Фантастика 2025-62 - Ринат Искандэрович Мусин

людей хорошие деньги ей предлагал! Правду тебе говорю, Дмитрий Иванович. Огромные деньжищи твоей невестке сулил. Путёвку в Крым ей с моей подачи дали, между прочим. Просто за то, чтобы она спокойно на жопе сидела.

Лёша хмыкнул, покачал головой. Капли пота на его любу блеснули подобно камню на перстне.

— А она? — произнёс Лёша. — Она всё ещё суёт свой нос, куда её не просят. Вот так вот. Я с этим Фроловым, конечно, не сват и не брат. Но люди в Москве волнуются. Правда. Намекнули, что сами с ней разберутся… если у меня не получится. Так что не обессудь, Дмитрий Иванович. Выбора у меня не было. Ведь я же обещал. Слишком уж неугомонная жена у твоего брата.

Соколовский театрально вздохнул. Потряс сигаретой.

— Но теперь я понял, что поспешил, — заявил он. — Это хорошо, что Серый не справился с заказом. Правда. Не случилось непоправимое. Нужно было сразу посоветоваться с тобой. Прежде чем принимать кардинальные решения. В конце концов, она жена твоего брата. Жаль, что я сразу об этом не подумал. Тебя бы она послушала… послушает. Ведь так, Дмитрий Иванович?

Лёша заглянул мне в глаза. Он отмахнулся от колец дыма, зависших радом с его лицом.

— Дмитрий Иванович, — сказал Соколовский, — я хорошо заплачу за помощь. Достану для семьи твоего брата путёвки на конец августа в хороший сочинский санаторий. Организую для них внеочередные отпуска. Правда. С моими связями и влиянием в городе это будет несложно. Посоветуйтесь с братом. Озвучьте мне конечную сумму. Я не поскуплюсь. Ведь ты же меня знаешь…

— Сорок тысяч рублей, — сказал я.

— Сколько⁈

Лёша откинулся на спинку кресла, уронил на стол комок сигаретного пепла. Его удивление мне показалось наигранным. Я отметил, что Соколовский будто бы расслабился и даже слегка повеселел.

— Сорок тысяч рублей, — повторил я.

Лёша покачал головой, усмехнулся.

— Недёшево теперь следачки стоят, — сказал он. — Серый за свои услуги просил поменьше.

Соколовский развёл руками и заявил:

— Я не стану торговаться. Из уважения к тебе, Дмитрий Иванович. К тому же, мы с тобой не на рынке. Мы серьёзные деловые люди. Да и эта следачка… почти что твоя родственница. Поэтому ты назначаешь цену. Сорок, так сорок. Спорить не буду. Цена вопроса немалая, честно тебе скажу. Но и сам вопрос, согласись, непростой.

Я постучал рукоятью пистолета по спинке стула и заявил:

— Деньги сейчас.

— Разумеется!

Лёша поспешно затушил в пепельнице сигарету, отмахнулся от повисшего над столом дыма — тот будто бы по команде Соколовского сместился в сторону и подобно облаку поплыл по воздуху к окну. Лёша выдвинул ящик стола, взял из него большой ключ. Тут же соскочил с кресла и присел на корточки. Я обогнул стол, всё ещё держал Лёшу на мушке пистолета. Увидел, как Соколовский открыл ключом металлическую дверцу встроенного в стол сейфа. Скрипнули петли.

Соколовский нарочито медленно вынул из сейфа четыре пачки новеньких сторублёвых банкнот, перетянутых разноцветными тонкими резинками. Лёша складывал пачки на столешницу, одну за другой. Он то и дело посматривал через правое плечо на меня. Соколовский уложил на стол четвёртую пачку, на мгновение будто бы завис. Я предположил, что Лёша задумался над тем, куда подевался ещё днём лежавший в сейфе пистолет (тот самый ПМ, который я сейчас держал в руке).

Секунд десять я смотрел на замершего у приоткрытого сейфа Лёшу Соколовского. Держал большой палец на флажке предохранителя. Видел, как Лёша будто бы с неохотой запер сейф и оставил ключ в замочной скважине. Соколовский снова уселся в кресло, взглядом подсчитал лежавшие на столешнице пачки денег. Потёр пальцем камень на перстне. Лёша неторопливо и будто нехотя сложил пачки в две одинаковые кучки, сдвинул их к краю стола в мою сторону.

Соколовский поднял на меня глаза и сообщил:

— Здесь ровно сорок тысяч. Как ты и просил.

Лёша надул щёки и шумно выдохнул.

Из пепельницы взлетели и закружили в воздухе чешуйки пепла.

— Дмитрий Иванович, — сказал Лёша, — мы ведь с тобой договорились? Правда? Я выполнил твои условия? Дмитрий Иванович, пойми: я пообещал очень серьёзным людям, что улажу это дело. Любым способом. А я всегда выполняю обещания. Так всегда было. Так всегда будет. Ты гарантируешь, что следачка теперь забудет о деле Фролова?

Соколовский посмотрел на меня, будто начальник на подчинённого: требовательно, едва ли не грозно.

— Гарантирую, Алексей Михайлович, — ответил я. — Она не вспомнит. Не сомневайся.

Я опустил пистолет, дулом ПМ прикоснулся к столешнице рядом с двумя кучками сторублёвых банкнот.

— Алексей Михайлович, ещё мне нужен адрес Виктора Фролова, — сказал я. — Сейчас.

Постучал пистолетом по столу.

Лёша поправил на руке перстень. Взглянул на меня. Хмыкнул.

— Ну… можно и так, — сказал он. — Почему бы и нет.

Соколовский тряхнул головой и сообщил:

— Фролов живёт на моей улице. Там, ближе к мосту. В доме своего дяди. В двадцать девятом… кажется. Там двухэтажный дом, синий деревянный забор и большая шелковица у ворот. Около входа в сам дом посажена пальма. Ты увидишь её с улицы. Не ошибёшься. Виктор Семёнович сейчас проживает один. Но в доме два больших пса. Осторожно с ними.

Лёша взял в руку красно-белую пачку «Marlboro», вынул из неё сигарету.

Я кивнул и сказал:

— Алексей Михайлович, мне тоже нужны гарантии.

Соколовский с показным удивлением развёл руками — в ярком свете ламп сверкнули позолоченный браслет и камень на перстне.

— Гарантии чего? — спросил Лёша.

— Того, что информация о нашем с тобой разговоре не выйдет за пределы этого кабинета, — ответил я. — Не хочу, чтобы о ней узнал мой младший брат. Или твои московские друзья.

— Моего честного слова тебе не достаточно? — спросил Соколовский.

— Мне нужно нечто материальное.

Соколовский пожал плечами. Повертел между пальцами сигарету.

— Какими ты видишь эти гарантии? — спросил он.

— Написанными на бумаге.

Лёша пожевал нижнюю губу и ответил:

— Ладно.

Он вынул из ящика лист белой бумаги, положил его перед собой. Сменил в правой руке сигарету на шариковую ручку. Поднял на меня глаза — я прочёл в его взгляде вопрос.

— Диктуй, — произнёс Соколовский.

— Я, Алексей Михайлович Соколовский, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, действуя добровольно…

Лёша усмехнулся, но не прервал процесс письма.

— … Заявляю, что это я