Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

Когда она вышла в морозную ночь, мужчина, рубивший дрова, на миг замер и сказал, не оборачиваясь:

– А вчера не пришла.

– Как ты узнал, что это я? – удивилась Клёна.

– Так по шагам. – Он повернулся. – Ты ступаешь легко, как летишь.

Она улыбнулась.

– Получается поленницу складывать?

Дровяник заметно подрос, но был по-прежнему неровный и нескладный.

– Получается, – ответил Лют, поднимая со снега нарубленные поленца. – Зря ты вчера побоялась прийти.

– Я не побоялась! – тут же обиделась Клёна.

– Да? – искренне удивился собеседник. – А что же не пришла?

Она растерялась. Что ему сказать? Что захотела характер показать? Что загрустила? Что на весь мир обижалась?

– Я… не смогла.

– Жаль, – ответил он. – Вчера были такие звёзды… Я хотел показать тебе лисицу. А сегодня вон облака опять.

– Какую лисицу? – не поняла Клёна, помогая ему собирать разлетевшиеся по всему двору поленья.

– Которая на небе. Ты ведь звёзды видала?

Девушка укладывала дровяник, укрепляя по тем сторонам, где дрова были сложены неровно и криво.

– Видала. А при чём тут лисица?

Мужчина усмехнулся.

– Завтра придёшь, покажу. Завтра будет ясная ночь. Иль опять забоишься?

Клёна заносчиво вздёрнула подбородок.

– Чего это мне бояться?

Лют пожал плечами.

– Вот и я думаю, чего? А ты боишься. Или погоди… – Он на миг застыл, а потом расплылся в улыбке. – Даты не меня боишься. Ты темноты боишься, верно?

И рассмеялся.

А Клёна покраснела, словно её уличили в каком-то непотребстве.

– Все темноты боятся! – рассердилась она. – И нет в этом ничего смешного.

– Да как же нет… – Он забрал у неё тяжёлую охапку поленьев, – …ежели есть. Ты ведь в Цитадели.

Клёна поджала губы.

– Зря я пришла.

– Я тебя опять обидел? – удивился Лют. – Извини.

Он сказал это так легко и искренне, что досаду с девушки словно ветром унесло. И то верно. Что на него сердиться? Прав ведь.

– Почему ты работаешь ночами? – спросила она, уводя разговор в другую сторону.

– Днём народу много. А ночью тихо. Красиво. Ночью много интересного можно увидать и услыхать.

Клёна уныло усмехнулась.

– Ты сегодня совсем грустная, – сказал Лют, усаживаясь на чурбак для колки дров. – Что случилось? Обидели?

Девушка вздохнула и сказала правду. Лют не красовался, не пытался понравиться, говорил просто и искренне, не то что иные парни. И этим был неуловимо похож на Фебра.

– Не обидели. Мы нынче с подружками на суженого гадали. Нитки жгли и на тень глядели.

– Плохое привиделось? – с пониманием спросил собеседник.

Клёна кивнула, а он сызнова беспечно пожал плечами.

– Нашла из-за чего горевать. Из-за сгоревших ниток.

– Там волчья морда была, – попыталась объяснить Клёна свой испуг. – Зубищи как ножи. И щерилась страшно.

Лют покачал головой, словно сокрушаясь о том, какие все девки трусихи.

– Ну, ежели тебе волк не по сердцу, так и не ходи за него замуж, – просто заключил он. – Силком-то ведь никто не отдаст.

Отчего-то от его слов Клёне сделалось спокойнее. И правда, чего она так встревожилась? Вообще, рядом с Лютом всё становилось не таким страшным, как казалось. Будто тьма ночная отступала.

– А что ты всё лоб трёшь? – вдруг спросил собеседник. – Надысь тёрла. И ныне. Болит, что ли?

Она кивнула.

– Болит. Я головой ударилась сильно.

– Где же тебя так угораздило? Упала?

Девушка вздохнула.

– И упала, и ударили… Когда на деревню оборотни напали, на меня волк кинулся. Хорошо, псица наперерез ему метнулась, она и спасла.

Мужчина смотрел внимательно. Потом поднялся, похромал к куче чурбаков, взял один и сказал совсем пригорюнившейся Клёне:

– Поди, волку-то тому тоже досталось.

Об этом девушка не думала. А ведь оборотню, который на неё кинулся, взаправду перепало от Юрсы.

– Ступай, – негромко сказал Лют, заметив, как она, сама того не замечая, постукивает ногой об ногу, стоя в снегу. – У меня ещё работы много. А ты зябнешь. Нет, погоди.

Он нагнулся, пошарил рукой возле поленницы и протянул Клёне охапку лучин.

– На вот, держи. Я нарочно тебе наколол. А завтра приходи. Лисицу покажу.

Он не просил, не предлагал. Сказал, и всё. Не было в его голосе ни намёка, ни обещания. Поэтому Клёна забрала лучины и ответила:

– Приду.

Глава 10

Бьерга крутила в руках погасшую трубку. Впервые в жизни острая на язык обережница не знала, что сказать. Радовало одно: вместе с ней не знали, что сказать, и остальные креффы колдунов. Сидели, глядели остановившимися взглядами на огонь, горящий в очаге, и молчали.

Тамир устроился в стороне от наставника, уронив взгляд под ноги. Парня было жаль, потому что нынче он более всего походил на виноватого первогодка, готовящегося отведать кнута. Бьерга в очередной раз подивилась, как удаётся Донатосу так пестовать своих подлетков, что они сперва ненавидят его люто, а потом, как отца родного, почитают. Вон и Тамир не знает, куда деться от стыда, что доверил главе то, чего не доверил креффу.

Клесх ходил по покою туда-сюда, угрюмо хмурясь. Нэд, мрачный как туча, сидел за столом и постукивал пальцами по скоблёным доскам.

Да уж. Задал молодой глава задачу так задал.

– Ну что молчите? – спросил он наконец. – Я не колдун. Мне предложить нечего. Жду, когда вы слово молвите, а уж чуть не треть оборота – тишина. Донатос?

Наузник очнулся от размышлений, прожёг взглядом сидящего поодаль Тамира и ответил:

– Что сказать-то? Вот что? Любую навь упокоить надобно. Это тебе всяк скажет, не только я. Но как упокоить того, чьих костей днём с огнём не сыскать, а? Я не чудодей. Чего ты ждёшь?

Клесх нахмурился.

– Я жду решения. Иль ты не понял, что у нас с одной стороны обережник, ходящих породивший, навью бесприютной по болотам бродит, с другой – ещё один осенённый да неупокоенный мужик мается, а посередь – Серый со своей озверевшей стаей? Что делать с Серым, я знаю: убить да шкуру содрать, чтоб на ворота Цитадели прибить заместо украшения. А вот что делать с двумя другими, хочу от вас услышать. И услышу! Бьерга, может, хоть ты слово обронишь?

Колдунья задумчиво потёрла переносицу.

– Донатос прав: нам прежде не доводилось иметь дела со столь древней навью. Как таких упокоевать, лишь Хранители ведают. А поперёд всего их ещё сыскать надобно. Ну, положим, этого… как его… Волынца Тамир во Встрешниковых Хлябях видел. Так ведь и видел всего ничего, а потом стервец тот исчез, и