Пустующий трон - Кен Лю

– Никогда не ел таких вкусных побегов бамбука! Маринад раскрывает вкус гор так же изящно, как Лурусен обслуживал правителей Кокру!

– Клянусь Близнецами, эта глина бесподобна…

– Погодите, это вы еще кабаньих шкварок не пробовали. Текстура великолепная: все равно что лизнуть переплет древней книги ано…

– Семенные коробочки хвостов дирана просто невероятны. От одного укуса перед глазами встает залитое лунным светом море, по берегу которого бродили госпожа Сузарэ и Джито Белые Рукава…

– Кто-нибудь пробовал исполнить музыку на сахарных струнах? Наклонитесь поближе, ударьте по ним палочкой и прислушайтесь. Только не бейте слишком сильно. Слышите?

– О да, слышу! А попробуйте постучать струнами по зубам! Бесподобная музыка отзовется прямо в ваших костях…

– А еще… а еще… Постучите струнами по разным зубам! Слышите, ноты отличаются! Уму непостижимо! Это блюдо весьма изобретательно передает чувственную красоту поэмы Сузарэ! Только взгляните, как уложен рис, – разве это не похоже на прекрасные изящные руки?

Лоло и Сэка стояли, разинув рты. Комментарии были излишни; судьи выполняли всю работу за них.

– Никак члены жюри устроили между собой состязание на самую нелепую и пафосную похвалу, – с отвращением прошептал Кинри.

Одуванчик решила промолчать. Видя, как сникли вдова Васу и Мати, она просто не могла ответить что-нибудь в духе «А ведь я же говорила!». Пока зрители пускали слюнки, глядя на прекрасное блюдо на экране, а судьи наперебой высказывали свое восхищение, Мати в самом прямом смысле слова пожухла у себя на кухне, как будто пытаясь скрыться прочь с глаз людских.

– Поверить не могу. Чтобы сахарные струны исполняли музыку, когда ими стучишь по зубам? Да быть такого не может, – бормотал Кинри.

– Твоя беда в том, что ты думаешь, будто взвешивать рыбу и пробовать ее – одно и то же, – ответила Одуванчик.

– Что ты имеешь в виду?

– Чтобы взвесить рыбу, нужны всего лишь надежные весы, но для вкуса справедливой меры нет. Чувствами управляют эмоции. Если ты кого-то любишь, то этот человек кажется тебе красивым; когда слышишь знакомую с детства песенку, тебе становится приятно; если запах или вкус напоминают о родном доме, то они трогают за душу.

– Но не может ведь комок глины и в самом деле быть вкусным…

– Почему? Как-то раз я разыграла отцовских друзей. Они пришли на званый ужин к импе… к нам домой, и отец собирался подать им особое пиво из росистого риса, выращенного на берегах водопадов Руфидзо в Фасе. Я украла кувшин – в первую очередь потому, что мой брат тоже хотел попробовать, – перелила дорогое угощение в другой сосуд, а вместо него налила обычного рисового пива из комнаты слуг. Слышал бы ты, как гости нахваливали это пиво: «Какое светлое!»; «Как согревает!»; «Что за вкус, недаром напиток сей ценится на вес золота!».

– Может, друзья твоего отца просто в пиве не разбираются.

– Вообще-то, многие из них считались знатоками и ценителями.

– То есть они лгали, чтобы польстить хозяину дома?

– Вовсе нет. Думаю, они действительно чувствовали разницу. Как я сказала, вкус и вес – разные вещи. Тут дело в ощущении, в памяти, в ассоциациях, которые пробуждают чувства. Еще до того, как ты попробуешь что-либо языком, твой разум уже приправляется ожиданиями.

– Значит, с судьями сейчас происходит именно это?

– Да. Если не знать, чем символично название блюда Модзо Му, и есть его с завязанными глазами, «Музыка рук» вряд ли покажется вкуснее пельменей Мати. Но высокая кухня опирается на иные принципы. В этом блюде все устроено так, чтобы услаждать разум. Еще до первой пробы твой разум зачарован красотой подачи и кропотливым трудом, вложенным в подготовку ингредиентов; он отзывается на романтическую историю госпожи Сузарэ и ее возлюбленной, видя в этом блюде многослойную изысканность, культуру и историю.

– Но это же все… мнимые удовольствия. Ненастоящие.

– Как это ненастоящие? Несмотря на то что у меня дома готовят любые мыслимые блюда, я никогда не пробовала ничего вкуснее свежих семян лотоса с озера Тутутика, потому что в детстве меня возила туда старшая сестра, и теперь я всякий раз вспоминаю о ней, когда ем лотос. Кинри, услада разума идет от любви – к сестре, родителям, друзьям, родине, литературе, самой красоте. В ту поездку я встретила на озере Тутутика одну замечательную женщину, которая меня этому научила. Благодаря любви мы способны пробовать рыбу, а не только взвешивать ее. Поэтому, чтобы усладить разум, лучше всего рассказать историю о любви. В этом суть любого великого искусства, включая кулинарию.

Когда Лоло и Сэка вышли к зрителям, чтобы огласить результат поединка закусок, в исходе мало кто сомневался.

– Финальный счет… одиннадцать-один в пользу «Сокровищницы»!

Вдова Васу встретила вердикт с каменным лицом, поджав губы. А Тифан Хуто вовсю ликовал: кажется, если бы владелец «Сокровищницы» улыбнулся еще чуть шире, у него отвалилась бы верхняя половина головы.

Мати благодарно посмотрела на юного Пимиэ, отдавшего единственный голос за «Великолепную вазу», и мальчик с воодушевляющей улыбкой кивнул ей в ответ.

Зрители аплодировали решению судей. Модзо Му гордо, как победивший в сражении генерал, вернулась на кухню. Мати, напротив, тихо спустилась со сцены, пряча лицо от зрителей. Многие решили, что бедняжка, стыдясь результата, решила побыть одна, чтобы собраться с силами, и жалели ее.

Лодан обняла Мати, и они о чем-то зашептались. Затем Лодан хлопнула ее по спине. Мати вскарабкалась в первый крытый фургон, где прятались Кинри и Одуванчик. Они неловко умолкли, не зная, как утешить повариху.

К их удивлению, Мати вовсе не выглядела побежденной. Казалось, с ее плеч упал тяжкий груз.

– Если будем и дальше делать по-моему, нас разнесут в пух и прах. Давайте теперь попробуем по-вашему, – заявила она.

– Уверена? – спросил Кинри, не желая уязвить гордость собеседницы.

Мати решительно кивнула:

– Порой нужно придерживаться того, что хорошо знаешь, а порой – отринуть все и начать заново. Если при помощи моего метода победу не завоевать, придется научиться чему-то новому.

Глава 38

Покорность

Тем временем в Крифи

Танванаки смотрела на коленопреклоненного Ноду Ми.

– Ты уверен?

– Абсолютно. – Нода Ми коснулся лбом земли. – Через два месяца, еще до нового урожая, на Дасу закончатся запасы продовольствия. Деревни снабжались за счет запасов из Дайе.

– Можешь идти, – сказала пэкьу.

– Благодарю, вотан. – Министр не сразу поднял голову, прежде чем встать.

Не разгибаясь, он отошел от Танванаки, пока не оказался у выхода из Большого шатра. И только тогда он развернулся и скрылся снаружи.

Этнические чистки фактически парализовали местный чиновничий аппарат. К настоящему моменту министры Укьу-Тааса, набранные из числа