Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай

Кати на флешку и передать Вите. Да и плохо я шарил в этих бухгалтерских программах.

Я вышел в коридор и увидел, что дверь каморки осталась приоткрыта. Оттуда не доносилось ни звука. Странно. Обычно гремят ящиками, шуршат, ворчат, пока ищут. А тут тишина.

Я осторожно потянул дверь на себя. Тусклый свет коридорных ламп пролился в маленькое помещение, и я вздрогнул. Катя — это точно была она — лежала ниц. Стройные ножки в лаковых туфлях на шпильках торчали из-за передвижной тумбы.

— Катя! — шепотом позвал я. — Кать, ты в порядке?

Она не отвечала. Я медленно двинулся к ней, толком не чувствуя ног. Страшно, вмиг стало очень страшно. Неужели…

Я перегнулся через тележку с коробками и тихо охнул.

— Ешкин кот!

Большая рана на голове, много крови — весь ковролин пропитался. Нет, не могла она сама так упасть. Рядом валялся здоровенный дырокол со следами крови.

Спустя миг я заметил нечеткое движение откуда-то сбоку. Попытался обернуться, хотел вскинуть руки, но не успел. Что-то тяжелое ударило меня в висок. Сильно. Больно — словно звезда взорвалась у меня в голове.

«Во что же я влип?» — только и успел подумать я прежде, чем надо мной сомкнулась непроглядная темнота.

* * *

— Даже если ничего не выйдет, примите мою благодарность…

— За такое не благодарят, девочка моя. Никогда.

Голоса звучали совсем рядом и принадлежали женщинам. Один — дрожащий, словно дама едва сдерживала рыдания. Второй — старушечий, властный. Но оба были мне незнакомы.

Не похоже на галлюцинацию — все казалось слишком реальным, особенно боль во всем теле. Видимо, я начал приходить в сознание. Здорово же меня огрели. Не знаю, сколько я был в отключке, но явно прилично. Неужели люди Витька все же нашли меня и отправили в больницу?

— Витя… — не открывая глаз, шепнул я и поразился собственному голосу. У меня всегда был чуть хрипловатый баритон, но сейчас он звучал выше. — Где Виктор?

Женщины умолкли. Перед сомкнутыми веками пробежали тени — видимо, дамы подошли ко мне ближе. Открывать глаза совсем не хотелось. По телу разлилась адская боль. Ноги, руки, голова, даже поясница и ребра. Дышать тоже было тяжело.

Прохладная ладонь легла мне на лоб.

— Он заговорил… Заговорил! Володя, душа моя, ты меня слышишь?

Володя?

Какой к черту Володя?

Я осторожно приоткрыл один глаз и тут же снова зажмурился от непривычно яркого света. Вторая попытка была успешнее: я медленно разлепил веки и уставился на незнакомое женское лицо.

Дама улыбнулась. А хорошенькая… Лет сорока, но это были очень ухоженные и сочные сорок лет. Стройная, миловидная, в элегантной одежде. Светлые волосы обрамляли симпатичное лицо красивыми волнами, а покрасневшие от слез голубые глаза казались очень яркими.

Она снова улыбнулась.

— Володя, сынок…

Я закашлялся.

— Простите, — я с трудом выдавливал из себя слова. — Кажется, вы ошиблись. Я не Володя.

Дама обернулась куда-то в сторону.

— Ну конечно. Лекари же сказали, что с такими травмами возможно помутнение сознания… Ничего.

— Да кто вы вообще такая?! — не выдержав, рявкнул я и попытался привстать на локтях.

О, это я зря! Боль пронзила позвоночник так, что меня вмиг прошиб ледяной пот. Я заорал и тут же рухнул обратно на кровать.

— Лежи, лежи, Володенька, — женщина, что считала себя моей матерью, склонилась надо мной и поправила одеяло. — Позволь дару делать свою работу. Чем меньше двигаешься, тем быстрее все срастется.

Я продолжал непонимающе на нее таращиться, а заодно оглядел и помещение, в котором оказался.

Совсем не похоже на больничную палату. Скорее комната в дореволюционном доме. Немаленькая — метров семь на пять, разделенная деревянными перегородками на зоны. Я лежал на большой двуспальной кровати под балдахином. Из-за ширмы виднелся край письменного стола, ряды забитых книгами шкафов. Странная планировка. Да и потолки здесь были не меньше четырех метров. Здание должно было быть старым, но здесь даже побелка на потолке сияла новизной, а хрусталь на люстре искрился, словно его только что отмыли.

— Простите, уважаемая, — я снова приподнялся на локтях, стиснул зубы от боли и уставился на женщину. — Боюсь, произошла какая-то ошибка. Меня зовут Александр Дмитриевич Хрусталев. Двадцать семь лет, работаю курьером в…

За моей спиной каркающе рассмеялась старуха.

— А я предупреждала тебя, Настасья! — ее тон стал серьезным. — Нельзя заигрывать с Темными силами, а коль решила играть, так будь готова ко всему.

Старуха наконец-то показалась. Она медленно проплыла мимо моей кровати и встала так, чтобы я мог ее видеть. Женщина выглядела, мягко говоря, странно. Лет семидесяти, но молодилась. Одета она была во все черное — длинное закрытое платье, плащ до пят и странный головной убор, похожий на тюрбан. На шее висело несколько длинных цепочек с какими-то затейливыми подвесками, похожими на амулеты.

Издалека эта пожилая дама могла бы сойти за монахиню, но точно ею не являлась.

— Я Темная мать Друзилла, — представилась она со снисходительной ухмылкой. — Не узнаешь?

Я нервно проглотил слюну.

— Впервые вас вижу. Из чего делаю вывод, либо я сошел с ума, либо ловлю глюки на почве удара по голове. Как бы то ни было, картинка занимательная, но я бы все же предпочел проснуться.

— Ты и так проснулся, мальчик мой, — улыбка старухи скривилась еще сильнее. — Только если я верно понимаю, проснулся ты не там, где рассчитывал.

Я тряхнул головой, пытаясь заставить мозг соображать.

— Поясните. Пожалуйста.

Темная мать — или как она там себя называла — снова рассмеялась.

— Он попросил вежливо. Нет, Настасья, это теперь точно не совсем Володька!

Игнорируя предостережения «мамы», я сел на кровати и уставился на обеих женщин.

— Я знаю много вежливых слов, но чем дальше, тем сильнее мне хочется кричать матом, милые дамы. Вы меня очень обяжете, если нормально объясните, что здесь происходит.

Старуха откинула полу черного плаща и уселась прямо на краю моей кровати.

— Настасья Павловна, принеси зеркало, — велела она заплаканной женщине.

— Что.. Зачем?

— Неси зеркало, говорю!

«Мама» вздрогнула от резкого окрика и вышла за ширму.

Тем временем старуха протянула ко мне костлявую руку с накрашенными черным длинными ногтями. Я инстинктивно отстранился.

— Не бойся, — шепнула она. — Хочу кое-что проверить, пирожочек. Не будешь мне мешать — расскажу, что случилось.

— Хорошо, — хрипло отозвался я, но на всякий случай сжал кулаки под одеялом. Женщин бить негоже, но эта бабка была похожа на настоящую ведьму — ту самую, каких в сказках изображали. Черт знает, что она еще выкинет.

Ее прикосновение обожгло мой лоб. Я дернулся, но не отстранился, хотя боль была невыносимая. Старуха что-то прошептала, прикрыла сморщенные веки и что-то начертила пальцами у меня