Закон кровососа - Дмитрий Олегович Силлов

два высотой, внутри которой размещалась система жизнеобеспечения – это даже я понял. Кишечник и желудок заменяли хитросплетения проводов и трубок, но вздувающиеся и опадающие легкие, а главное – бьющееся человеческое сердце не оставляли сомнений в том, что находится внутри колонны, заполненной доверху прозрачной жидкостью.

А венчал ее бюст в античном стиле – голова с обрубком шеи, стоящая на подставке.

И принадлежала эта голова профессору Кречетову.

Сперва я подумал, что это какая-то инсталляция – уж больно бюст своей бледностью напоминал мраморный. Но на шум он открыл глаза, и стало ясно: голова Кречетова вполне себе живая. Да и странно было бы, если б Захаров позволил ей умереть. Думаю, академик никогда не пресытится местью над учеником, по его мнению, предавшим его, и глумиться над профессором будет до последнего дыхания.

– Неужто сдох? – произнесла голова Кречетова, увидев бесчувственного Захарова у меня на лапах. – А я уж не надеялся.

– И не надейся, – буркнул я. – Жив пока что академик.

– «Пока что» значит, что не все потеряно, – сказала голова профессора. – Надеюсь, что все-таки этот кровосос окочурится. Снайпер, а как тебя-то угораздило превратиться в щупломордого?

– За щупломордого можно и в морду схлопотать, – рыкнул Хащщ.

– Сделай милость, ударь, может, я от этого наконец смогу подохнуть, – вздохнул Кречетов.

– Да погодите вы собачиться, – поморщился я. – Слышь, профессор, а как ты узнал, что я – это я?

– Элементарно, – фыркнул Кречетов. – В Зоне есть только один ненормальный, который при удобном случае не свернет шею Захарову, а притащит этого морального урода в его логово и начнет реанимировать. Ты ведь за этим его сюда приволок, верно?

– Угадал, – кивнул я.

– Ладно, чего уж тут, – с ноткой отчаяния в голосе вздохнул профессор, отчего его легкие за стеклом сократились особенно интенсивно. – Все-таки это мой учитель, хоть и порядочная сволочь. Вон слева от меня стоит автоклав, кладите его туда и крышку закройте. Там только одна кнопка в изголовье, не ошибетесь. Нажмите – и ждите. Это автоклав диагностики и интенсивной терапии, вернет Захарова к жизни за пять минут.

– Что-то ты больно добрый, – сказал я, подходя к стеклянному гробу, от которого подозрительно попахивало горелым. – Он исправен?

– Вполне, – отозвался Кречетов. – Клади, закрывай, нажимай, сам все увидишь.

Я все еще сомневался. Но, с другой стороны, как узнать, соврал профессор или нет? С виду автоклав и автоклав, в Зоне они порой встречаются и, насколько я знаю, используются для анабиоза либо для создания всяких монстров из биологических заготовок. Что мешало Захарову при таких исходных данных создать универсальную машину для лечения ряда заболеваний? Да, в принципе, ничего, учитывая его умственные способности и финансовые возможности.

– Может, пока не класть, а крышку закрыть и вхолостую нажать? – предложил Хащщ, видя мои сомнения. – Чисто проверить.

– Не сработает без тела, – сказала голова Кречетова. – Прибор не дурак и лечить воздух внутри себя не будет.

– Логично, – согласился я. – Ладно, попробуем.

Положил бесчувственного Захарова в автоклав, закрыл прозрачную крышку – но кнопку нажать не успел, только потянулся к ней…

– Стой! – раздался у меня за спиной звонкий голос.

Я обернулся.

Ага, чумазая, кто ж еще. Спустилась на лифте и давай орать, у меня аж ушные отверстия слегка заложило от ее визга. В руках у девицы была «смерть-лампа», излучатель «мусорщиков», превращающий любое живое существо в кучку пепла. По ходу, наверху она осталась не потому, что боялась перевеса в лифте. Просто знала, где лежит оружие, способное уничтожить двух взрослых ктулху.

– Опять ты, – скривилась голова Кречетова. – Я уж надеялся, что тебя снарки сожрали или ты в озере утонула. Но, видать, не судьба.

Но девица Кречетова не слушала. Напряженно смотрела на меня, направив раструб «смерть-лампы» мне в грудь.

– От утилизатора отойди.

– От чего? – не понял я.

– От автоклава, куда ты отца положил.

– Кого? – изумился я, но послушно сделал шаг назад.

– Захаров ее папаша, чтоб ты знал, – хмыкнула голова Кречетова. – У него за кордоном этот визгливый комок счастья учился в разных престижных институтах по всему миру. А батя бабки в Зоне зарабатывал, своей кровиночке учебу оплачивал. И вот она отучилась, приперлась сюда к папе, и теперь, когда Захаров наконец сдохнет, мы получим его юную копию, только женского пола.

– Это он тебя надоумил отца в утилизатор положить? – Девица кивнула на голову Кречетова.

– Ну… типа того, – проговорил я. – А это…

– Это портативный крематорий, – пояснила девица. – Любую плоть вместе со скелетом за счет преобразования аномального излучения мгновенно нагревает до двух тысяч градусов.

Она подошла, откинула крышку утилизатора, после чего, развернувшись, направила ствол «смерть-лампы» на голову Кречетова.

– Давно надо было это сделать, – проговорила она сквозь зубы.

– Ариадна, не надо… – раздался слабый голос из автоклава.

– Твою ж маму… – с досадой выдохнула девица по имени Ариадна. И, опустив излучатель, сказала: – Ненавижу это имя. Да, папа, конечно, папа. Пусть эта тварь и дальше живет своей полужизнью и продолжает паскудить.

– Да-да, пусть живет, – сказал Захаров, вылезая из утилизатора. – Это ж не жизнь, а страдание, которое есть расплата за его предательство. Так что пускай продолжает платить по счетам.

– Ариадна? – переспросил я.

– Предпочитаю, чтобы меня называли Ариной, – отрезала девушка. – Папа, когда подыскивал имя для меня, переборщил с древнегреческими мотивами. Получилось длинно и старомодно. Бесит.

– Вот уж не знал, что мои парни во время похода в Зону захватили самого Захарова с дочкой, – усмехнулся в щупальца Хащщ.

– А то бы что? – негромко поинтересовался я.

– А то бы я такой выкуп с них стряс, что можно было б еще одну небольшую вселенную себе купить. Как запасной вариант на случай, если он разнесет мою.

– Забей, – сказал я. – Ты б там спился со скуки, тем более что было чем.

– Не исключено, – вздохнул Хащщ. – Но ты ж сам понимаешь, каждому хочется свой домик, и чтоб никаких сволочей вокруг…

– Понимаю, – перебил его я. – Про тот домик каждый второй в Зоне говорит, типа, мечта такая. Но все равно весь хабар проедается, пропивается и проигрывается в барах. Потому что накопить и купить тот домик – это как предать мечту. Была она, и нету ее, а вместо нее крыша у домика протекает, мыши в подвале завелись, сосед утром траву стрижет бензокосилкой, а вечером во дворе музыку гоняет через концертные колонки. Вроде и не мутант, и не сволочь, при встрече улыбается, ладошку свою потную протягивает для рукопожатия, а убить его охота больше, чем любого местного снарка.

– Это точно, – вздохнул Хащщ. – У меня в бункере тоже проблем было до хренища, просто тебе рассказывать не хотел. А сейчас там больше нет ничего, значит, и говорить не о чем.

Пока мы