватался за последнюю возможность наладить жизнь — или считал себя волшебником, знающим чудесную комбинацию настроек влагоуловителя, доселе никем не примененную. Эннилин все это казалось нелепым. Даже если снизойдет случайное озарение, кто в здравом уме станет вкладывать средства в ферму в таком месте? Только сумасшедшие.

Эннилин, напротив, ехала сюда, руководствуясь исключительно здравым смыслом. Она видела, в каком направлении Бен покинул оазис, да и Оррин упоминал, что встретил новоприбывшего где-то в этих краях. Поскольку погода стояла в основном безветренная, еще можно было различить следы. Теперь же она разглядела и эопи, дрожавшую у входа в хижину. Появление Эннилин явно волновало животинку меньше, чем шум, доносившийся из-за дома.

«Бум! Бум!»

Эннилин припарковала спидер и потянулась к откидному сиденью. Это была идея Даннара: убрать часть центральной панели, чтобы можно было возить там детей — или покупки Бена, как сегодня. Когда до Эннилин дошла причина непрекращающегося шума, она едва сдержала смех.

— Ну хватит, — раздался из-за дома голос Бена, — я все понял. Ты расстроен. Теперь остановись.

«Бум!» Гора шерсти ростом с Бена попятилась, но тут же, выставив рога, снова ударила головой о стену хижины. «Бум!»

Эннилин подхватила коробку и, с трудом скрывая улыбку, оглядела хозяина жилища:

— Проблемы с местной фауной?

— Вовсе нет. А почему вы спрашиваете? — Бен схватил веревку и попытался привлечь внимание детеныша банты. Эннилин поняла, что попытки урезонить банту уже затянулись: белоснежная рубашка отшельника потемнела, а на русых волосах выступил пот. Детеныш сердито фыркнул и вернулся к своему занятию.

Эннилин указала на веревку:

— А это вам зачем?

— Подумывал о том, чтобы повеситься. — Бен в отчаянии посмотрел на гостью. — Понятия не имею, чем я его так разозлил. Обычно я лажу с животными.

— Как показывает недавний опыт Келли, животных не переделать, — заметила Эннилин, ставя коробку на землю. — Уберите веревку и дайте попробовать мне.

Бен равнодушно махнул рукой:

— Прошу.

Гостья стянула перчатки и подступила к массивной туше зверя.

— Ухаживать за животными — совсем не то же самое, что воспитывать детей. Дети, как правило, понятия не имеют, чего хотят, но хотят они этого здесь и сейчас. А вот животные обычно знают, что им нужно. Взять хотя бы этого малыша. — Она указала на детеныша банты. — Он думает, что хижина — это его мама.

— Его мама?!

— Ага.

Почувствовав горячее дыхание бантенка, Эннилин нежно коснулась его мордочки. Детеныш нетерпеливо потоптался на месте.

— Мамаша, скорее всего, где-то глубоко в пустошах.

— Он не может ее найти?

— Будь у вас на лице столько волос, вы бы тоже заблудились. Для бантенка все, что больше его повседневной пищи, считается мамой.

— Хорошее правило. — Бен скрестил на груди руки и озабоченно посмотрел на гостью, ставшую между детенышем и хижиной. — И что же нам… то есть что же мне делать?

— Ш-ш-ш… — Она провела пальцами по голове животного, чтобы нащупать глубоко запрятанные в шерсти веки. Наклонившись, она уткнулась в его мордочку. Бантенок успокоился, и Эннилин прошептала:

— Вам — смотреть, как я направлю его в другую сторону.

Бен отступил, позволив гостье надавить бантенку на рога. Животное весило примерно на тонну больше, и тем не менее оно послушно попятилось вниз по склону. У подножия холма Эннилин развернула его и размашисто шлепнула. Тряхнув длинной лохматой шерстью, бантенок засеменил прочь.

— Он там не умрет?

— Нет. — Гостья достала платок и принялась вытирать руки. — Он недолго будет один. Если не найдет свое стадо, его приютит какой-нибудь тускен.

Отшельник кивнул:

— Примите благодарность от лица моей хижины. Я пытался… гм, успокоить его.

— Все в порядке. Скорее всего, он впервые встретил человека.

Эннилин уловила на губах Бена намек на улыбку, но он тут же развернулся и зашагал обратно к дому.

В магазине он явно выглядел счастливее, тогда как здесь казался чем-то удрученным. «То еще, должно быть, удовольствие — жить в одиночку в такой глуши».

Бен повернулся к ней:

— Зачем вы приехали, Эннилин?

— Спецдоставка. — Идя рядом, она указала на коробку с покупками. — Обычно местные воришки спешат смыться с товаром, не заплатив. Вы — единственный человек на моей памяти, кто заплатил и не забрал вещи.

— В таком случае я очень плохой вор. — Бен передвинул ведро в сомнительную тень от влагоуловителя и почесал голову. — Приношу извинения за доставленные неудобства. Надеюсь, я не причинил никакого ущерба…

— Это я должна извиняться. Обычно в моем магазине с покупателями обращаются куда дружелюбнее, — ответила гостья. — Когда вы так и не вернулись, я подумала, что они вас отпугнули.

— А… — Хозяин жилища огляделся по сторонам. — Нет, я просто занят был.

Эта сторона дома чем-то напомнила Эннилин джавскую барахолку — тут и там груды всевозможной рухляди, засыпаемой песком. А в стене зиял дверной проем, хотя самой двери не было. Вместо нее вход заслоняла купленная у нее занавеска из мешковины.

— Предыдущие жильцы тут многое не доделали, — сообщил Бен.

— И съехали они достаточно давно, судя по всему.

— Да. Я планировал построить собственный дом, но это оказалось сложнее, чем я предполагал, — ответил хозяин. — Впрочем, здесь хватает заброшенных зданий.

— Вам следует хотя бы дверь поставить.

Похоже, Бена ее слова развеселили:

— Вы пытаетесь продать мне что-то еще?

— Нет, всего лишь тревожусь, как бы вы не замерзли однажды ночью. На самом деле большую часть этого хлама следует хранить внутри. — Эннилин шагнула к небольшому загону для эопи. — И вам стоит соорудить навес над кормушкой, иначе корм изжарится за час.

— Эопи разве не все равно?

— Ей — да, а вот вам — нет, если хотите задержаться надолго в ее обществе.

— А-а. — Бен приподнял голову. — А я как раз повесил брезент над моими трубколистами.

— Нет, им нужно дышать. Суше, чем сейчас, они уже не станут.

— Тогда все приходит в равновесие, — резюмировал он, сдергивая парусину, которой были укрыты занесенные песком посадки. — Я опасался песчаной бури.

— Значит, вы уже знавали наши бури. Любой, кто знавал, будет бояться. Но сегодня бури не случится. Можно начинать беспокоиться, когда зароятся каменные шершни. Они точнее любого прогноза погоды.

Бен кивнул:

— Доставка на дом и прогноз погоды. У вас просто замечательный сервис!

— Только так я и поддерживаю свою монополию. Сохраняю клиентам жизнь. — Она указала на откинутый капюшон Бена. — Например, если хотите работать на солнцепеке, голову стоит начинать прятать еще до полудня.

Отшельник рассмеялся:

— Знаете, я ведь как-то выживал до вашего появления. — Тем не менее он послушно набросил капюшон на голову.

Эннилин улыбнулась:

— Просто о вас забочусь. Вы когда-нибудь слышали о Джеллионе Бруне?

— Нет.

— Неудивительно. — Она сняла с перевязи флягу и предложила хозяину. Тот отказался, а вот сама Эннилин сделала жадный глоток. — Брун был великим голоактером во времена моего детства. Мама его просто обожала. Говорят, он приехал в Мос-Эспа для съемок какого-то фильма о гонках и влюбился в пустыню. Он вырос в полном достатке, и тут он видит Джандлендские пустоши и становится ими одержим.

Она оглядела каменистые холмы и фыркнула:

— И что в них такого, понять не могу!

— Продолжайте, прошу вас.

— Брун прикупил здесь какую-то свалку — без обид — и заявил, что хочет собрать материал для собственной картины, пустынного эпика. И рванул в пустоши.

— И с тех пор его никто не видел?

— И да и нет.

— Как так?

— Он выжил. Объявился в Бестине полгода спустя. Выглядел на двадцать лет старше. Солнца и ветер изрядно его потрепали — будто лицо ему обработали плазменной горелкой. Собственный агент Бруна не узнал, а студия отказалась вести с ним дела.