Объект «Фенрир» - Максим Анатольевич Макаренков

в сердцах он обозвал ее. Михеев даже слушать не стал, сказав, что Банев закоснел и утратил связь с практикой оперативной работы. Банев попытался было взвиться, однако обычно молчаливый земледел коротко и веско сказал: «Идешь на день, запасись на неделю», – и в утробу «Меконга» полился поток необходимых компонентов для изготовления всего, что может потребоваться, и самого оборудования, включая запасную линию формовки. Увидев запрос на нее, Банев только взялся руками за лысую голову и пробормотал: «Я знал, на что шел». Михеев же сочувственно похлопал его по плечу.

Наконец, подготовка была закончена. Михеев потребовал общего сбора и, когда все расселись, занял место перед столом с проекционной системой. Кейко показалось, что перед ней возник древний тяжелый танк. Оживший и даже пытающийся быть дружелюбным, но танк. Тяжелый.

– Скажи джинну, чтоб мне откликался, – попросил танк Банева.

Начальник службы отдал приказ, и Михеев положил на стол прозрачную пластину инфокристалла. Пластина, видимо, была запрограммирована на автоматическое воспроизведение – в воздухе сразу же повисли пять подписанных голопортретов.

– Итак, вот вам вся пятерка. – Михеев взял лежавшее на столе стило, показал на изображения. – Коротко о каждом. Для начала – трое ученых. Все трое ксенопсихологи, причем не кабинетные. Алексей Комнин – специалист по гуманоидным культурам младшего цикла, участник программы «Скрытый контакт», параллельно изучал влияние машинных технологий на социум периода Первого Исхода. Интересно и, по идее, перспективно.

У Комнина было вытянутое сухое лицо с резкими чертами, нос с хорошо заметной горбинкой, темные волосы. Стрижка короткая, очень простая. На Кейко он произвел впечатление закрытого, безгранично преданного любимому делу человека, о чем она не преминула сказать. Михеев отметил ее реплику коротким одобрительным кивком и продолжил:

– Николай Федоров – профессор Московского университета Старой Земли, специалист по метацивилизациям, то есть Старшим сущностям, участник трех попыток контакта, проходил курс глубокой наладки личности…

– Это что же такое с ним случилось? – удивился Стас.

Михеев вывел несколько строк справочного текста.

– Ах, вот оно что, участник «контакта Апокалипсиса». Ничего удивительного. Горячий сторонник идей школы «русского неокосмизма», – он хмыкнул, – и «взрывного прогресса». Интересные ребята, попортившие немало крови Научному совету и службе безопасности. Тоже, знаете ли, по всем параметрам подходит.

Лицо у Федорова было открытым, простоватым, и выглядел он молодым и несерьезным на первый взгляд, что и подметила Кейко.

– Теперь третий. Олаф Сигурдссон, специализация «туннельщики» и другие древние роевые цивилизации, их миграции и взаимодействие с традиционными обществами. Участвовал в миссиях «Магма» и «Пылающий остров».

– А вот он дипломат, – всмотрелась в лицо Сигурдссона Кейко, – тоже, как и Комнин, закрытый, но в отличие от него изображает душу компании. Не потому что скрывает что-то, а считает, что людям так с ним легче.

Лицо у специалиста по «туннельщикам» и правда было открытое, серые глаза смотрели прямо, в них виделся затаенный смех, он едва заметно улыбался. Действительно, душа компании.

– Всех троих, заметим, отличает определенная скрытность, а также радикальность научных взглядов и приверженность делу. Разумеется, ничего предосудительного в этом нет, наш Стас, к примеру, ряду этих параметров вполне отвечает.

Стас вскинулся было на диване, Михеев остановил его движением руки. Но еще до этого Кейко мягко положила свою ладонь ему на предплечье, и земледел, недовольно сопя, промолчал.

– Так вот, ничего предосудительного, но если бы я начинал поиски и отбирал бы для первой волны опросов, – интересно, почему Михеев не сказал «допросов», это же куда больше соответствует истине, – то искал бы именно таких.

«И допрашивая их, смотрел бы, нет ли в окружении специалистов такого же уровня, но куда более тихих», – добавил про себя Михеев, однако вслух ничего не сказал.

– Теперь о десантниках, то есть силовом обеспечении. Впрочем, все мы тут люди опытные и понимаем, что считать квалифицированного космодесантника, работающего в научной экспедиции, просто «мышцами» группы – непростительная глупость. Так? – Он обвел всех взглядом.

Впрочем, больше Михеев говорил для себя. Была у него такая манера, быстро ожившая, – он любил проверять свои выводы и логические цепочки, выступая перед небольшой аудиторией. Обязательно небольшой, критически настроенной, но доброжелательной.

– Итак, Сергей Бескровный, мастер-десантник, специализация – обеспечение физической безопасности при высадке в особо сложных условиях. То есть он специализируется как раз на безопасности бестолковых ученых, которые лезут очертя голову туда, куда лезть никак не следует. В двойке был вторым номером.

Спокойное лицо без ярких запоминающихся черт. Серо-голубые глаза. Пожалуй, единственное, что притягивает взгляд, и человек это знает.

– Он идеальный «второй номер», – говорит Кейко, – но не из-за безынициативности. У него очень сильно развито чувство опасности и инстинкт самосохранения. Поэтому в работе ему нужен ведущий, который будет здраво оценивать его ощущения. Как я понимаю, такой ведущий у него есть.

– В точку, – показал стилом Михеев, – Мирослав Цой. Старший мастер-десантник, специализация – обеспечение физической безопасности при высадке в особо сложных условиях. А также спасательные операции. Участвовал в эвакуации станции «Белое безмолвие», операции «Лиловый шар» и ряде других. Известен, как мастер нестандартных решений и выживания в условиях вынужденной автономности, включая нахождение в условиях среды повышенной агрессивности. Считался талисманом экспедиции. Бескровный работает с ним в паре уже десять с лишним лет, что говорит о многом.

Мирослав был полной противоположностью своего «второго номера». В его лицо хотелось всматриваться, пытаться понять, как же получилось, что в нем настолько гармонично сплелись славянские и азиатские черты: высокий лоб, черные как смоль волосы, подстриженные по моде космодесанта «ежиком», высокие скулы и румянец во всю щеку. Глаза непроницаемо-черные, до такой степени, что не видно зрачка. От этого складывалось очень странное впечатление – не сразу поймешь, куда он смотрит.

– Он лидер, – не раздумывая, говорит Кейко, – и не только в паре, но и во всей пятерке. Слушали именно его, хотя, конечно, действовали по плану, разработанному учеными. Но все, что касалось тактики, конкретного хода операции, решал он. Это очень сильный человек. Он эмпат. Я права? – спросила она Банева.

«Интересно, почему Банева, а не меня?» – подумал Михеев, глядя, как Банев молча кивает.

– Итак, вот она, наша пятерка. Разрабатываем сначала ее, дальше действуем по обстоятельствам. Но начнем мы не с них. И даже не с визита к руководителю экспедиции, если он понадобится.

Банев изобразил всем своим видом непонимание, и тогда Михеев вывел на экран еще один голопортрет.

– Я хочу проконсультироваться с ним. Знакомьтесь, если кто не знает, Петр Александрович Попов.

Михеев увеличил портрет. Петр Александрович был худ, костист, имел почти закрывающие глаза иссиня-черные, как у Цоя, волосы, обтянутые коричневой кожей скулы и худой острый нос, нависавший над верхней губой,