КОМ: Казачий Особый Механизированный - Ольга Войлошникова

** Сколько вас?

— Ту***, — он взглянул на жирного, из-под которого выкарабкивалась на удивление тихая девушка, — уан****…

*** два

**** один

— Вармашин из юрз?*

*Военная машина твоя?

— «Локуст»? Йес, оурз.**

** «Саранча»? Да моя.

— Живая? — я протянул руку девушке, не отводя взгляда от неудавшегося насильника.

— Яволь*, — пискнула та, запахнула платье и выскочила из сарая. Блин, хоть бы спасибо сказала.

*Так точно (нем.)

Перехватил поудобнее винтовку. Ну и чего с этим уродом делать? Нет, излишними сантиментами я вообще не страдал. Надо будет — я его на ремни порежу. А вот надо ли? Времени, чтоб определиться, не так уж много.

— Гоу-гоу*, — качнул винтовкой на выход.

*Иди-иди.

Он послушно поплелся на выход, но тут мелькнула тень, и англ завалился с торчащими из груди вилами. Блин, вот бешеная девка, пристрелить же мог! А она упала в ноги, мёртвой хваткой вцепилась в мои сапоги и что быстро-быстро забормотала по-немецки.

— Стоп-стоп-стоп. Вообще не ферштеен, — я поднял её.

Чего с молодой бабой делать на войне, я вообще не понимал. Нет, чего с бабой делать, я знал. Но не под пулями же! Тащить с собой? Как? На чём? О-о-о! На чём!!!

Во дворе стоял шагоход. В бивуачном положении и с открытой бронедверью кабины. С трудом оторвал от себя девку. Запрыгнул на торчащий назад сустав и подтянулся до кабины. Ну — тут, слава Богу, всё более-менее понятно. Люди-то одинаковы, две руки, две ноги. Разберусь. Так, как эта хрень заводится?

Пока я тыркался с кнопками, в люке показалась белобрысая голова. Да в рот мне ноги, второй раз чуть не прибил! Вот бедовая!

— Ты куда… ядрён корень!.. Куда лезешь?

А девка, не слушая меня, забралась в кабину шагохода, протиснулась в уголок за кресло пилота и притихла. Только зыркала на меня синими глазами и что-то тихонько бормотала. И чего с ней делать? Вытаскивать, так ещё укусит. Да и хрен с ней. Хочет сидеть — пусть сидит!

Наконец нашелся тумблер пуска двигателя. Для особо талантливых к технике — прямо перед носом. Переключил, внизу гулко загудело, и машина затряслась мелкой дрожью. Так, дальше что?

Захлопнул люк и толкнул от себя стопор. Земля в прорезях окошек резко ушла вниз, и шагоход слегка качнулся. В принципе, базовые знания по вождению подобных машин нам преподавали, но то были отечественные аппараты, да и устаревшие изрядно. А это — чистокровный англ, совсем новенький, я такую модель даже и не видел ещё. Покачал рычаги, машина шагнула вперед, потом назад.

Понятно.

Потом вправо-влево. С этим тоже разобрались.

Теперь надо решить, куды бечь? Что к своим, это понятно, но как?

Тут из-за спины показалась рука, и девка стала тыкать вправо, что-то лопоча по-немецки. Потом стала дергать за плечо. Туда, мол, рищт. И чего там такого особенного? Ладно, в принципе, почему нет? Качнул рычаги, и шагоход, рывком ускоряясь, понесся вправо. В окошках мелькали деревья, кусты, машина с треском ломилась сквозь них. Куда несёмся? Щас выбегу наступающей линии в тыл — вот счастье будет!

Показалась низинка. Я плавно остановил «Локуст». Хотя какой он теперь «локуст»? Будет по-нашенски — «Саранча», тем более, у него коленки назад, как у кузнечика. Остановился в кустах, на краю воды. А впереди болото. Такое, знаете, типичное: много воды, мох и чахлые березки. Вот я бы влетел туда…

Повертел башней, оглядываясь, а за правое плечо снова немка дергает. И рукой тыкает, погонщица, блин.

— Куда сейчас-то? Мокреть сплошная!

Деваха не унимается, лопочет на своём, пальцем тычет. Чего она там показать мне хочет?

Развернул машину. Прошел, хрустя кустами, вдоль болота. Опа! Похоже, брёвна старой гати. А на наших картах её не было, это я хорошо помню. Но вот выдержит ли старая дорога «Саранчу»? Это прям всем вопросам вопрос. Ну, с другой стороны, попробовать можно. А девка всё не унимается, трясёт плечо, на дорогу показывает.

— Да понял я, понял!

Шагоход, скрипя бревнами, осторожно шагнул на гать.

К СВОИМ!

Как я выходил к нашим, как матюками доказывал злой пехоте, что я не враг, а вахмистр отдельного Иркутского казачьего корпуса Коршунов, и что мне надо к своим — это отдельная песня. И как потом до хрипоты спорил, доказывая, что шагоход теперь — моя собственность, ибо что с бою взято, то свято. И не надо мне медали «за особые воинские заслуги», вы мне машину отдайте! Это штабным. И это уже со-овсем другая история.

А вот про то, как попал на заметку к полковому батюшке, рассказать стоит. Отец Илларий шибко серьёзен у нас. После кажного боевого задания расспросит: что да как, а уж ежли смерть вражья случилась — в обязательном и срочном порядке к нему на исповедь. Вот и тут, как увидел меня — сразу:

— Сын мой, вижу я, что у тебя есть настоятельная потребность со мной побеседовать.

Есть — так есть. Препираться, что ли? Я сперва думал, он из-за девчонки меня на заметку взял. Явился в большую палатку, заменяющую нам полковую церковь, и сразу говорю: так мол и так, бать, не было у меня с ней ничего.

А он рукой этак отмахнулся и спрашивает:

— Убивал?

— Было. Даже не знаю, как сказать: одного или двоих?

Запросил Илларий подробностей. Я, как есть, ему вывалил: одного — сам, штыком, второго — девка, вилами, воспрепятствовать не успел.

Задумался он, бороду аж в кулак зажал:

— А скажи-ка, сын мой, приходилось ли тебе ранее убивать?

Я чуть не засмеялся:

— А как же, батюшка! Многажды.

— Тогда скажи: отличались ли твои сегодняшние ощущения от прежних?

Вот тут мне не по себе стало. Это чего такое со мной сделалось?

— Отличались, — говорю. И про чувство странное, когда жирного заколол, рассказал.

Сидит батёк, испереживался весь, только что бороду не жуёт.

— А что такое, батюшка? — спрашиваю я опасливо. — Иль беда какая со мной приключилась?

— Так! Наклони голову! — батюшка накрыл мою буйну головушку епитрахилью* и прочитал разрешающую от грехов молитву. — Теперь садись на лавку к столику и жди!

*Длинная лента, огибающая шею

и обоими концами спускающаяся на грудь.

Часть священнического облачения,

обычно цветная.

Отец Илларий вышел куда-то, почти сразу вернулся и шлёпнул передо мной лист бумажный и ручку самописную: — Пиши, сын мой: «Обязуюсь никому ни при каких обстоятельствах