Богоборец - Матвей Геннадьевич Курилкин

ты сдерживаешься немного, ведёшь себя чуть неестественно, невольно отслеживаешь реакции собеседника, чтобы лучше его понять. Всё бы ничего, но я всё время сбивался на то, что вижу перед собой Керу. Это выбивало из колеи. А вот Ева, кажется, таких сложностей не испытывала.

— Мне нравится это место, — рассказывала девушка. — Оно очень похоже на сон. Здесь слишком легко забыть, что ты собираешься делать, забыть прошлое, да и саму себя. У меня так было в первое время после того, как моя старшая пришла ко мне и спасла. Я видела сны. Поэтому сейчас мне здесь легко. Главное — помнить, для чего мы здесь. И кто мы. Диего, старайся всё время вспоминать, для чего мы сюда пришли. Тогда мы быстро найдём тех, кто нам нужен.

Видеть девушку настолько разговорчивой было непривычно. В наши прежние, редкие встречи, она не стремилась к общению, пугалась, а сейчас… «Да ведь она до сих пор думает, что во сне! — сообразил я. — Может, рассудком понимает, что это не совсем сон, но подсознательно ведёт себя так же». Пытаться убедить, что это не сон, а вполне себе реальность, я не стал. Во-первых, откуда мне знать, что здесь всё по-настоящему реально? Во-вторых, мне нравилась уверенность Евы. Что-то мне подсказывало, что одного желания недостаточно, чтобы дойти до цели. Нужно ещё знать, что ты можешь дойти. Я вот, не был в этом убеждён.

— Веди, — улыбнулся я. — Думаю, у тебя лучше получится.

Ева весело кивнула и зашагала вперёд, как будто так и нужно. Я почти не удивился, когда всего через несколько минут ландшафт стал меняться. Где-то вдалеке появились горы. Ещё несколько секунд назад их не было, а теперь вот появились, и выглядели совершенно органично. Как будто всегда там были. Самое паршивое, мне приходилось прилагать усилия, чтобы помнить ту пустую бесплодную равнину, по которой мы столько времени брели с Керой. Не знаю, почему, но мне это казалось важным.

С появлением какого-никакого рельефа стало намного проще. Уже не нужно было заставлять себя говорить и помнить о том, куда и зачем мы идём. Да и пейзаж продолжал меняться — теперь довольно быстро. Горы обрастали деталями. Появились снежные шапки, какая-то растительность. Одно плохо — всё одного и того же, красноватого цвета, только оттенки отличаются.

— Почему здесь всё такое однотонное?

— Потому что на самом деле здесь ничего этого нет, — это, кажется, Кера ненадолго «выглянула», чтобы мне ответить. Всё, что ты видишь — это прах, который принимает какие-то формы лишь волей тех, кто здесь коротает свою вечность. Но и они однажды распадутся на этот прах — такова участь любого, кто сюда попал. И мы тоже однажды превратимся в красный прах, в ничто…

Кажется, на неё Тартар действительно влияет намного сильнее, чем на нас с Евой. Нет, я тоже чувствовал какую-то странную меланхолию, но пока вполне мог ей не поддаваться, особенно, если сознательно гнать от себя мысли о бренности всего сущего.

— Мы выберемся отсюда, и уничтожим всех чистых. Ты ещё очень долго будешь приносить беду всем, кто окружает тебя. Взбодрись, Кера! Когда я тебя обманывал?

— Ты прав, патрон. Но я снова уступаю Еве. Мне слишком тошно здесь. Когда я главная, он забирает мои силы гораздо быстрее.

— Вот и не высовывайся пока, — проворчал я. — Сами справимся. Обошёлся бы и без знания, из чего здесь всё состоит.

— Ей просто обидно, что она так слаба здесь, — объяснила Ева.

— Глупости, — отмахнулся я. — Со всеми бывает. Тем более, если я правильно понял, это место специально предназначено для того, чтобы подавлять богов — чему удивляться?

Мы, конечно же, не останавливались во время разговора. Очень скоро нам стали попадаться первые местные жители. Сначала мы услышали звон из какой-то пещеры в глубине горы, к которой подошли. Прерывистый, и неровных. Поскольку чётких планов у нас не было, решили зайти, полюбопытствовать.

В пещере оказалась кузница — ожидаемо. Могучий, мускулистый мужчина с протезом вместо ноги, что-то ковал здоровенной кувалдой. Такую я бы и не поднял никогда. В горне жарко горел огонь… хотя нет. Вовсе не жарко. Заготовка, которую бог достал из печи, оставалась холодной. Когда он ударил по ней несколько раз, рассыпалась всё в тот же красноватый пепел. Причём не только заготовка — наковальня тоже превратилась в горку трухи, а вслед за ней и молот. Бога это не расстроило — он методично принялся вылепливать молот заново. Завораживающее зрелище. Из рыжего пепла вдруг появляется мощный стальной боёк, потом деревянная, чёрная от долгого использования рукоять.

— Вот ты какой, загробный мир богов! — прошептала Ева, глядя, кузнец вновь укладывает в горн полосу металла, который он только что сам вылепил из того же праха.

На наше появление кузнец никак не отреагировал. По-моему, даже не увидел — лицо оставалось спокойным и отрешённым. Я видел такое у Керы, когда мы только спустились сюда. Беспокоить бога было страшновато. Просто потому, что он был вдвое выше меня и явно не совсем адекватен. А ещё — мой манн тут, кажется, не работал. По крайней мере я не чувствовал возможности его применить.

— Эй, Гефест, — позвал я. Услышав имя мужчина вздрогнул и повернулся ко мне. — Или ты предпочитаешь зваться Вулкан? Тебе не надоело здесь? В верхнем мире ещё остались те, кто тебя помнит. И им сейчас очень паршиво под пятой чистого бога.

— Старые имена, — медленно, будто нехотя ответил бог. — Они больше не принадлежат мне. Я должен закончить работу.

Он повернулся и продолжил лепить наковальню, больше не обращая внимания на мои вопросы. Даже когда я подошёл и пнул его в ногу, разозлившись, он просто отмахнулся, как от назойливой шавки. И отлетел я точно так же, как та шавка, с силой впечатавшись в скальную стену. Пожалуй, если бы эта стена подо мной не превратилась в тот же пепел, мог бы и кости поломать, а так ничего. Только обидно.

— Здесь мы, пожалуй, не договоримся, — констатировал я, отряхиваясь. Бог уже снова сосредоточился на своей бессмысленной работе.

— У тебя вообще нет уважения к высшим! — констатировала Ева. Или, скорее, это Кера на секунду проявилась, не удержалась, чтобы не попенять мне на отсутствие вежливости.

— Не люблю тех, кто легко сдаётся, — пожал я плечами. — За что его уважать?

Вопрос, видимо, посчитали риторическим. Впрочем, мне действительно неинтересно было, что об этом думают мои спутницы — я больше переживал о том, что это путешествие всё больше и больше выглядело бессмысленным. Мы провели в Тартаре неизвестно сколько времени, но по моим ощущениям — очень долго. Я изо всех сил гнал от себя мысли, что мы можем опоздать. И при этом, когда