Шестая Эра. Поверхность - Андрей Арсланович Мансуров

отвлекли: он продолжал вести пальцем вниз по экрану, зачитывая уже только отдельные фразы формулировок из «истории прецедента»:

– «Забыла включить резервный…». «Перепутала полярность». «Не затянула надёжно гайкой гроверную шайбу…». «Проспала». Через минуту его прорвало:

– Слушай, …ерня какая-то получается. Как вы вообще Станцию не упороли полностью до сих пор?! У «непредвзятого» наблюдателя может сложиться мнение, что у вас там на должностях младшего, да и среднего техперсонала сидят сплошь – безответственные овцы, или круглые идиотки. Это что – и правда так? Или всё-таки – через одну?

Пенелопа надулась:

– Сам ты – идиот! Баран. Девочки и так из кожи вон лезут, чтоб всё там, на Станции, работало, и мы могли прожить ещё хотя бы сто лет… Они не виноваты, что технические дисциплины, и все эти чёртовы механизмы и приборы такие сложные. А Станция старенькая, и текущий ремонт требуется постоянно. Но все эти сложности и проблемы с оборудованием мы преодолеваем. Просто…

Просто навыки высококвалифицированного ремонтника, и так называемое «чутьё» к техническим дисциплинам и машинам даются нам не столь легко, как…

– Ну, договаривай. Не столь легко, как нам, мужчинам?

– Ага. Хи-итрый, да? Я скажу так, а ты скажешь: «Вот! Не надо было нас, умных и склонных как раз к технике, уничтожать, словно чумных псов»!

– А что – надо было?

– Надо! – в её голосе слышалась столь железобетонная уверенность, что у Роджера не осталось сомнений: девушке с детства промывали мозги! И промывали – на совесть.

А ещё ему стало кристально ясно, что никакого «спасения» не было. А был только коварный, и хорошо продуманный план. В главных целях которого он, конечно, пока уверен не был. Но догадаться особого труда не составляло. Он же – циник и прагматик.

Ладно. Он снова намотает это себе на ус, но пока ничего ей не скажет. Потому что сейчас куда важней то, что текущие цели и задачи у них пока вполне общие: посмотреть, как тут и что. И прикинуть, как бы выжить на планете-праматери.

Ну а сейчас можно смело оказавшиеся действительно неинтересными и бесполезными флэшки по «истории» отставить в сторону.

Ничего реально важного про «блеск и нищету» мужчин он так не узнает.

Он вытащил флэшки из другого кармана:

– Так. «Навигация». Может, ещё скажешь, что вы куда-то на Станции – слетали?

– Нет. Но орбиту постоянно корректируем.

– Понятненько… Как считаешь – стоит смотреть?

– Думаю, смысла нет. Станция-то – на месте.

Он хмыкнул снова. Сунул флэшку в карман. Вздохнул:

– Всё равно не понимаю.

– Чего же это?

– Как вы действительно – выжили. За триста-то лет… А чинить или даже заменять наверняка нужно было многое.

– Да, многое. Но тут у нас есть «секретное оружие» предтеч. Нам в наследие достался Главный Компьютер, у которого есть программа общей диагностики Станции. Он подключён ко всем внутренним датчикам и анализаторам. Вот он-то (Верней – она. Мы называем её – «Мать»!) и подсказывает нам, что нужно срочно заменить, а что – ещё подождёт. Обычно она оказывается права.

– Надо же. Удобно. И, конечно, её придумали и запустили вы, женщины?

Ответом ему было очередное возмущённое фырканье. Роджер резюмировал:

– Ладно, хватит копаться в документальных источниках, у нас снаружи – необследованная и вожделенная Терра Нова. Но вначале – поесть бы.

На этот раз она ничего не сказала. Но уж посмотрела.

На завтрак, который правильней было бы назвать всё-таки ужином, ничего нового Пенелопа выдумывать не стала:

– Ешь, что дают, и не выступай. Поймаешь и убьёшь какую съедобную дичь – я её, так и быть, приготовлю. А пока не поймал – жуй концентраты.

Роджер, собственно, так и делал, недоумевая, почему напарница всё ещё сердится. Вроде, он всё сделал, как надо, без надобности не рисковал, с тварями «разобрался»…

Чего – не так?!

Придётся спросить. Потому что если она слишком долго будет копить это в себе – хорошо оно не кончится. Он знал это не понаслышке – всё та же Натали… И Римма.

– Ничего я не сержусь. – на его прямой вопрос женщина возмущённо дёрнула плечом, показывая, что слова разительно расходятся с фактами. Потом, помолчав, смилостивилась, – Нет, сержусь. Ты обещал, что будешь моим мужем и защитником. А сам – что? Полез драться чуть не в рукопашную с гигантской ящерицей, да так, словно всю жизнь только этим и занимался, и она не тяжелей тебя в двадцать раз! А если бы ты погиб?!

– С чего бы это я погиб? – Роджер выразил недоумение традиционно: почесав в затылке, – Тварюга, конечно, была – ну, вернее – были! – здоровые. Но жутко глупые. С интеллектом вот именно – ящерицы. Ну, или курицы, с которыми они, если не ошибаюсь, в родстве.

– Да плевать мне на их интеллект, будь он неладен! И на родственников их! Я-то о тебе думала! А если б ты споткнулся? Или рядом не оказалось опоры?! Или… Ну, там, тварюг, скажем, оказалось бы больше?! Ты-то, ты-то сам – тоже вёл себя как безмозглая и наглая скотина: пинал их почём зря! Ногами! А у них – вон: зубы, когти!..

А если б тебя чем-нибудь достали?!

Роджер вздохнул. Он всё понял.

Напарница, как заправская жена (Уж у него-то имелся в этом плане опыт!) беспокоится на самом деле вовсе не о нём. А уже – о себе, о своей безопасности. И комфортном обустроенном существовании. Своём, и своих будущих детей. Ведь погибни Роджер, или стань нетрудоспособным в случае, например, банального перелома – и кто тогда будет кормить и защищать остальных членов семьи?!

Мышление рационалистки. Собственницы. Каковыми и являются все женщины.

С другой стороны – если уж слишком истово «беречься», так ему тогда и из бота лучше не выходить.

– Дорогая, прости. Согласен: я вёл себя излишне… Храбро. Можно даже сказать – вызывающе. Обещаю: впредь буду осмотрительней! Ящеров больше пинать не буду, и опору, за которую можно было бы в случае чего – спрятаться, всегда буду носить с собой. На все наши охоты и разведки.

Пенелопа почему-то долго молчала, а уж взглядом – словно пыталась прожечь в нём дырку. Затем смилостивилась:

– Ладно, твоя взяла. Ворчать больше не буду. Я не настолько дура, чтоб не понимать: рисковать нам так и так придётся, раз уж мы вынуждены жить здесь. И монстров тут наверняка встретим и пострашней. Но… Ты не мог бы разделываться с ними как-то…

– Понежней?

– Нет, балда ты такая! – его треснули, и отнюдь не шутливо, по затылку миниатюрной ладошкой, – Не нежней, а понадёжней! Уж так, чтоб мало