Масонская карта Поволжья - Юрий Николаевич Москаленко

проезжал, это означает, что других войск кроме нас поблизости нет, а для раненых в лесу лишняя минута ожидания может стоить им жизни.

Оставив свои повозки и гражданских в деревне под охраной двух солдат, мы на семи телегах, больше по-быстрому найти не удалось, с двумя десятками местных двинулись в обратный путь.

Собственно больше ничего интересного с нами в тот день не произошло. Ну, накормили нас, напоили бражкой, попарили в бане и оставили ночевать. Даже поручик после всего случившегося никуда не торопился.

Глава 7

Глава седьмая

План поручика провалился. Можно сказать, с треском, но правильно - с громом и молниями. Дождь начался ещё ночью, а под утро разразилась настоящая гроза. Ни о каком немедленном выдвижении речи уже не шло. Старинов нервно ходил по избе из угла в угол, Раков пытался утешить его народной приметой про то, что мелкий дождичек может и неделю к ряду моросить, а серьёзный, основательный ливень быстро пройдёт.

Но время шло, а серьёзный дождь становился всё основательней и основательней. Я размышлял над тем, как отговорить поручика выдвигаться в дорогу сразу по окончании ливня. Дороги никогда не были предметом особой гордости России, а уж после такого потопа отправляться в путь было чистым безумием. Дураков же на Родине хватало всегда. Лишь бы Старинов не входил в их число.

Но он вошёл в число упёртых баранов. Как только кончился дождь, мы начали готовиться в путь. Я по такому случаю стребовал с поручика вторую пару сапог, мотивируя тем, что по такой грязи та пара, которую он мне выделил в счёт карты, долго не проживёт. Сапоги нужного мне размера нашлись у старосты, но тот наотрез отказался мне их просто подарить, и это не смотря на то, что мы, по сути, спасли жизнь его племяннику. Но тут, конечно, как посмотреть: племянников у него семеро, а сапог только две пары. На всех не хватит, как не крути. Я бы на его месте тоже задумался.

Сошлись на том, что Старинов уплачивает ему за сапоги из причитающегося мне в дальнейшем гонорара, но не полтину, как просил тот, а двугривенный. На остальные тридцать копеек мне выдали хоть и поношенные, но крепкие штаны, такую же рубаху, комплект портянок и войлочный колпак. Вот именно в таком виде я покидал деревню, чавкая «новыми» сапогами по каше из размокшей глины, в которую превратилась дорога, ведущая нас к нашей цели. Только бы это свинство побыстрее закончилось.

Я бы не сказал, что все те восемь вёрст пути до следующего населённого пункта, которые мы преодолели к исходу дня, были настоящим адом, но два сломанных колеса – это всё же проблема. И проблему эту нам решали в течение всего следующего дня. Так что ничего мы не выиграли, отправившись в путь сразу после дождя. Это было настолько очевидно, что даже поручик пожалел о принятии столь опрометчивого решения.

За два дня и две ночи земля просохла, больше дождей не было, и мы за два с половиной дня достигли конечной точки нашего маршрута. Это мы так думали. На самом деле здесь всё только начиналось: отсюда, из этой «конечной» точки нам предстояло пройти полторы сотни километров по полям, лесам, оврагам и прочему бездорожью. И ладно бы просто пройти, всё это великолепие предстояло наносить на карту. Нет, не так, нарисовать карту всего этого безобразия. Как можно более точную.

Непосредственно съёмкой занимались Старинов, Алёшка и я. Каждый использовал свой прибор и отрисовывал выделенный ему участок. Имущество экспедиции перемещалось вместе с нами на некотором отдалении. Кто-то из солдат готовил пищу, кто-то стоял в карауле, а кто-то участвовал в геодезических работах: мерил специальной цепью расстояние от точки до точки, помогал переставлять приборы или просто стоял, придерживая мерный шест. Гражданские тоже участвовали в общем деле, но их основной заботой были повозки.

Не сказать, чтоб дело прямо-таки спорилось, но продвигалось. К вечеру мы вернулись в деревню – в населённый пункт номер ноль, начало нашего маршрута. Поручик, подведя итоги первого дня, загрустил: получалось, если мы и дальше будем работать с такой скоростью, то быстрее чем за полгода никак не успеем. Кроме того вылезли серьёзные проблемы стыковки наших листов между собой – не сходились. Где-то чуть-чуть, а где-то совсем. Это означало, что почти всё придётся перемерять. Пришлось двинуть рацуху: поскольку точнейших измерений от нас, скорее всего никто не ждал, то я предложил делать всё более приближённо. Не совсем уж на глаз, конечно, но и сильно не напрягаться.

- Да нешто так можно?! – возмутился Алёшка, поручик был с ним солидарен.

Накануне я в Лёхином рюкзаке откопал дореволюционную карту Самарской Луки. Карта – это по нашим понятиям очень громко сказано, а вот по реалиям Стариновской экспедиции – серьёзный чертёж. Так вот эту карту я и предъявил в качестве доказательств своей правоты. То, что должно было явиться результатом работы нашей группы, по любому не предназначалось для точных инженерных расчётов. Двадцать вёрст на вершок – это как плюс-минус лапоть. Я бы вообще передрал бы всё с моей карты и не парился бы, но Старинов должен был предоставить листы мезульных ходов, то есть те самые листы, которые у нас сейчас не сходились.

- А кто проверять-то будет? – задал я господам офицерам вполне резонный, на мой взгляд, вопрос. – Или вы оба думаете, что они, ну, в смысле те, которые будут принимать работу, поедут смотреть на местность и перемерять?! Да при таком размахе вы версту потеряете, а её никто и не хватится. Забейте, парни! За-бей-те!

Пришлось объяснять значение слова «Забейте» в контексте создания карт. На руках имелась ещё одна проблема. Дело в том, что вычертить сами листы – это далеко не всё, к ним в изрядном количестве полагались расчёты с использованием разного рода синусов, значения которых до третьего порядка были аккуратно зафиксированы Стариновым.

Я уже прикидывал, не выложить ли мне перед коллегами очередного козыря в виде калькулятора. Телефон ведь всё равно рано или поздно разрядится, так чего добру пропадать, пусть послужит общему делу. Решил всё-таки погодить ещё денёк, за это время проблемка, глядишь, и вырастет в полный рост, а тут я с волшебным гаджетом.

Но моим планам не суждено было сбыться. Произошло то, на что я, ну, никак не мог