Боги, пиво и дурак. Том 7 - Ник Гернар

Нет никакого смысла в силе, если не знаешь, как ее применять.

— Верное замечание, — кивнул Нергал. — Но не забывай: возможности твоего источника и возможности твоего тела — это не одно и то же. Я дам тебе три дня на изучение силы и восстановление. А потом посмотрим. Если на ноги не встанешь — не обессудь. Придется звать на помощь твоего покровителя. Ну а пока как раз разберусь с заказами, которые ты мне нашаманил, хорошенько здесь все запечатаю и перенесу сюда отросток врат.

— Кстати, Аид ведь тоже обещал поставить свои печати, — вспомнил я. — Он забыл!

— Забыл? — криво усмехнулся Нергал. — Да нет. Просто поленился. Ну и ладно, неважно. Сейчас свои росчерки поставлю по углам, чтобы уж точно впредь обойтись без гостей. И знаешь… Пожалуй, все-таки стоило подождать до утра.

— Думаешь, это что-нибудь изменило бы?

— Я стал бы немного сильней, а Чернобог — немного слабей. Когда он появляется в той части света, где стоит день, его энергия уменьшается. А ночью, наоборот, увеличивается.

— Любопытно. Да, при таком раскладе, пожалуй, действительно стоило немного подождать. А то, честно говоря, я уже решил, что все. Крышка нам всем.

— А я решил, что это тебе крышка, когда вдруг ты заржал, как ненормальный, — покосился на меня Нергал. — Но, конечно, твой вопрос о жопотере… Откуда вообще в твоей голове берутся все эти дикие идеи?..

— Даже не знаю, — улыбнулся я. — Видимо, это моя суперспособность. Слушай, а я спросить хотел. Помнишь, вы с Аидом сказали, что я убил Эреба как древние. Древние — кто?.. И почему они умели убивать тех, кого считают бессмертными?

Глава 2

Кого боятся боги

Нергал добрую минуту смотрел на меня и, казалось, колебался, следует ли отвечать на мой вопрос.

— Раз уж это связано со мной, я должен знать, — настойчиво повторил я.

Нергал вздохнул. Кивнул, соглашаясь без видимой охоты. Оставив свои планы по расстановке печатей, он подошел ко мне ближе и присел на пол рядом. Вытащил из кармана сигару. Потом покосился на меня и спросил, как совсем недавно спрашивал я:

— Тебе прикурить?

— Если поможешь сесть.

Он кивнул. Подхватил мое безвольное тело и подтащил к ближайшему надгробию. Подложив под плечи свой плащ, расположил меня в устойчивом полусидячем положении и полез искать по карманам мой портсигар.

— Справа, — подсказал я.

Нергал нашел мои папиросы, закурил одну и вставил мне в рот.

— А из тебя неплохая сиделка, — съехидничал я, зажимая губами папиросу.

— Вот только наглеть не надо, — зыркнул он на меня и задымил своей сигарой. — Так вот… Раз уж ты просишь, я расскажу тебе о богоубийцах. Расскажу о прошлом, которое сам не успел застать, и настоящем, которое прямо сейчас происходит за пределами нашего мира. Но это первый и последний раз, когда мы обсуждаем эту тему. Аид прав — о том, что произошло с Эребом, ты не должен не то, что говорить, но по возможности даже думать за пределами этой комнаты. И я сейчас не шучу.

— Неужели бессмертные боги и правда так сильно чего-то боятся?..

— Боги боятся очень многого, Даня, — хмуро отозвался Нергал, усаживаясь поудобней. — Например, того, что про них забудут. Отлучения от Чаши и изгнания из Верхнего мира. Только об этом не принято говорить. Смертным полагается видеть сильных и счастливых богов, которым невозможно не завидовать. Все остальное — вне канона. А то, что вне канона, то одновременно и вне закона. Запрещено и как будто не существует. Но тот страх, о котором я тебе сейчас расскажу, наверное, самый древний из всех. Говорят, на заре миров существовали лишь хаос и гармония. Они не обладали разумом и являли собой чистую энергию. От их сочетания и были рождены первые протобоги. Ну а те в свою очередь положили начало вселенной. Вот только в противовес созидательной энергии зодчих в недрах хаоса начали зарождаться сгустки энергии разрушения. Но не бесстрастного, а голодного и яростного. Поначалу боги решили, что наблюдают стихийное рождение еще одного божества. Они даже пытались вступить с ним в диалог, но эта новая сущность то ли не способна на разумный контакт, то ли просто не желала его. Между тем сгустки росли и объединялись в огромные огненные цветы, угрожающе полыхавшие в темноте бездны на краю миров. Их нарекли «древними». И вот в один прекрасный день самый воинственный из протобогов решил их уничтожить. На всякий случай.

— И что это был за протобог? Сотот? — спросил я, стараясь не слишком шевелить истлевшей до половины папиросы.

Нергал отрицательно покачал головой.

— Нет. В легендах он остался Безымянным.

— Почему? — не понял я.

Нергал искоса взглянул на меня.

— Не понятно? Потому что бог проиграл. Он был поглощен огненным цветком. И тогда во вселенной родилась смерть. Как-то так. Дай, что ли, пепел тебе стряхну…

— И что с этими сгустками случилось потом?

— Их большая часть объединилась в одно вечно голодное чудовище. Оно требовало чистой энергии и крови. Поначалу боги приносили в жертву свою собственную кровь. Потом им это надоело, и они создали людей. Оказалось, что смертные обладают множеством полезных способностей. Они буквально из воздуха создают энергию, способную питать богов! Да и кровь у них такая же красная и горячая, как и у нас. Оставалось лишь придумать культ. Кровавого бога назвали Молохом, и в его честь по всем мирам были созданы гигантские жертвенники, где вместо обычного огня полыхала частичка вечно голодного древнего пламени. Человеческий род обязали приносить ему в жертву лучших воинов пораженных армий и всех первенцев — неважно, королей или рабов. Если подходящей жертвы не находилось, на алтарь проливали свою кровь жрецы. Не до смерти, конечно, но чтобы чаша всегда оставалась влажной от крови.

От отвращения у меня к горлу подкатил комок.

— Это все действительно было?.. Неужели никто не воспротивился новым порядкам?

Нергал пожал плечами.

— Не могу сказать точно. Может, кто-то и сопротивлялся. Я тогда был совсем юным, и дела смертных меня не очень-то волновали. Но зато я очень хорошо помню, как культ Молоха был уничтожен.

Знаешь, кто это сделал?

— Может, какой-нибудь Прометей? Или Иегова? — наобум предположил я.

Нергал с печалью в глазах усмехнулся.

— Нет, Даня. Это был смертный. Второй царь великого Урука по имени Арс. Правил он не по годам мудро, сражался храбро. А с богами вел себя дерзко — в первый же год своего царствования он приказал уничтожить все кровавые жертвенники, разделил город на двенадцать частей и каждую часть посвятил одному из молодых и бескровных богов места — наподобие твоего шамана. Себе в жены Арс взял синеглазую Гулу, пленную рабыню, принцессу чужого племени. Двор был недоволен, но Арсу было плевать — своим мечом он мог заставить кого угодно склонить колени перед новой царицей. Но потом он отправился в поход, а Гула родила первенца. Боги ликовали — наконец-то им предоставилась возможность напомнить дерзкому смертному свое место. Они низвергли слабых покровителей города, божков места, вернули прежние жертвенники и новорожденного принца сожгли в пламени Молоха прямо на глазах молодой матери. Так что, когда Арс вернулся домой, его там ждала лишь пустая колыбель и безумная женщина, отдаленно напоминавшая прежнюю Гулу. Тогда царь Урука сделал то, чего от него не ожидали ни люди, ни боги. Он вошел в святилище Молоха, которого до сих пор считали лишенной сознания стихией, и провел в молитве три дня. На исходе третьего дня он взял в руки меч, рассек себе грудь — и цветное пламя Молоха вдруг вошло в самую глубину его источника. Из опустевшего святилища Арс вернулся с ожогом в пол-лица, незаживающей раной и улыбкой, которую я никогда не забуду. Ты когда-нибудь слышал о таких богах, как Энко? Сатисс? Расам?

Я отрицательно покачал головой, с удовольствием отмечая, что могу это сделать.

— Никогда.

— И не мудрено, — с кривой ухмылкой проговорил Нергал, и в его голосе я услышал такую горечь, словно я вынудил его рассказать о чем-то очень личном и болезненном. — Все они явились в тот день в Урук, чтобы прочитать мятежному смертному царю нравоучение о послушании и милостиво позволить ему жить дальше при условии абсолютного признания их правоты и власти. И все трое были убиты Арсом на ступенях святилища Молоха. Потом он вошел во дворец и зарубил всех своих министров и жрецов. Никто не мог его остановить. Ведь древнее пламя, поселившееся